Христос всегда идет рядышком
– Директор института прикладной химии – православный священник. Как так получилось?
– Сначала была вера, потом журналистика, и уже в конце неорганическая химия. Причем химией я начал заниматься, совершенно неожиданно, в Японии, когда учился там в аспирантуре. И получилось так, что по ее окончании встала проблема: поступать в докторантуру или продолжать заниматься химией? Но я все-таки решил возвращаться домой на Украину, и здесь продолжил работать в этой сфере.
В Японии мы жили всей семьей и посещали единственный православный приход в Нагое. Я был крещен в детстве, но поскольку родители были военными и жили мы в Закавказье, то в храм я не ходил. Разве что только когда к бабушке приезжали, ходил в церковь вместе с ней. А уже сознательно воцерковился после женитьбы. Супруга у меня из православной семьи, с детства посещала храм. И, наверное, благодаря ее молитвам я пришел в Церковь. А до этого всё искал…
Но Христос сказал: «Я есть Путь, и Истина, и Жизнь», и если человек старается эту Истину искать, то он рано или поздно придет ко Христу. Ведь Он всегда идет где-то рядышком, постоянно стараясь приблизиться. Вот так и у меня получилось.
– Многие люди не задаются такими проблемами: где истина, в чем смысл жизни? Почему вы увлеклись поиском ответов на эти вопросы?
– Потому что я, во-первых, привык «докапываться» до основ. Для меня было интересно, почему в мире столько деноминаций? Чем они отличаются? Или на каком основании буддисты говорят, что мир устроен совсем по-другому? Почему так? Где здесь Бог? Поэтому мне стал интересен Восток. Его культура, его религии. Ну а как можно изучать культуру народа, не владея его языком?
– Всё это в итоге помогло вам стать священником?
– Думаю, что Господь всё время готовил меня к этому. Я с детства мечтал о море, думал, что буду моряком, поэтому в 1984 году поступил в Таллиннское мореходное училище. А в 1985 году в стране, как нам сказали, не хватало солдат срочной службы. И не только весь наш курс, но и ребят из всех высших и средних учебных заведений отправили служить.
Так я попал на три года в военно-морской флот. Когда окончил службу, романтики уже не было, тем более что вместе с развалом Союза начала рушиться и система советских флотов. После службы я некоторое время сотрудничал с винницкой газетой «Комсомольское племя», параллельно работал на заводе. А потом поступил в Институт журналистики Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко. Во время учебы познакомился с будущей женой, а после второго курса мы сыграли свадьбу.
Толерантные японцы
– А как вы потом попали в Японию?
– После того, как в Киеве было организовано посольство Японии, в нем был объявлен конкурс на знание японского языка. А я очень увлекался японским, изучал его сначала самостоятельно, а потом написал заявление, и наш декан, уже покойный, Анатолий Москаленко разрешил мне посещать отдельные дисциплины на филфаке. Там я и учил японский язык, литературу, историю, поэтому решил принять участие в конкурсе, пришел, написал задания, понял, что еще учиться и учиться…
А потом мне звонят из посольства и говорят: «Вы победили. Надо, чтобы вы привезли документы. Вам дается грант на учебу в Японии». Так я поехал туда как research student – «студент-исследователь». Мое обучение в Институте международного развития Государственного университета г. Нагоя было рассчитано на год, но мой научный руководитель, профессор-славист, посоветовал после окончания языкового курса и исследовательской работы поступать в аспирантуру. Я послушал совета и проучился в аспирантуре еще три года. Потом защитил диссертацию на тему «Роль средств массовой информации в формировании имиджа страны».
– Присутствует ли в японских медиа сегмент религиозной журналистики, есть ли там СМИ такие, как «Правмир», например?
– Религиозной журналистики я там не видел. Почему? Потому что японцы сами по себе очень толерантны. Их религия, синтоизм, позволяет посещать чужие храмы. Японец может сказать: я синтоист не потому, что я верю, а потому, что я здесь родился.
Сами корни религии японцев – мифологическое существование двух божеств, Идзанами и Идзанаги, и в результате их общения появились и множество синтоистских богов «ками», и японские острова, и одна из богинь – богиня Солнца Аматерасу, которая произвела на свет первого властелина земель – императора. Он стал отцом японской нации. То есть японцы, их нация, как принято считать, пошли от богов. И они синтоисты не потому, что они в это верят, а по происхождению. А верить они могут и в буддизм.
После рождения японского ребенка несут в синтоистский храм для инициации. После смерти отпевать его будет, например, буддистский бонза. За это время он может быть кем угодно, он может ходить в какую-то корейскую секту, побывать католиком или православным. Поэтому популярным религиозным изданиям не о чем писать, для них и так всё понятно.
– Вы приехали в Японию уже православным и там сразу включились в религиозную жизнь местного прихода?
– Да. В университете г. Нагоя был специальный информационный листок для студентов разных конфессий. В нем было написано, куда можно пойти на богослужение католикам или баптистам, где есть соответствующий храм. Там оказался и адрес местного православного храма. Я сел на велосипед и поехал. Так мы стали прихожанами Свято-Богоявленского храма г. Нагоя.
– Во многих западных странах православные храмы в основном опекают наших эмигрантов, а кто составляет основу этого прихода?
– Основа – японцы. Нас, иностранцев, там было процентов 30, а остальные – это японские прихожане. Настоятель прихода тоже японец – отец Георгий Мацусима. Он очень горячо верующий человек, что непросто для японца, с их толерантным отношением к вере. А у него и дети православные, и матушка хором руководит. В этом плане, я считаю, мне тоже повезло: я увидел, как в японском священнике Господь явил Себя.
Сразу бросается в глаза сплоченность прихода. Ведь православных в городе немного. Поэтому все на виду. Настоятель знает всё обо всех своих прихожанах. И были случаи, когда кто-либо оказывался в беде, даже если это был прихожанин из другой страны, весь приход откликался и участвовал в помощи.
Нагоя. Пасха, 1996
Татемае – то, что стоит перед тобой
– Как воспринимают православных местные жители?
– Когда на Пасху идет ночью крестный ход, в жилом районе, вокруг храма обойти невозможно – рядом дома, и нужно обходить целый квартал. Это пасхальное шествие поразительно для простых японцев, совершенно не знающих христианства: большая толпа в странных одеждах идет ночью со свечами, крестами и хоругвями и поет песни. Для них, конечно, это очень необычно.
Православие для японцев – это нетрадиционная культура и нетрадиционная религия. Им очень много нужно объяснять. Если у нас нет недостатка в источниках информации о Христе, о Церкви, то здесь перед крещением очень важна катехизация, человеку важно объяснить, что такое Церковь, Кто такой Бог, Иисус Христос, и чем мы отличаемся от других. У нас, когда человек приходит креститься, и ты с ним начинаешь беседовать, как правило, он уже имеет азы. А в Японии неофит не знает вообще ничего и имеет лишь горячее желание идти к Богу.
Очень интересно исповедуются наши прихожане, когда не знают японского, а священник не знает русского. Но и в этом случае Господь слышит верующих, потому что это Таинство. А в основном приходская жизнь там очень похожа на нашу.
– Получается, что православные японцы – это какие-то особенные люди. Как меняется их жизнь после прихода в Церковь?
– Это мое личное наблюдение: когда японец принимает православие, он становится больше похожим на нас. Я поясню. Вообще японцы – нация, у которой при общении соблюдается очень большое межличностное расстояние. Исторически сложилось так, что в этих отношениях для японца главное так называемое «татемае» – это буквально «то, что стоит перед тобой». Это маска. То есть во время общения японец даже в глаза не смотрит. Потому что по взгляду в глаза можно понять человеческое сердце или отношение к себе.
И вот это «то, что стоит перед тобой» у них главное. Что бы ни было внутри, это «татемае» играет решающую роль. И их не интересует, что ты думаешь или как ты к ним относишься на самом деле — их интересует вот эта маска, строгое соблюдение определенных формальностей и правил.
Если к начальнику зашел подчиненный, то он обязан употреблять строго определенные слова, показывающие подчиненное положение. Если в общении человек употребил какое-то слово, не положенное ему по статусу, то это значит, что форма не соблюдена, и это уже конфликт.
У японцев очень формализованное общество. И когда они становятся православными, то буквально преображаются. Это межличностное расстояние они не просто уменьшают, а вообще снимают все маски. Людей узнаешь лучше, и нормальные, доверительные отношения между людьми возникают именно в православном приходе. Поэтому по сравнению с остальным обществом они особенные. Очень видна разница.
Интересно бывает наблюдать: человек пришел в храм, это «татемае» еще перед ним, а потом постепенно он оттаивает. Туда приходят и его дети. Приход становится одной большой семьей.
Коммерческий директор в шаге от священства
– Вы изучали в Японии журналистику, а как вы пришли к пониманию необходимости заниматься неорганической химией?
– Когда я учился в аспирантуре, меня пригласили работать переводчиком в фирму, которая занималась неорганической химией в машиностроении. Мы сотрудничали с «Тойотой», «Митсубиши», «Хондой». Со временем я стал начальником отдела, потом – коммерческим директором. Мы занимались торговлей со странами бывшего Советского Союза и с Китаем. Тогда я понял, что обязан знать, чем мы занимаемся, и вот опять пришлось учиться.
– Но что могло заинтересовать бывшего моряка и журналиста в химии?
– Я привык подходить ко всему основательно. Чтобы никто из тех, с кем я работаю, не сказал: «ты этого не понимаешь». Поэтому я должен был знать основы химии, разбираться в материалах, чтобы говорить с поставщиками на одном языке. Со временем я даже увлекся…
Но у меня было благословение духовника – закончить учебу и возвращаться на Украину. Когда мы вернулись, прошло каких-то четыре месяца, и сюда приехал мой бывший японский шеф и предложил продолжить работу на Украине. Получилось, что я ушел от этого проекта, а он опять пришел ко мне. И мы, используя японские средства, выделенные на исследования, разработали новую технологию производства базальтового волокна здесь, на Украине. Ни в Японии, ни в Европе и США никто такого сделать не смог.
– Почему это получилось на Украине?
– С Божией помощью. Во-первых, у нас хорошая школа. Это люди, которые в советские времена получили образование и наработали опыт. Наш НИИ стеклопластиков и волокна был организован в 1959 году, когда Советский Союз начал серьезные исследования по композитным материалам. Сейчас мы – ведущий институт в отрасли. Наши разработки применяются практически везде – при производстве компьютеров, в строительстве, даже купола для храмов уже есть композитные.
Разработкой, которой заинтересовалась «Тойота», занимался покойный Ренат Полевой – человек, являющийся «родителем» этой темы. И вот с его помощью мы разработали новую технологию, получили прекрасные результаты и внедрили их в производство.
Японцы хотели построить такой же завод и у них, предлагали любые деньги, но Ренат отказался, сказал: «Нет. Это технология украинская, и я никуда не поеду». Получается, что и у нас есть такие люди, для которых интересы государства, интересы коллектива, в котором они работают, превыше всего.
Взял крест – встал в строй
– Как вы пришли к необходимости служить для Церкви в священном сане?
– Ну, во-первых, я понял, что Богу надо отдаваться полностью. Я это и сейчас прихожанам своим говорю. Нельзя так – сделал шаг к Богу, помолился, и тут же сделал шаг обратно. Это опасно. Если я уже взял оружие, взял свой крест, назвался православным, я уже встал в строй. Я бывший военный, поэтому и аналогии у меня такие.
И если я вдруг побегу – первым же меня враг и поразит.
Я понял, что надо всегда двигаться к Богу. Остановка, промедление – это падение. Но даже если пал – не нужно унывать. Таинства Церкви исцеляют от любых падений.
Сначала я прислуживал в алтаре. И скажу честно, когда видел, как священник причащается, у меня появлялось чувство жажды… Я тоже хотел в этот момент причащаться. Всё это подвигло меня пойти в семинарию и стать священником.
– Вы помните тот день, когда на это решились?
– Это произошло, когда я находился в камере, в СИЗО. Когда я увидел действенность молитвы, увидел, что Господь – вот Он, рядом… И что если после этого я останусь на том же уровне, на котором был, будет неправильно. Когда человек находится в экстремальных условиях: в болезни, в скорби или в местах заключения, он способен увидеть, насколько Господь близко. Способен убедиться, как Он заботится о тебе и дает всё, что необходимо.
Близость Бога, убеждение в действенности и силе молитвы и, наконец, люди, с которыми Господь свел даже в СИЗО – это и подвигло меня к тому, что я решил принять священство.
– Почему вы оказались за решеткой?
– Японцы захотели уничтожить наш институт, поскольку он является основным носителем и владельцем технологии, которой они пользуются. Дали взятку, чтобы меня посадить (в судебном протоколе называлась даже сумма). Они думали, что я попаду в тюрьму, а институт сам по себе распадется. Я полгода находился в СИЗО, а моя матушка оформилась ко мне защитником и всё время навещала меня. Все закончилось благополучно, и меня оправдали.
Но и здесь не обошлось без чуда. Суд, который рассматривал мое дело, находится на Московской улице в Печерском районе, там рядом Введенский монастырь, где икона «Призри на смирение». Вот я еду, к иконе приложился – и на суд. После суда тоже поблагодарить заезжаю – и на работу. И жена моя – едет в суд, обязательно заходит во Введенский храм.
И когда всё закончилось, в тот день, когда было зачитано решение суда о том, что дело прекращено, я открываю календарь…И вы знаете, у меня мурашки по коже: это же праздник иконы «Призри на смирение». Матушке звоню, говорю: «Посмотри, какой сегодня праздник!» Она открывает: «Вот это да!»
После всех судебных тяжб я твердо решил, что буду священником. Я продолжал быть алтарником, начал как можно больше читать в храме. Потом уже попросил у настоятеля рекомендацию на рукоположение и в семинарию.
С прихожанами на Вербное воскресенье. 2015 год
– Как изменилась ваша жизнь после принятия сана?
– Всё поменялось. Полностью. Ведь я стал священником. В первую очередь теперь я служу Богу, а уже всё остальное потом.
– Даже работа в НИИ?
– Я так себе решил – пока будет возможность, буду руководить институтом, как только уже не смогу совмещать – останется только служба Богу. Сейчас пока получается, Божьим Промыслом всё выстраивается так, как нужно.
В нашем коллективе много православных, и теперь мы все важные проекты без молебна не начинаем. По окончании – благодарственный молебен. Ну и всем пытаюсь донести, что даже в нашей работе главное – это воля Божия. Стараюсь, чтобы на всех наших начинаниях была благодать Духа Святого.
Поэтому за некоторые проекты я просто не берусь. Даже если можно заработать большие деньги, но в силу различных факторов эти проекты принесут вред, то мы их даже не рассматриваем.
Основное, чем мы сейчас занимаемся, – это неорганические волокна. К ним очень большой интерес, и не только со стороны японцев, поскольку они не опасны, выдерживают высокие температуры, помогают защищать окружающую среду от шума и высоких температур. Их утилизация не требует никаких дополнительных усилий.
Волокно – это камень, застывшая магма: мы разогреваем его до температуры жидкой вулканической лавы, и из нее делаем нить. То есть получается, что стараемся, по мере возможностей, cохранять природу такой, какой сотворил ее Господь.
Беседовал Олег Карпенко
Фото из личного архива отца Игоря
