Но утро неожиданно все перечеркнуло.
«А то взорвемся!»
Елена Кучеренко
У нас в доме перестал гореть газ. То есть сам газ шел, а огонь не загорался. Хорошо, я вовремя заметила, что с отоплением что-то не так. А то надышались бы. Ужаса добавила еще и инструкция, которую меня заставили прослушать по телефону: «Может быть утечка! До приезда ремонтников газ перекрыть, помещение проветрить, не дышать, свет и воду не включать, спичками, зажигалками не пользоваться, а то… Когда приедут — не знаю!»
К тому же муж со свекровью и старшими детьми оставались на несколько дней в Москве, они планировали приехать позже, когда у девчонок начнутся каникулы. Так что для меня, с моим патологическим неумением самостоятельно решать бытовые проблемы, это была вообще катастрофа. В общем, вместо праздничной службы разбиралась со службой аварийной.
Но в итоге брутальные деревенские газовики все быстро починили, рассказав мне параллельно, что они думают о «косорукости москвичей», и уехали. Ну а мы с Машей все равно отправились в Оптину. Не на литургию, но хоть просто побыть в нашем месте силы. К тому же погода правда была волшебная.
«Атакуют демоны»
Мы бродили с Машей по монастырю, любовались осенью, такой тихой и умиротворяющей, гладили котов. Зашли к старцам, к новомученикам, на могилу к нашему любимому иеродиакону Илиодору. Пообщались со знакомцами, которых у нас в Оптиной уже достаточно… А потом отправились в трапезную, за нашими любимыми оптинскими рыбными пельменями. Какое же паломничество без трапезной.
Все это время я внутренне немного сокрушалась: вот идут люди, счастливые, причастились, наверное. На службе помолились. А у нас этот газ дурацкий. Как специально. Атакуют демоны. Не дают жить нормальной духовной жизнью…
В трапезной народу было не битком, будний день все же, но столики были все заняты. В итоге нам приветливо помахал какой-то дядечка. Он сидел один. Ну мы к нему и пристроились.
Слово за слово, разговорились. Мужчина познакомился с Машей, угостил ее конфетой. Правда, у нас таких же и так были полные карманы, с могилки отца Илиодора. Но дочка радостно приняла гостинец. Конфет много не бывает… Новый знакомый рассказал, что сам с Сахалина, рос в верующей семье, хотя время было советское. Что приехал, как и я, на эту неделю Оптинских праздников… Ну и так далее. Очень я люблю эти случайные беседы в трапезной.
Интересная девушка
В какой-то момент в трапезную зашла очень интересная девушка. «Интересная» в том смысле, что кого-кого, а ее в монастырской трапезной точно быть было не должно. Не то чтобы она была голой или с вырезом до пупа, но такая… Легкомысленная, со всеми вытекающими. То ли дело я в моем длинном платье.
Хотя я знаю, что в трапезную иногда и заезжают совершенно светские люди, просто недорого поесть, но, видимо, взгляд все же выдал мое недоумение. Да и старушки за соседним столом удивленно закряхтели.
— Ну в храмы и монастыри разные люди могут зайти, — тихо произнес мужчина. — Главное, чтобы ей никто ничего плохого не сказал. Мы же не знаем, что у нее на сердце.
— Да я и не собиралась, — начала смущенно оправдываться я.
А девушка тем временем взяла себе что-то перекусить, быстро поела под перекрестными взглядами чинно трапезничающих и ушла. В монастырь или куда еще, я не знаю…
Фото: shutterstock.com
— Я чего переживал, — заговорил мужчина. — У нас в храме, там, где я живу, давно еще история одна была. Хотите, расскажу?
Как вы понимаете, я очень хотела. И когда он закончил, я уже благодарила Бога за то, что Он устроил неприятность с газом, задержав меня дома и позволив таким образом оказаться за одним столом с моим бесценным собеседником.
«Про нее у нас многие знали»
— Та девушка, конечно, была другая. Не такая, как эта, — начал мужчина свой рассказ. — Эта просто… Ну накрашена немного вызывающе, одета ярко. Вкус такой, наверное. А Инна… Про нее у нас многие знали. Город-то небольшой.
Знали люди, что вела Инна разгульный образ жизни. Меняла кавалеров, как перчатки, выпить не дура была. Под заборами, конечно, не валялась, но любила.
Те, кто церковный был да шибко правильный, называли ее между собой блудницей. А кто светский — другим грубым словом.
Зарабатывала ли она этим делом или просто любительницей была, никто точно сказать, конечно, не мог. Но что от многих своих хахалей да сожителей поимела Инна различные материальные и вещественные «блага» — это был факт неоспоримый. Да и кавалеры у нее часто были непростые, все больше обеспеченные.
В общем, была она девушкой с очень сильно запятнанной репутацией. Ну, была и была. Мало ли таких. В каждом городе есть свои персонажи.
Но однажды случилось непредвиденное. Инна заявилась в храм, где как раз алтарничал тот мужчина. Не в боевом раскрасе, как обычно, и не в вызывающей одежде.
Но, во-первых, многое не скроешь, а во-вторых, кто-то ее знал. Одна благочестивая бабушка поспешила отодвинуться. Она Инну точно знала, недалеко жила. И начала шептаться с такими же благочестивыми товарками.
Кто-то из них подошел к батюшке, он как раз к исповеди готовился. Тоже зашептал. Он только отмахнулся и продолжал заниматься своими делами. Пару раз взглянул в ее сторону, и все.
— А Инна встала у самой двери, прижалась к стене и так простояла минут десять-пятнадцать, — рассказывал мне мужчина. — Потом развернулась и ушла. Даже не перекрестилась.
«Чистая душа в таком теле»
На той неделе Инна пришла в храм раза два или три. Так же стояла по десять минут у двери, а потом уходила.
— В какой-то момент я даже подумал: «Ну прямо как мытарь, считает себя недостойной пройти дальше», — вспоминал мужчина. — Так потом и оказалось.
Фото: shutterstock.com
Когда Инна явилась в храм и на следующей неделе, к ней подошел священник. Она сначала хотела молча уйти, но он ее остановил. Вместе они вышли в притвор и о чем-то говорили. Батюшка вернулся задумчивый и как будто взволнованный.
Моему собеседнику было очень интересно, в чем там дело. Но началась служба, и священнику было не до рассказов. Однако в конце алтарник все же спросил.
— Она приходит молиться за сынишку соседки, — сказал батюшка. — У него порок сердца.
Оказалось, что раньше родители об этом не знали. И только после того, как сын их потерял сознание и попал в реанимацию, все и обнаружилось.
Состояние мальчишки было тяжелым, нужна была операция. Мать, естественно, была практически не в себе, единственный ребенок. Отец тоже. И очень переживала Инна. И за родителей, и за него.
— Своих-то детей у нее нет. Но вот эта чужая боль так ее тронула, что она пришла в храм просить Бога сохранить ему жизнь. Да и сам мальчишка тепло к ней относился, здоровался, иногда что-то говорил. Маленький же, восемь лет. Откуда ему знать и понимать о жизни Инны, — рассказывал мужчина. — И она очень этим дорожила…
Операцию сделали, все со временем наладилось. Это Инна в свой последний приход в храм рассказала батюшке. А потом исчезла и больше не появлялась.
Но священник тот часто ее вспоминал:
— Она, действительно, как тот мытарь… Недостойной, грязной себя считала. Но отозвалось сердце на чужую боль и почувствовало, что у Господа помощи надо просить. Блудница, говорят, но и в ней Образ Божий и любовь нерастраченная. Она даже креститься боялась, считала, что Бога этим осквернит. Просто стояла и просила. И верю я, что услышал Он ее молитвы. Ее плач о чужом ребенке. Драгоценные молитвы и драгоценный плач. Это мы уже очерствели, заученные слова повторяем. Святыми себя считаем. А она… Она к Богу пришла. Чистая душа… В таком вот теле. Но Дух дышит, где хочет…
