Где-то на дорогах Африки…

Пресс-служба ПСТГУ

Братья-близнецы Сергей и Александр Синельники — заслуженные путешественники России. Они объездили буквально весь мир, совершив в 2004 году кругосветное путешествие на мотоциклах «Урал» по шести континентам. Мы застали братьев в Москве после пересечения по бездорожью на отечественных мотоциклах трех пустынь – Ливийской, Нубийской и Сирийской (в рамках проекта «Семь пустынь мира») – и перед тем, как они отправятся воевать с Индийским океаном на хрупкой гребной лодке.

Мы задали Сергею и Александру несколько вопросов о том, как в их жизни вера сочетается с такой экзотической профессией.

Зов сердца

 — Ваши путешествия не связаны с научными исследованиями. Какие цели вы преследуете? Вы что-то пытаетесь себе доказать?

Сергей: Наши походы не связаны с научными исследованиями. Конечно, кое-какие исследования были, но не очень серьезные.

Александр: Научные работы мы проводили в Австралийских пустынях по поручению проф. Дм. Тимофеева: замеряли количество травы на каждый квадратный метр. Это было очень интересно, хотя заданию мы уделяли очень мало времени, потому что спешили. Все-таки первой у нас была спортивная задача – пересечь пустыню в короткий срок, уложиться. Тем не менее, хоть какую-то пользу науке принесли, небольшую, но пользу.

— А вторая часть вопроса – вы что-то хотите доказать себе в путешествиях?

Сергей: Отчасти. Просто это зов сердца, это как пить и есть, не подлежит никакому анализу. Это призвание. Я думаю, каждому человеку нужно познавать мир, это одна из главных задач человека вообще: смотреть и любоваться, жить в этом мире, стремиться познать окружающее целиком, а не только на каком-то отрезке нашей будничной жизни.

Наша цель – это постижение Бога, приближение к Нему. Иногда мне задают вопрос: «Что ты ищешь?», отвечаю: «Бога ищу». — «А разве ты не нашел Бога?» Люди говорят: «Ты ведь в храм ходишь, ты же православный, значит, Бога нашел». А я, может, не совсем такой смысл вижу в этих словах.

Александр: Мне иногда трудно сосредоточиться на молитве в храме. А где-то в океане, в пустыне молитва более горячая, более осмысленная, чем дома возле иконы или в церкви. Ведь океан – это тоже храм Божий. Также и пустыня, степь, лес. Все-таки там видишь лик Господа. Поэтому мы может быть и стремимся туда, где явно ощущаем присутствие Божие. Бывали такие моменты, во всяком случае.

Сергей: Нельзя так вот взять и прийти к вере. Это очень сложно. Допустим, мы в 17 лет ни с того ни с сего пошли с братом и крестились. Не просто так, конечно. После советского времени, когда по сути нас учили, что Бога нет, — нам с братом попадается Евангелие. Мы прочитали, и почему-то на нас это произвело очень сильное впечатление. Через некоторое время решили, что надо стремиться жить по заповедям Божиим. Но нам было всего по 17 лет. Известный же факт, как человеку трудно устоять в вере. И мы потом отошли от веры, да и некому было наставить. Наши сверстники были людьми других ценностей. Бабушки, родители были неверующие. Сначала мы старались сами – молились, когда вечером приходили домой, но это быстро прошло. Конечно же, в 18-19 лет мы особенно не закрепились в Церкви — один раз причастились и все. А потом как-то так приходили помолиться. Мы еще были далеки от понимания, что такое служба, литургия. Казалось, пришел в храм, постоял какое-то время, ушел и уже достаточно. На самом деле это не так. Нужно участвовать в литургической жизни Церкви, в таинствах, чтобы изливалась на человека благодать.

Серьезно мы стали приходить к вере в четырехмесячном плавании вокруг Европы в 2002 году, пять лет назад. В море я стал искренно молиться Богу, чего уже давно не было. И тогда, после этого плавания, я вернулся и понял, что во мне что-то перегорело, изменился взгляд на жизнь. Все-таки очень трудно было – шторма, сложности. Может быть, еще одиночество наше – мы подолгу бывали один на один с собой на вахте, было о чем подумать.

Александр: Нельзя опять же не вспомнить избитую фразу: кто в море не ходил, тот Богу не молился. Не могу не привести эти слова, потому что это действительно так. В море в штормовую погоду человек задумывается о Создателе, он ощущает себя песчинкой в этой стихии, таким беззащитным, таким слабым, чего нет, когда мы находимся на берегу. Здесь нам кажется, что все незыблемо, что смерть где-то далеко. Все предсказуемо, все рассчитано: утро, день, вечер – завтрак, обед и ужин, у вас будет сон, который никто не потревожит. Так вроде все размерено. А там все очень шатко, и вообще вся наша жизнь очень шаткая. Придет большая волна, накроет – и нет нас. Поэтому покаянное состояние постоянно присутствует, когда мы в океане.

Уроки дороги

Сергей: Как можно на это ответить однозначно? Я, наверное, слишком много на себя возьму, если скажу, что я воцерковленный христианин. Это сильные слова, и мне кажется, ни один христианин не может так сказать. Я, к своему стыду, могу признаться, что иногда опоздываю на службу, литургическую жизнь знаю плохо. Что греха таить – это очень сложно. Нас с детства взращивали совсем на других традициях, нас оторвали от обычаев отцов и предков. И теперь нам приходится собирать все по крупицам и возвращаться к истокам. Мы, как ветки дерева, болеем, чахнем. Только надеемся, уповаем на милость Божию, чтобы нам не зачахнуть, не высохнуть, соков набраться. Я только одно понимаю: в этом бушующем фальшивом мире только на корабле, который называется Церковь Христова, можно спастись. Если мы будем хорошенько держатся за фальшбот, за канаты, чтобы не вылететь за борт, тогда спасемся. А там уже не мне решать, на сколько я стал церковным человеком.

Александр: Я, может, не до конца понимаю это слово – воцерковленность. Просто мы чувствуем свои немощи и то, что мы все несчастные дети этого постсоветского времени.

Сергей: Мне как-то батюшка, отец Илья, говорит: «Может ты, Сергей, на клирос к нам придешь?» А для меня это вообще как темный лес. Я хочу сказать, что очень плохо знаком с литургической жизнью. У нас на третьем курсе миссионерского факультета Свято-Тихоновского университет идет литургика, а я практически ничего не знаю. Прихожу, конечно, на службы, но не могу многого понять, особенно часы.

— Часто бывает так, что человек, приходя к вере, полностью переосмысливает свою жизнь, начинает чувствовать пустоту, суетность того, чем он занимается. Не было ли такого с вами?

Александр: Лично у меня такого не было. Мне кажется то, что мы делаем, — это нормально, никак не противоречит вере.

Сергей: Иногда, конечно, посещают такие мысли, что в принципе все бессмысленно, что все в один момент превратится в пыль и вообще ничего не останется. Но мы не создаем заводов, корпораций, — у нас ничего нет. Мы просто ищем себя.

А что касается суетности, я, во всяком случае, понимаю, что если не буду идти этим путем, путем путешественника, то могу совсем потеряться в этом мире. Я уже свою дорогу знаю. Здесь, в городе, я бы не оценил свою родину, обычаи своего народа, своих родителей так, как оценил их в море. Я не любил бы так жену и детей и не хранил бы верность своей семье, если бы не прошел через многие трудности там, в пути. Дорога меня многому научила. Во всяком случае, я пока не вижу знака от Господа, чтобы Он велел уйти с этой дороги. И главное, прожить эту жизнь так, чтобы не для нас было это все, не для тщеславия, а для славы Божией. Это, конечно, сложно, но надо стремиться к этому – принести всю свою деятельность, всю свою энергию силу во славу Божию.

Профессия — путешественник

— Вы каждый день рискуете жизнью во время путешествий. Как вы относитесь к риску? Где граница между риском и самоубийством?

Александр: Путешественник не будет допускать глупых ситуаций, в которых человек может погибнуть. Самоубийца – это разочаровавшийся в жизни человек, психически неустойчивый. К нам это точно не относится.

Сергей: Почему нас называют экстремалами? Профессиональный путешественник, наоборот, все предусмотрит и организует так, чтобы риск был сведен к минимуму. Это и есть профессионализм. Мы не экстремалы. Известный полярник Владимир Семенович Чуков говорил, что экстрим это одно, а профессиональные путешествия – совсем другое. Мы сейчас уходим в океан, но все-таки думаем о том, как нам в случае опасности спасти свою жизнь. Нельзя относиться к жизни легкомысленно. Господь дал нам жизнь, чтобы мы ее берегли.

Александр: Конечно, риск должен быть оправданным.

— А когда он становится оправданным? Где проходит граница между активацией адреналина в крови и смыслом?

Сергей: Я могу однозначно сказать, мы не ищем адреналина. Мы открываем для себя мир, мы хотим идти по Земле и познавать себя в этом мире.

Мы родились в степях Казахстана и с восьми лет стали уходить в поля, в леса. Родители, слава Богу, нас отпускали; мы и шалаши строили, и бродили по степям. Кто-то по дворам бегал, там свой адреналин получал, а мы просто шли, чтобы быть ближе к природе. Если человек не будет близок к природе, он погибнет. Господь Иисус Христос тоже молился на природе, Он меньше времени в храме проводил. Может быть, я ошибаюсь, но мне так кажется после прочтения Нового Завета.

«Что есть истина?»

Сергей: Приведу пример. Почему я поступил в Свято-Тихоновский университет на миссионерский факультет? Где-то там, на дорогах Африки, в пустыне Сахара, я понял, что наш народ и я в частности, растворюсь, погибну, если не вернусь к традициям своих отцов, их обычаям. Это самое главное. Почему-то мне это стало ясно именно там. После африканского этапа я понял, что надо идти учиться. И задался вопросом, где я буду постигать обычаи и традиции своих отцов.

Язычники нам одно говорят, давайте туда, в древность возвращаться, там мудрость предков. Я очень серьезно думал. Это истина? Нет, конечно. То, что нам навязывают все эти книжки — доблесть предков, такая красивая дохристианская Русь — на самом деле все это иллюзия. А мы видели, как живут масаи в Кении или Танзании. Почему-то я тогда мысленно унесся в дохристианскую Русь. Увидев всю эту грязь, понял, насколько в нашей истории все было не так хорошо, как нам описывают некоторые книжечки.

Я понял, что надо идти учиться, узнавать наши традиции, православные. Хорошо, а где искать традиции? Сейчас в современном мире есть очень похожие места – везде машины, везде костюмчики одинаковые. Мир тяготеет к цивилизации. Если я схожу в исторический клуб, к реконструкторам, к язычникам, которые погружаются в глубокую древность, поеду на различные исторические фестивали – там я не увижу глубокого почитания традиции. Там пытаются воссоздают какие-то элементы, островки. Но это все не то. А если мы войдем в храм и представим себя на машине времени, переместимся на 500 лет назад, храм окажется таким же, может быть, с небольшими изменениями. И 1000 лет назад он тот же. Вот она где – традиция! Вот где предание!

У нас много друзей разных: кто-то язычник, кто-то атеист, кто-то пытается Бога искать в душе. Но я смотрю, как они ищут Бога и как живут, — у них много проблем. Только вчера мы встречались с другом-язычником: он живет в Новороссийске, байкер, хороший парень, гостеприимный. Но у него какие-то трудности в семье. Мы говорим: «С Божией помощью». И все. А он серьезно задумался. Такой сильный мужчина, а в семье проблемы. Потому что пока человек не станет жить по заповедям Божиим, по-христиански, — ничего хорошего не будет, ни дома, нигде.

У нас в Казахстане есть один батюшка, я с ним делился своими переживаниями, мыслями, и он мне тоже много рассказывал. От него я узнал о Православном Свято-Тихоновском университете. Запомнил, набрал в Интернете, посмотрел на сайте, на кого можно учиться. То был в поиске – куда идти, а тут определился – понял, что сюда. Без молитвы не обходится. Я думаю, Бог направляет. Когда человек у Бога спрашивает, Господь показывает, куда идти.

Я не миссионер, я только учусь

Сергей: Я ставлю себе задачу быть миссионером не в других странах, а здесь, близко. Я приезжаю на дачу к родителям, а у меня отец — бывший коммунист, мама – непонятно, мол, Бог в душе. О какой Эфиопии можно говорить? У нас люди вокруг неверующие. Я хочу сказать, что не имею дерзости быть миссионером. Мне самому надо сначала утвердиться, пока учусь, самому укрепиться в вере. Вообще мне кажется, человек делами должен доказывать свою веру. Когда товарищи увидят, что какая бы трудная ситуация ни была, а мы сдерживаемся, будем где-то любовь свою проявлять — вот это и есть миссия. Если мы будем искренно жить, тогда людям не надо будет наших слов. Они просто начнут задумываться о православии. Еще нельзя забывать силу молитвы, силу Божию нельзя забывать. Когда человек попадает в какую-то сложную ситуацию, нужно надеяться не на свои мускулы, не еще на кого-то — нужно помолиться прежде всего Господу, правильно? Неужели не поможет, если нужно будет? Нас в пути много раз спасал Господь, давал нам силы, отводил от нас злых людей, в трудных ситуациях мы выживали. Не остается молитва без ответа.

Беседовала Анна Головизнина/ Пресс-служба ПСТГУ