Имя Фотиса (Фотия) Кондоглу (1897-1965) мало известно в России. Между тем, во многом именно благодаря этому человеку православная иконопись и храмовое строительство вернулись к своим каноническим образцам.
Литератор, иконописец, этнограф и издатель Фотис Ко́ндоглуродился в 1897 году в Малой Азии. Он пять лет жил и учился в Европе (Испании и Франции), где прославился за свой уникальный талант живописца и опубликовал свои первые литературные труды.
В 1822 году Кондоглу вернулся в Грецию и обосновался в Афинах. Повальное увлечение Западом и отсутствие духовных интересов в среде афинской интеллигенции поразили Фотиса. Надрывным исканиям коллег он противопоставил христианское мировоззрение. Защита, сохранение и распространение православной и народной традиции становятся смыслом его жизни. Кондоглу не просто художник и литератор, но и полемист, борец и миссионер. Причем просветительскую деятельность он сочетает с личным аскетическим подвигом, на практике воплощая проповедуемые им идеалы.
В живописи Кондоглу был приверженцем византийской традиции. Он не только вернул ее в православные храмы, но и решал в подобной технике произведения казалось бы далеких от нее жанров – портрета, пейзажа, натюрморта.
Кисти Кондоглу принадлежат фрески, мозаики и иконы многих православных храмов Греции. Он работал реставратором в Афинском музее византийского искусства, в обителях Святой Горы Афон, Коптском музее в Каире.
По общему признанию, Кондоглу один из наиболее выдающихся иконописцев нового времени. Его художественное наследие огромно по своим объемам и уникально по красоте и таланту. Кондоглу продолжает традицию поздневизантийской живописи, но не является простым имитатором, его творения отличает неповторимая узнаваемая авторская манера.
Не менее известен Кондоглу и как литератор — в 1964 году было опубликовано его двадцатитомное собрание сочинений. Он использовал свежий народный язык, обогащая его элементами местных диалектов. Произведения писателя отличала высокая художественность и глубокое знание жизни.
Кондоглу был пламенным сторонником изучения народных обычаев и духовности. Никто другой так не способствовал активизации этнографических исследований.
В 1952 году Кондоглу совместно с Василием Мустакисом начал публиковать журнал «Кивотос» (Ковчег). Это издание было задумано авторами как ответ на протестантизированную проповедь греческих внецерковных организаций[1] . Журнал выходил недолго, но сыграл очень важную роль в ниспровержении пиетизма и морализаторства протестанствующих обществ.
Разнообразная деятельность Фотиса Кондоглу стала этапной в истории Эллады и послужила катализатором обращения греческой научной и академической общественности, а впоследствии и общества в целом к традиции во всех ее формах. В храмы благодаря Кондоглу вернулась традиционная православная иконопись, а византийское пение вытеснило западный партес.
Кондоглу удалось воспитать значительное число учеников, которые после смерти своего наставника продолжили начатое им дело. Одним из его соратников был в частности музыковед Симон Каррас, пробудивший у современников интерес к изучению византийской музыкальной церковной и светской традиции. Подругой Кондоглу была Ангелики Хадзимихали, начавшая первые серьезные исследования по изучению греческого народно-прикладного искусства. Дело реабилитации византийского искусства и возвращения его в православные храмы продолжили также связанные с Кондоглу иконописцы и живописцы Спирос Папалукас, Спирос Василиу, Раллис Копсидис, Петрос Вамбулис, Яннис Терзис, Динос Ксинопулос и Никос Эггонопулос.
Во многом благодаря деятельности Кондоглу и его ученников произошел поворот к традиционному православному церковному искусству и пению в странах Балканского региона.
Опосредованное влияние оказала деятельность Кондоглу и на жизнь Русской Православной Церкви. Если до революции 1917 года большинство храмов расписывалось в западной манере, сегодня много иконописцев работают в рамках Православного Предания, стараясь избегать неканоничных заимствований и новаторских решений.
Афанасий Зоитакис
Фотий Кондоглу «Священные изображения и песнопения»[2]
Православные церковные искусства – это искусства богословские. И произведения, которые ими рождаются, отображают собой слово Божие.
Эти искусства выражают таинственную сущность нашей религии и обращены к нашим чувствам. Гимнография и музыка – к слуху, архитектура, иконопись и другие искусства, создающие церковную утварь, облачения и т. д. Обращаются к зрению. Третье чувство – обоняние – возвышает и освящает каждение фимиама. Четвертое и пятое чувства, именно вкус и осязание, как более материальные, остаются за дверями этого духовного пира.
Архангел Гавриил (1952 год)
Два наиболее благородных чувства – зрение и слух. Главным образом они питаются духовными изображениями и песнопениями и ими же освящаются. Итак, произведения церковных искусств, как было сказано выше, отображают в себе слово Божие. То, что видит и слышит в храме молящийся человек, вызывает в его уме и сердце таинственные религиозные образы. Всё видимое в храме имеет такую форму, которая возносит человека в таинственный мир духовной радости и блаженства: само здание храма, святые иконы, иконостас, сень, литийница, священный потир, лампады, паникадила, амвон, иерейские облачения, переплёты богослужебных книг, купель, архиерейское место и даже стасидии – своей смиренной аскетической формой.
То же происходит и со звуками, которые человек слышит в храме: песнопения, где соединены воедино слово и музыка, молитвы умилительно произносимые, возгласы и священная проповедь. Однако проповедь не должна иметь мирской характер, не должна быть пустым, отталкивающим людей красноречием, «набожным пустословием», по словам одного архиерея. Она, насколько возможно, должна приближаться к литургически гармоничному слову, потому что только в этом случае она будет уместна и не будет нарушать гармонии песнопений и службы в целом. Все слова, написанные святыми отцами, литургически гармоничны, поэтому святоотеческая проповедь – прекрасное дополнение литургии, чего нельзя сказать о большинстве произносимых сегодня с амвона речей, которые разрушают гармонию службы, обрывая и охлаждая духовное пламенение, умилительное состояние, вызываемое в людях священными изображениями и песнопениями. Ведь большинство произносимых современными проповедниками слов есть не что иное, как самое прозаичное, скучное и бессмысленное бормотание, «благочестивое (а может, и нечестивое) пустословие».
Церковные искусства по своей природе богослужебные, литургические, духовные, возвышающие, а не мирские, то есть не материальные, чувственные и тщеславные, цель которых – услаждение чувств. Древние греки говорили: «Искусство есть наслаждение», поэтому их религия была просто «красивой ложью». По-настоящему духовный элемент был чужд древнему миру.
Великомученица Екатерина (1935 год)
Все православные церковные искусства (то есть искусства Единой Святой Соборной Апостольской, не подверженной изменениям Церкви) выражают одни и те же духовные истины – различными средствами каждое. Так, например, произведения иконописи выражают таинственными образами и цветом абсолютно те же духовные понятия, которые выражает таинственными гласами музыка или священным слогом богослужебные тексты.
Всё это есть только в Православной Церкви. У протестантов церковных искусств просто не существует, а в папской церкви они искажены, и из церковных превратились в светские и мирские. Протестантизм захотел упразднить чувства, уничтожив то, что к чувствам обращено, но тем самым он обнажил религию, лишив её литургического покрова богослужения и обряда, превратив её в некую неопределённую и бездушную вещь, в какой-то мутный теизм. В то время как Православие сохранило в обряде то, что получило от древней Церкви, которая стремилась не к упразднению чувств (поскольку мы живём в материальном мире и имеем тело, это бессмысленно[3]), но к их освящению посредством церковных искусств, что делает самичувства органами общения верующего человека с Царствием Божиим. Через церковные искусства мы ощущаем это Царство, «яко в зерцале».
Папская церковь допустила искажение церковных искусств (и обряда в целом, превратив его в некое театральное представление), принеся их в жертву своим мирским интересам. Похоже, что Церковь, имея авторитет в среде своих сторонников и приверженцев, на самом деле руководствуется настроениями собственной паствы, которая навязывает ей свои искажённые представления об обряде. В этом состоит причина тех извращений, которые претерпели церковные искусства на Западе. Начался этот процесс шестьсот-семьсот лет назад и достиг апогея в эпоху итальянского Возрождения, охватив весь остальной Запад. Мирской дух с его свободной импровизацией подменил дух богослужебный и литургический. Искусства в папской римо-католической церкви постепенно лишились своего литургического характера, превратившись в светские, то есть материальные. На Западе нет больше иконописи – есть только живопись (то есть искусство, воспроизводящее определённый сюжет, как, например, так называемая историческая живопись). Нет псалмопения, но есть музыка – творение мирских композиторов. Если, как было сказано выше, церковные искусства призваны к тому, чтобы отражать в себе слово Божие, вызывать в душах верующих умиление, а не плотское услаждение и желание, то можно представить, что за умиление испытывает человек, молящийся перед иконами, на которых изображён плотской образ. Например, мадонны, написанные с продажных натурщиц, лицемерных женщин, любовниц развращённых живописцев, писавших свои работы под песни и истерические крики бродячих комедиантов. Если это молитва, то молитвой можно назвать и то, что совершают перед своими идолами, сделанными в виде голых черных женщин, дикие африканские племена, пляшущие, словно бесноватые, под звуки тамтама. «Рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от Духа дух есть».
Итак, только в Православной Церкви даже до сегодняшнего дня существуют церковные искусства, ведущие духовное созидание «во освящение чувств». Но это непонятно ни большинству наших клириков, ни богословам, задача которых в том, чтобы довести до сознания всех православных людей эту мысль, подспудно живущую в их сердцах, как священный залог, сохранившийся до настоящего времени благодаря православной традиции, но постепенно исчезающий под ударами глупых демагогических слов полуобразованных проповедников, вопящих с амвона о необходимости церковного «обновления». Получается, обновление состоит в том, чтобы украсить себя взятыми с Запада фальшивыми бусами, сбросив с себя украшенное настоящими алмазами и жемчугом драгоценное ожерелье иконописи и таинственной музыки.
Запад – это место утилитарного духа, поэтому там так развита наука. Но для веры глупо ждать света с той стороны, где солнце заходит. Солнце встаёт на Востоке, и духовное Солнце, Господь наш Иисус Христос, «соделав Себя примером для нас», пришёл с Востока, то есть оттуда, где мы с вами живём. Через святой убрус, подаренный Авгарю-царю, через песнопения, которые во время Тайной Вечери Господь воспел вместе с учениками, Он преподал нам образ церковных искусств. Будем же хранить неискажёнными эти безупречные первообразы.
Фотис Кондоглу