И
В российских регионах из-за роста заболеваемости коронавирусом усиливают ограничительные меры. И это вызывает возмущение у жителей: в Казани мужчина брызнул из газового баллончика в лицо кондуктора, когда его попросили показать QR-код. С чем связана такая острая реакция общества на ограничения, «Правмиру» рассказала антрополог, фольклорист, старший научный сотрудник РАНХиГС и один из авторов книги «Опасные советские вещи» Александра Архипова.

Забросали приемные губернаторов петициями

— Очень много сообщений о том, что люди довольно агрессивно воспринимают ограничения: ругаются, дерутся, брызгают в проверяющих из баллончика и так далее. Почему такая реакция?

Александра Архипова

— Такое жесткое принуждение и вмешательство государства в зону комфорта людей, в то, что они считают своими повседневными телесными практиками, такими как чистить зубы, выбирать одежду, поехать на метро, отвезти ребенка в школу, вызывает сильное раздражение, и люди реагируют на это в состоянии аффекта. В этом состоянии человек может и в лицо ударить, и из баллончика брызнуть, и много еще чего сделать.

Поскольку, например в Татарстане, начали массово высаживать из транспорта, сработал закон больших чисел. Ограничения применили к значительному количеству людей, у кого-то был баллончик, и он им воспользовался, кто-то полез в драку. 

Если устроить аналогичное, например, в Москве, то, скорее всего, и там среди высаженных из метро найдется человек, у которого есть баллончик и который сделает то же самое — то есть отреагирует на давление в состоянии аффекта.

— В свете ограничений люди стали чаще говорить об ущемлении своих прав, но борьбу ведут не в правовом поле, а кулаками на местах. Почему?

— Это не совсем так. Довольно активная борьба ведется и на юридическом фронте. Противники QR-кодов и ограничительных мер просто забросали приемные губернаторов петициями, кроме того, они осуществляют массовые подачи исков. Это происходит несколько последних месяцев. 

Просто то, о чем успевают написать СМИ, — это верхняя часть пенки, все остальное не видно, а на самом деле происходит попытка бороться за так называемые материальные ценности.

— Что это такое?

— Это такие базовые блага, за которые человек готов вступить в борьбу в первую очередь: еда и безопасность самого человека и его семьи. Но есть еще и постматериальные ценности — гражданские права, в том числе меньшинств, гендерное равенство и так далее. То есть то, что непосредственно к конкретному человеку может и не относиться, и отсутствие этих ценностей для него может не ощущаться как угроза.

В странах с недемократическими режимами людей на протесты толкает, как правило, страх утратить материальные ценности.

В демократических странах люди привыкли к тому, что человек должен уважать права других и думать о том, как в обществе живется представителям меньшинств, заботиться об экологии и так далее. И людей с детства приучают к тому, что это правильно — защищать слабых, бороться против угнетения какого-либо меньшинства, даже если ты к нему не принадлежишь. 

Соответственно, в обществе, где высокий уровень постматериальных ценностей, например в странах Европы, хорошо развито понятие общественного блага. Потому что общественное благо — это консенсус, который вырабатывается, когда люди из разных групп умеют договариваться, как им существовать дальше, потому что они заботятся не только о своем ближайшем окружении. В таком обществе будет более популярна идея о готовности жертвовать чем-то ради блага других. В нашем случае, например, — незнакомых пожилых людей, для которых риск заболеть сильно выше.

«Меня не волнует, что, если дети пойдут в школу, заболеют учителя»

— Что происходит в России?

— В октябре 2021 года российские социологи из компании GXPnews опубликовали результаты исследования, сравнивая отношение к вакцинации в разных странах. Согласно этому отчету, на отношение к вакцинации влияют несколько факторов: количество заболевших (насколько респондент испугался), восприятие общества как коррумпированного (насколько респондент думает, что все вокруг воруют) и постматериалистические ценности (гражданские права, в том числе права этнических и социальных меньшинств, равенство полов, борьба за экологию). Если человек не видит вокруг себя заболевших, он не боится болезни. Если он считает, что все вокруг воруют и обманывают, то он не будет доверять и процессу вакцинации (потому что воровство и коррупция будут происходить и там, согласно его представлению). И если в обществе борьба за гражданские права мало популярна, то люди в этом обществе будут меньше думать о спасении других, принимая решение вакцинироваться. 

В России, говорят авторы исследований, очень низкий индекс постматериальных (по сравнению с шестью западными странами) ценностей и очень высокий индекс восприятия коррупции (выше только в Таджикистане), что и приводит к высокому уровню отказов от вакцинации. 

У нас нет понятия гражданского блага, и это устраивало наше правительство до того момента, как началась пандемия.

В какой-то момент выяснилось, что для того, чтобы снизить заболеваемость, надо ввести карантин, ограничения, нужно носить маски, а это можно сделать, только если существует концепция общественного блага, и необходимо поступиться своими правами ради жизни и здоровья других. Даже не поступиться правами, а договориться, как все вместе будут ограничены.

— Протесты против ковидных ограничений — это не борьба за постматериальные ценности?

— Это борьба за псевдо-постматериальные ценности. То есть не за здоровье общества в целом, а только за свою семью. Например, мой ребенок должен получить нормальное образование, для этого ему нужно ходить в школу и ему не нужен дистант. То есть меня не волнует, что если все дети пойдут в школу, то заболеют учителя и усилится эпидемия. Я смотрю на мир сквозь призму интересов семьи. Меня волнует, чтобы ребенок получил очное образование. Поэтому мир противников ковидных ограничений — это мир архаичный. Это мир глазами семьи, в котором нет понятия общества и общественного блага. 

Надо еще понимать, что этот протест стартовал не сейчас. Нам кажется, что он начался недавно, потому что мы сейчас его стали замечать. Но в реальности родительские группы бунтуют уже с апреля 2020 года, как только начали вводить дистант в школах, и таких сообществ становится все больше.

— То есть большинство недовольных ограничениями — это люди, у которых есть семья и дети?

— Да, именно так. Средний возраст вовлеченных в это — люди в возрасте от 40 лет и старше. Иногда это молодые мамы, которые, как правило, включены в группы антипрививочников. Первый пикет такого рода провели две молодые мамы еще в мае 2020 года. Они выступали против обязательной вакцинации, хотя на тот момент еще даже речи не шло о прививках от ковида.

— Люди протестуют против ограничений и вакцинации, и даже статистика смертности от коронавируса их не может разубедить. Почему так происходит?

— Потому что так работает этот архаизированный тип подхода, при котором во главу угла ставятся интересы себя и своей семьи, а не глобально общества в целом. И в общем, этот процесс мы проходим не в первый раз.

Давайте посмотрим на наше очень недавнее прошлое. Огромное количество детских страшных болезней было побеждено вакцинацией, причем в советском случае — обязательной. Однако советская медицина взаимодействовала с родителями, как родитель с неразумным отпрыском. Часть прививок ребенок получил уже в роддоме, часть — в школе. Родителям было непросто отказаться от вакцинации: нужно было убедить врача в том, что она опасна. Суровый, бескомпромиссный характер советской медицины и почти полное лишение родителей свободы воли в этом вопросе привели к тому, что иногда родители боролись с таким давлением, таким образом обретая свободу воли и право решать за своего ребенка. Рассказы об опасности вакцин — о том, что они вызывают бесплодие — всего лишь способ рационализировать отказ от вакцинации. В результате многие родители из семей советской интеллигенции (в том числе семьи врачей) пытались отказаться от прививок.

Этому, конечно, во многом способствовал тот факт, что благодаря строгой советской системе вакцинации в предыдущие годы опасные детские инфекционные заболевания стали редкостью, и родители перестали видеть в этом смысл: зачем делать прививку от полиомиелита, если вероятность этого заболевания кажется очень низкой, а друзья и близкие рассказывают истории об ужасных аллергических реакциях на вакцины. Практически каждый второй бывший советский гражданин рассказывал мне о страхе (его собственном или родительском) возможной аллергической реакции на вакцину: «У моего ребенка аллергия, а наши врачи это не учитывают». Рассказ об опасной аллергии, которая (может быть) есть у ребенка и которую не учитывает медицина (подчеркнем, что во многих случаях родители лишь предполагали, что такая реакция может проявиться), является метафорой той индивидуальности, которая подавляется советской медициной.

Неудивительно, что после распада СССР количество желающих сделать прививку ребенку в первой половине 1990-х начало резко уменьшаться в разных постсоветских странах, и это привело к массовой эпидемии дифтерии на Украине и в России в 90-е годы прошлого века, к отказу вакцинировать девочек от кори в Казахстане в 2000-е. Так что к началу эпидемии коронавируса ситуация с вакцинацией в постсоветских странах была не очень хорошей, и поэтому большое количество людей, которые относятся к прививке с недоверием, нас не должно удивлять.

Врачи — известным антипрививочникам: «Приглашаем вас в красные зоны»
Подробнее
Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.