О своем приходе к вере, Церкви и монашеству, о главных вопросах жизни и ответах на них — иеромонах Варнава (Лосев), благочинный МДАиС, выпускник МИФИ.
Семья, в которой я родился и вырос, была самая простая. Дед всю жизнь проработал водителем на мусоровозе, родители трудились на заводе, мать радиомонтажницей, а отец — настройщиком радиоаппаратуры. Никто из моих родных в церковь не ходил, и разговоров о вере конечно в семье никогда не было. Однако в 6 лет по настоянию моей прабабушки меня крестили.
Самое большое желание
Впервые на тему вечной жизни я задумался классе в 4-ом, когда у моего друга умер отец. Тогда он спросил меня о том, что я больше всего хочу в жизни. Я, конечно, ответил, что хочу джинсы, кроссовки и магнитофон. А он говорит: «А я хотел бы жить вечно». Мне стало очень стыдно за свои примитивные желания, и с тех пор я стал задумываться на тему жизни и смерти. Я думал о том, что после прабабушки умрут бабушка и дедушка, потом родители, а потом я. Но я не мог понять, как это — я умру. Бывает, задумаешься над тем, как это может быть, что меня не будет, и тупик. В этих мыслях я и пришел к выводу, что Бог есть. Чтобы вокруг не говорили, а Бог есть.
После этого открытия я вдруг во всех подробностях вспомнил свое крещение. Я отчетливо вспомнил, что крестили меня в Переделкино, в одном из немногих действующих тогда храмов. Вспомнил, что я не хотел, плакал по дороге. Вспомнил, что это было лето и в деревне было очень красиво. Вспомнил даже цвет воды в купели: необычно яркого и насыщенного голубого оттенка. Вспомнил что священник заводил меня в алтарь, и я прикладывался к иконам. Вспомнил, как мне дали просфору и запивку. Вспомнил и про то, что мне надевали крестик.
Тогда я задумался, почему его сейчас у меня нет. Когда я спросил у матери о том, где мой крест, она очень удивилась и сказала, что спрятала, чтобы я его не потерял. С того времени я начал носить крестик. Тогда в моей жизни происходили многие разные чудеса, но это было еще только начало. Потом умер дед. А смерть близких тоже заставляет задуматься.
Вспоминая свои детские ощущения, могу сказать, что у меня всегда присутствовала какая-то тоска, внутренняя неудовлетворенность. Тоска эта, конечно, была о Боге, но тогда еще я не понимал этого. Начиная с 1 класса мне было не очень понятно, что происходит в окружающем мире, куда я вообще попал, что от меня в нем требуется.
После школы я поступил в МИФИ. Такой выбор был связан с тем, что в школе я увлекался сначала радиотехникой, потом компьютерами. За год до окончания школы я пошел на вечерние подготовительные курсы и, как и планировал, поступил в МИФИ на факультет кибернетики на кафедру ЭВМ. Специальность моя называлась инженер-системотехник, профиль: ЭВМ, компьютеры, комплексы и сети.
Самая главная книга
В студенческие годы у меня появился новый друг, который сыграл определенную роль в моем приходе к вере и Церкви. Роль эта заключалась прежде всего в том, что благодаря ему я полюбил читать. В школе, кроме литературной программы, я не читал никаких книг, а тут я услышал, как он обсуждает с другим молодым человеком прочитанные книги, и мне захотелось соответствовать их уровню и наверстать упущенное. Я стал читать взахлеб, и за год прочитал огромное количество литературы.
Самое большое впечатление на меня произвел Кастанеда, его я воспринял особенно глубоко. В тот период я прочитал Льюиса Кэррола, Достоевского, Александра Грина, Клайва Льюиса, Оскара Уайльда, Рэя Брэдбери. Потом наступило увлечение философией, психологией, восточными религиями. Я читал Фрейда, Фромма, китайских мудрецов, упанишады, буддистскую литературу.
В конце концов, мой друг поставил вопрос: «Мы много всего перечитали. Но какая самая главная книга?» Мы сделали вывод, что это Библия, и что мы должны ее прочитать. Стали искать, где бы ее достать. Пошли в корейскую секту, в которой, как мы знали, бесплатно раздавали религиозные книги. Послушали заодно концерт, который они устраивали, и этого мне оказалось достаточно, чтобы по поводу сект понять все, что было нужно. Книг нам тогда так и не дали.
В итоге мой друг подарил мне Новый Завет на день рождения, и с этого времени я стал читать Евангелие. Чтение давалось сложно, я ничего не понимал, даже боялся этой книги. Постоянно присутствовало непонятное напряжение и приходилось понуждать себя.
В то время довелось мне познакомиться с мормонами, которые гостили у моего друга, а так же пообщаться с представителями Московской Церкви Христа, которые в то время имели некоторые позиции в МИФИ. Посмотрев на заседании Московской Церкви Христа, как они, взявшись за руки, с английским акцентом поют песню, я понял, что это не мое. Однако чтение Нового Завета давало некоторые знания, на основании которых я уже мог обсуждать с ними вопросы веры.
В МИФИ нам читали лекции по политэкономии и истории религий (с атеистическим уклоном), но все это уже было слишком формальным и не смущало. А вот когда профессор физики в конце курса лекций по квантовой механике и волновой теории света заявляет, что дальше наука бессильна, и это уже вопросы религии, тут уже начинаешь задумываться. За время учебы много раз убеждался, что многие наши заслуженные преподаватели не отрицали бытие Бога.
То, что искал всю жизнь
Сам же мой приход к вере и Церкви произошел следующим образом. Один из моих школьных знакомых подсел на наркотики и надолго пропал из виду. И вот однажды мне звонит его мать и просит возобновить общение с ее сыном, помочь ему, так как на тот момент он был готов завязать. Так и возникла наша дружба. Через некоторое время мать убедила его приехать в Троице-Сергиеву Лавру и покреститься, после чего все пошло по-другому. Сначала он сошел с серьезных наркотиков, а потом и с таблеток.
Как-то раз я сказал, что ему нельзя оставаться в Москве, так как его затянет прежняя компания, и посоветовал уехать подальше. К моему удивлению, на следующий же день он купил билеты на Кавказ, где у него были родственники. Но самое главное для меня заключалось в том, что перед тем, как улететь, он так многозначительно на меня посмотрел и оставил мне несколько книг: Блаватскую, еще одну книгу по оккультизму, и «Духовная брань. Крупицы духовной мудрости. Изречения святых отцов».
Когда я прочитал несколько изречений святых отцов из этой книги, я понял, что нашел то, что искал всю жизнь. Чувствуя, что в этих словах есть особая сила, я по три раза перечитывал каждую строчку, пытаясь вникнуть и разобраться. Я понял, что в этой книге содержится истина. Так не писал никто из прочитанных мною ранее авторов. Можно было начитаться китайских мудрецов или упанишады, в этих книгах много мудрости, но она какая-то пустая. Когда же я прочитал святых отцов, я понял, что это действительно то, что тебя питает. За две недели я дважды перечитал эту книгу и помимо всего прочего понял, что надо идти на исповедь и причастие.
К тому времени я уже прекрасно понимал, что такое мир бесовский, демонический, чему в немалой мере способствовало увлечение Кастанедой. Да и наблюдение за друзьями-наркоманами делало очевидным некоторые вещи. Кроме того, задумываясь о своей жизни, я не видел никаких дальнейших путей развития. Я перечитал массу книг, пробовал заниматься искусством, в итоге я отчетливо понимал, что передо мною тупик. Все это в совокупности привело меня к решению идти в Церковь.
Внутреннее сопротивление было огромным, я буквально за волосы тащил себя в храм, но я понимал, что это был последний выход. Тогда мне было лет 18–19 — возраст, в котором я испытывал страшную тоску и одиночество, в частности потому, что я уже стал разрывать старые связи. Один мой друг уехал, другой, который был для меня авторитетом, не готов был ходить в Церковь, и я понимал, что мне надо уходить от него, искать свой путь. Все связи были разорваны, я остался совершенно один.
Принять целиком и полностью
Церковь, в которую я пришел для своей первой исповеди, находилась на территории Андреевского монастыря на Ленинском проспекте. А выбрал я ее таким образом.
Когда то, прогуливаясь с друзьями по набережной Ленинского проспекта, мы зашли в одну церковь просто посмотреть. И тут я вспомнил, что уже был здесь год назад. Мой друг, будучи начинающим журналистом, написал статью про Андреевский монастырь, и когда мы пришли в этот монастырь отдать уже напечатанную статью, управляющий, с которым мы общались, нас, как говорится, зацепил.
По выходным мы приходили таскать какие-то трубы, а однажды нам поручили вылить воду в крестильном помещении, что меня очень впечатлило. И тогда я подумал, что если я когда-нибудь приду к вере, то буду ходить в эту церковь. И вот через год я опять оказался в этом храме. Пока мы в книжной лавке рассуждали на тему, что все-то мы уже прочитали, а о нашем русском православии ничего так и не знаем, наш друг (бывший наркоман) ушел в храм. Мы увидели, что он стоит перед иконой и читает молитвы, и тогда нас это немного шокировало.
Итак, когда я пришел в эту церковь на свою первую исповедь, батюшка сказал мне, что я должен покаяться за всю свою жизнь, начиная с крещения, и дал мне два наставления.
Первое заключалось в том, что если я уверовал, пришел в Церковь и познал ее благодать, я должен принять все что дает Церковь целиком и полностью. Второе же, что он мне сказал, было то, что существуют помыслы, которые приходят от дьявола, и их надо отсекать как бритвой. То есть по существу он дал мне и догматическое, и нравственное наставление.
Привести внутреннюю жизнь в порядок
Тогда я прекрасно понял его относительно отсечения помыслов. У меня было большое внутреннее желание контролировать свои мысли, желания, привести всю свою внутреннюю жизнь в порядок, но я уже понимал, что своими силами мне с этим не справиться. Позже, читая рассуждения Феофана Затворника о человеческой природе, я понял, почему это происходит. Тогда же батюшка не стал меня исповедовать, а сказал сначала подготовиться.
Я пришел в храм через неделю и попал к другому духовнику. Попытался исповедаться, при этом было очень стыдно. Я стал ходить в церковь постоянно, каждый раз себя понуждая. Тело вопияло, ум протестовал, так как на службах было ничего не понятно и просто физически тяжело стоять.
Институт отнимал много сил, в семье начались скандалы, так как мать, увидев, что я начал поститься, решила, что я попал в какую-то секту. Но с тех пор, как я стал ходить в Церковь тоска, которая преследовала меня еще с детства, прошла. Мне стало понятно, что это была тоска по Богу, по Церкви, и я очень боялся потерять это все. Хотя в храме я ни с кем особенно не общался, а приходил только к священнику и причащаться, там я чувствовал, что отдыхаю душой, насыщаюсь, получаю духовную пищу.
В МИФИ никто не знал, что я верующий человек, только на выпуске я уже кому-то об этом обмолвился. Некоторые думали, что я фанат Карлоса Кастанеды, обращались ко мне как к знатоку в этой области, просили что-то объяснить. Когда я сказал, что сжег эти книги, то окружающие подумали, что я просто так шучу. Я же действительно их сжег. Пошел в лес и там торжественно спалил всю свою оккультную литературу.
Все свое время я проводил в Церкви. Ничего, кроме Нее, меня не радовало. Институт меня тяготил, и на третьем курсе я уже был готов сбежать в монастырь. Но по настоянию моего духовника и матери решил доучиться и на это время устроился при храме ночным сторожем, где и проработал 2 года, вплоть до диплома.
Вспоминается такой эпизод первого времени моей церковной жизни. Служительница одной из церковных лавок заметила, что я рассматриваю Часослов. Поняв, что я еще не ориентируюсь в церковной литературе, она спросила, хожу ли я в церковь. Я ответил, что хожу. Тогда она спросила, есть ли у меня молитвослов. Я говорю, что нет. Она объяснила, что молиться надо по молитвослову, который я тогда и приобрел. Там же выяснилось, что у меня нет иконы, и тогда она сказала, что мне надо спросить у батюшки, что мне делать: как молиться, какую литературу читать.
С этого момента я понял, что все надо спрашивать у батюшки. И на следующей исповеди уже спрашивал, как мне молиться и что мне читать. Так я прочитал творения аввы Дорофея, «Невидимую брань» Никодима Святогорца. Очень впечатлили Серафим Саровский, потом Игнатий (Брянчанинов), Феофан Затворник.
Когда у меня появился молитвослов, я стал просто зачитывать его до дыр. Я ездил в метро в институт и читал все молитвы подряд, возвращался, опять читал молитвы. Домой приезжал, тоже молился. Стал творить Иисусову молитву. Молился я очень много: утром, вечером, в дороге. Учил молитвы наизусть, на тот случай если что-то случится, вдруг заберут в армию, хотя в МИФИ и была военная кафедра. Все, что отвлекало от молитвы, в том числе и учеба, вызывало внутреннее напряжение. Но все рано приходилось сильно себя понуждать, в том числе и на молитву. Каждый день была война, и вера была не крепкая, постоянно бороли сомнения.
Влюбился в монашеский образ жизни
Следующим важным этапом жизни стало возобновление общения с моим другом, уехавшим на Кавказ. Однажды на улице я встретился с его матерью, и к моему удивлению, она шарахнулась от меня в сторону. Потом уже она объяснила, что не хотела общаться ни с кем из прежнего окружения сына. Тогда же, почувствовав, что она не готова к беседе, я ей говорю: «Вы передайте ему только одно. Скажите, что я пришел к вере, хожу в церковь».
Тут она расцвела, обняла меня, сказала, что тоже ходит в церковь, и ее сын в том месте, где он живет, тоже стал ходить в храм, покаялся. Она обещала сказать ему обо мне, уверила, что он будет очень рад и напишет мне. Выяснилось, что в том кавказском городе, в который он уехал, был действующий храм Русской Православной Церкви.
Мой друг попал к хорошему добросовестному священнику, который поисповедовал его за всю жизнь, он пришел к покаянию и стал таким ревностным подвижником, что вскоре даже стал носить подрясник и хотел стать послушником в монастыре. Присылая мне письма, он писал: «Хорош, браток. Надо искать тихое пристанище в монастыре». Так у нас зародилось желание двинуть вместе в монастырь
Мой путь складывался следующим образом. Через три года после воцерковления, закончив институт, я сразу же ушел в монастырь. На выбор монашеского пути, помимо общения с моим другом, повлияло огромное впечатление от жития Серафима Саровского, Валаамских старцев. Образ жизни монаха-подвижника был для меня идеалом. Я просто влюбился в этот монашеский образ жизни. Так по благословению Лаврских старцев я поехал в монастырь. Там меня сразу постригли, а через год рукоположили, так что священником я стал в 23 года.
Желай своего спасения
Я не планировал быть священником, но мне сказали, что за послушание ты должен им быть, потому что больше некому. Надо сказать, что внутренняя борьба между монахом и священником длилась очень долго. Конечно, я хотел настоящей монашеской жизни, но обстоятельства складывались иначе. Первые четыре года я провел в одном монастыре на севере России. Думая, что меня там научат духовной жизни, я сам оказался «на передовой». Было очень нелегко, приходилось смиряться очень и очень много. Примеров, наставников почти не было.
Уйдя в монастырь, я хотел забыть и отказаться от всего, забыть, что у меня высшее образование, какой-то опыт. Но когда уже приходилось принимать серьезные решения по поводу моей монастырской жизни, я вспомнил слова духовника, который в свое время, чувствуя мое состояние, предупреждал меня, что рано мне еще выбрасывать свой мозг на помойку. Тогда я не понимал его слова, а вот будучи в трудных обстоятельствах, понял.
Постепенно духовная жизнь вошла в привычку, я приобрел навык и успокоился. Но были моменты, когда, увидев, что жизнь в Церкви, в монастырях не идеальна; когда надежда на тех людей, от которых ожидал поддержки, рушилась; когда здоровье от непосильной нагрузки тоже было подорвано, наступало отчаяние. Мы вставали в 3 часа утра, более 12 часов в сутки были на молитве, в то же время трудились. В результате я стал много болеть, но надо было служить, надо было выполнять свои обязанности.
Жить по-монашески, так, как мы хотели, нам никто не давал. Было очень много искушений. В конце концов, я просто впал в глубочайшее отчаяние. В этом отчаянии я написал письмо отцу Николаю Гурьянову.
И он мне ответил письмом, которое я до сих пор храню в сердце и в памяти: «Сынок, будь ангелом на земле, который бесстрастно не приемлет никакой тьмы, избирает только то, что наполнено ярким белым светом. Не суди и не ропщи. Покайся во всем, и всеми силами желай своего спасения. Верь в него, и тогда ты получишь великое утешение от Господа».
Его слова меня поразили. Прежде всего, то, что я должен верить в свое спасение и желать его всем своим сердцем. Я задумался: «А что, я разве не желаю своего спасения?» И пришел к выводу, что настоящего, чистого желания порой не хватает. Иногда мы отказываем себе в желании сказать простые слова: «Я хочу быть святым».
