История

Наиболее яркой фигурой среди ранних апологетов был мученик Иустин Философ. В своем “Историческом учении об отцах Церкви” Филарет, архиепископ Черниговский и Нежинский, пишет: “После мужей апостольских первое место занимает Иустин Философ по имени и образованию, учитель Церкви с ревностью и духом Апостольским, по страдальческой кончине — мученик Христов”1. Обычно он считается основателем апологетики, хотя у него были предшественники2.

Иустин родился в первые годы II века (ок. 105 г.) в языческой семье, получил прекрасное эллинское образование, учился у многих философов, был знаком со многими языческими школами: стоиков, киников, пифагорейцев, платоников (неоплато­ников) и т. д., сам был преподавателем риторики, но нигде и ни у кого он не получал умственного и духовного удовлетворения. Он метался в поисках правды и истины, меняя наставников и учителей. Любопытны характеристики, которые он им впоследствии давал. Однажды, погруженный в размышления, он гулял по берегу моря и встретил старца, с которым имел длительную беседу, а потом, видимо, еще много встреч и разговоров. Эти беседы привели Иустина к христианству. Имени старца мученик Иустин в своих трудах не называет, вероятно, из конспиративных соображений, естественных в условиях гонений. Последующие же авторы и церковное предание указывают, что это был священномученик Поликарп, епископ Смирнский.

Стряхнув с себя античную мудрость пифагорейцев, неоплатоников и других языческих философов, святой Иустин весь свой талант и голос ученого направил на защиту и проповедь христианства. Эллин по внешнему виду и образованию, пламенный христианин по вере, Иустин путешествовал по всему тогдашнему римскому миру с востока на запад, чтобы повсюду распространять и утверждать веру во Христа Спасителя. Это был странствующий благовестник, не имеющий ни постоянного места жительства, ни церковной должности. Восторженное уважение, засвидетельствованное его учеником Татианом, говорит о привлекательности Иустина Философа и о силе его личного влияния на окружающих Так, он юридически доказывал, что христиане не разрушают государства, а наоборот, укрепляют его, что они не приносят вреда людям, что они не являются атеистами-безбожниками, как их пытались изобразить языческие авторы; показывал, что христианское мировоззрение неизмеримо выше языческого и атеистического. Наиболее интересным произведением Иустина Философа является, бесспорно, “Диалог с Трифоном иудеем”3. Уникальный документ! Он сообщает массу биографических сведений и доносит до нас психологию того времени — первых веков христианства. В своих трудах, говоря современным языком, Иустин Философ использовал научно-методический аппарат и понятия, разработанные до него греческой философией. Этим он облегчает решение своей задачи — сделать свои труды понятными современному ему античному читателю и показать, что достижения греческой философии могут быть использованы для раскрытия содержания и защиты христианства. Из его апологетических трудов следовало, что: а) эллински образованный человек может принять и исповедовать христианство; б) христианство — более высокое мировоззрение, чем язычество со всеми его философскими модификациями и иудейство; в) христианство есть завершение еврейской религии, а Христос — Тот Мессия, Которого евреи ждали на протяжении веков.

Иустин Философ первым высказал предположение, что Господь Бог вел человечество ко встрече Иисуса Христа двумя путями: первый путь — путь еврейского народа, которого Бог готовил как избранный народ, а через него — и все человечество к встрече пришествия в мир Иисуса Христа; второй путь — это путь всего человечества через греческую философию. В своих трудах Иустин отмечает и положительные, и отрицательные ее стороны.

Кстати сказать, и наш Символ веры в первых своих членах, за исключением двух только слов, был очень близок к тому, что произнес Иустин Мученик на суде, приговорившем его к смертной казни: Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым, то есть все сотворил Бог. В своем исповедании Иустин дал и понятие Иисуса Христа как Сына Божия4, у него нет лишь слов Единосущного Отцу, которые появились в 325 году на Никейском соборе.

Очень четко выразил стиль творений святого мученика Иустина архиепископ Филарет: “…святой Иустин был философом по духу своему; таков он был в жизни; таков он и во всех сочинениях своих. С верным познанием откровенного учения он соединял глубокий взгляд на христианство. Свои мысли он излагает не в той форме простого наставления, в какой излагают их мужи апостольские; он исследует, сравнивает, проверяет. Говоря с язычником об истинах христианских, он вводит язычника в размышления о них, излагает предметы отчетливо и ясно, чтобы оставить потом язычника безответным перед ними за его неверие”5; говоря с иудеем, он заставляет его вникнуть в смысл пророческих книг.

Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.)

У Иустина были ученики и последователи. Но пути многих из них разошлись: они очень по-разному стали относиться к классической философии и греческой, античной культуре. Сириец из языческого селения Татиан6 много путешествовал, изучал науки и философию; в Риме он встретил Иустина Философа, принял христианство, но, в отличие от Иустина, Татиан резко отрицательно относился ко всей греческой культуре, заявляя, что все, чем гордятся греки — все это заимствовано у других народов. Он считал, что все народы, исповедующие язычество, равно заблуждаются. Христианство для Татиана — полный разрыв с греческой культурой. Греческая мифология глуха и непостоянна, а греческие театры — школа разврата. Их танцы, музыка и поэзия преисполнены грехом. Татиан упрекает эллинов в том, что они мудрость разорвали на части и лишили себя истинной мудрости. Он упрекает античную философию в безнравственности и отмечает, что во многих случаях “мудрость варваров” выше мудрости эллинов. Склонный к крайностям и восточной мистике, он впоследствии отошел от Православия и основал секту энкратитов, гностическую по своему существу.

Другой последователь Иустина Философа, Афинагор7, напротив, широко использует греческих авторов; его творения явно рассчитаны на лиц, имеющих греческое образование. Афинагор одним из первых попытался дополнить веру разумом, Откровение — принципом доказательства; ему принадлежит первое в истории христианства теологическое “дедуктивное доказательство”, направленное против языческого многобожия: Бог по самому своему понятию есть существо беспредельное всеохватывающее, следовательно, Он должен быть один. Афинагору принадлежит понятие “доказательные основания нашей веры”. Филолей (Филатей), в противоположность Афинагору, полностью отрекается от всего языческого и признает только Божественное откровение; все же остальное он считает плодом падшего ума8.

Таким образом, уже во II веке в христианском обществе четко определились два подхода к проблеме соотношения знания и веры, а, следовательно, и задачам апологетики.

Жившему в III веке Тертуллиану из Карфагена приписывают формулу: “Верую, потому что это абсурдно”. Его не интересовали ни научные, ни философские искания. Он остановил свое внимание на вопросах нравственности, дал картины семейной жизни того времени, с которыми многим было бы полезно познакомиться и в наше время9.

Принципиально иных взглядов придерживалась Александрийская школа богословия, которая очень высоко ставила светскую античную философию, учила о дополнительности веры и знания. Она вышла из Александрийской катехизической школы, возникшей во второй половине II века. Наиболее видными представителями этой школы были Климент Александрийский (ок. 150–215) и Ориген (185–254); второй считается еретиком10.

Об остроте борьбы между двумя направлениями христианства первых веков свидетельствует Климент Александрийский, который писал: “Есть между нами немало людей, боящихся эллинской философии, как дети боятся привидения <…> Если их вера настолько слаба, что может колебаться от человеческих заблуждений, то пусть эти слабосильные христиане лучше признаются, что они никогда не верили в Истину”.

Клименту Александрийскому принадлежит знаменитый тезис “филосо­фия — служанка богословия”. Он ограничивал область знаний сферой рациональной интерпретации положений веры. Вера и знание неразрывно связаны. Веру он определяет как “со­кра­­щение знаний”. Климент впервые в истории христианской мысли отчетливо формулирует принцип гармонии веры и знания. В своих трудах он стремился увещевать язычников к принятию христианства. Он опровергает язычество, используя греческую философию, излагает основы христианской веры для новообращенных и пытается создать философию христианства для образованных христиан. Три его работы получили историческое и церковное признание: “Увещание язычников”, “Педа­гог”, “Строматы” ‘узорчатые ковры’. Давая такое название, Климент хотел показать разноцветность, многообразность, мозаичную многоцветность своих высказываний и мыслей — это еще не систематическое изложение богословских систем, это подход к нему.

Александрийцы старались использовать все те знания, которые накопило к их эпохе человечество, для осмысления христианства, для проповеди христианства, использовать аппарат языческой мудрости для разоблачения этой самой языческой мудрости. Недаром языческие философы писали Оригену, что он их данные, их достижения и методику использует для опровержения их же взглядов, для обоснования и защиты “варварского суеверия”. Знакомая картина! В послевоенные годы наши диалектические материалисты-атеисты обвиняли Альберта Эйнштейна в том, что он опозорил свое имя, имя ученого, отдал свой талант в услужение поповщине.

Использование языческих приемов для опровержения языческой лжемудрости и защиты христианства особенно ярко выражено в основном апологетическом труде Оригена “Против Цельса”. Цельс в своем огромном труде “Истинное слово”, не дошедшем до нас, но рассыпанном в цитатах и изложениях, опровергает христианство с позиций языческого философа, тщательно изучившего Библию и христианское учение. Он ищет аналогов Христа в других религиях, пишет о том, что вокруг образа Иисуса возникли сказания, легенды и мифы. По существу, все замечания антирелигиозной пропаганды, с которыми мы встречаемся в ХХ веке, были пущены в литературный обиход уже в первые века; изменялась форма, а не сущность, за исключением одного: древние не додумывались объявить Иисуса Христа мифом, несуществующей исторической личностью; это уже является “достижением” XIX–XX вв. В первые века еще не было сомнений в историчности Иисуса Христа: слишком близким был Он по времени для писателей тех времен, как для нас Наполеон11, святые Серафим Саровский или Иоанн Кронштадтский.

Цельс утверждал, что христиане уступают язычникам в отношении богослужения и философии, поскольку они опираются на Библию, которая принадлежит варварскому еврейскому народу. Ему претит доступность христианского учения всем и каждому, между тем как истинная философия может быть доступна лишь единицам избранных интеллектуалов.

Очень характерно, что Цельс, подобно многим современным “мыслителям”, призывает христиан влиться в плюралистическое римское общество, сохранив веру в Христа Иисуса, но признавая все остальные “ценности” мира сего. Он обвиняет христиан в том, что они поклоняются Богу, рожденному от женщины и жившему на земле в человеческом образе. Язычники же, воздвигая статуи богам, понимают, что это не боги, а лишь их изображения. “Это, — пишет протоиерей Иоанн Мейендорф, — первый в истории миф о поклонении изображениям и религиозном искусстве”12. По мнению того же богослова, работа “Про­тив Цельса” представляет собою первую серьезную полемику между образованным христианином и язычником-интеллекту­алом13.

Ориген много занимался истолкованием Библии, а писал для своих гречески образованных современников. Он понимал, что для последних читать Библию — историческую Книгу варварского народа — не является очевидной для них необходимостью. Но он был убежден, что без Ветхого Завета невозможно правильно понять христианство. В своих многочисленных творениях Ориген в мельчайших подробностях ветхозаветных книг искал духовный смысл, аллегорически, символически относящийся к Христу. Порою, увлекаясь аллегоризмом, он “всецело пренебрегает историческим смыслом”14.

Космогоническая система Оригена противоречива: на библейские представления явно накладываются гностические. Он считал, что до нашего мира было и после него будет бесчисленное множество подобных миров (эонов), которые приходят и уходят, замещаясь во времени все новыми и новыми. Наш мир сотворен единожды, он имеет начало и конец, об этом свидетельствует Священное Писание (Быт 1:1–2); у Екклезиаста он находит подтверждение о мирах древних (Еккл 1:10; 3:15), а о новых мирах пророчествует Исайя (Ис 56:22). Бог вечен, всемогущ, Он всегда творит мир. Ориген пытается соединить представление стоиков о цикличности и еврейско-библейское понимание линейности и абсолютности времени. Но в представлении Оригена материальные тварные миры сотворяются и гибнут, а единожды сотворенные души никогда не гибнут, но претерпевают лишь различные метаморфозы. Значение циклов материального мира в воспитании падших духов и возвращении их в нормальное состояние очень большое, но, имея свободную волю, они могут пожелать падения15. Система Оригена фантастична, как и системы гностиков. Она показывает, как опасно аффектированно пытаться идти на компромиссы разных верований и представлений.

Следует отметить, что Александрийская школа заимствовала некоторые свои принципиальные и методические положения у широко известного в древности еврея-философа Филона, жившего в Александрии на грани двух эр (25 г. до Р. Х. – 50 г. по Р. Х.). Последний пытался создать некий синтез еврейских верований и античной философии. Он считал, что Библейское откровение и греческая философия имеют один и тот же источник — Божественный разум-Логос, но что Библия есть просто слово (Логос) Бога, а греческая философия есть человеческое отражение этого Логоса. Живя в иудейской общине среди языческого мира, в Александрии, одном из центров тогдашней античной культуры, и овладев ею, Филон по существу занимался иудейской апологетикой.

Заметный след в раннехристианской апологетике оставил и священномученик Киприан, епископ Кафагенский (*201–†258). Он в письме Донату дал емкую и литературно превосходную характеристику современного ему языческого общества. Им написаны работы “О сути идолов”, “Три книги свидетельства против иудеев”; ему приписывается “Трактат против иудеев”16.

По дошедшим до нас отрывкам, упоминаниям в древних источниках можно предполагать, что апологетическая литература в первые века была весома и многочисленна17. Известен перевод с греческого на латинский записи прений между Язоном, христианином из евреев, и Паписком, александрийским иудеем, об истинах христианской веры. Люди древности и средневековья любили диалоговую форму. Ею в совершенстве владел в ХХ веке священник Валентин Свенцицкий, диалоги которого до сих пор перечитываются.

Необходимо отметить, что многие работы древних авторов передергиваются и неправильно переводятся пропагандистами атеизма. Так, из труда “Диалог с Трифоном иудеем” иногда приводятся слова Иустина Философа: “Докажи, что Он — Христос”. А наши атеисты пытаются, передернув, донести эти слова как: “Докажи, что был Христос”! Вопрос ставился не так: “А является ли Иисус из Назарета тем самым ожидаемым Мессией, Которого ждали Апостолы, евреи, ждало человечество”, то есть в совершенно иной плоскости.

Таким образом уже в первые века на примерах работ Иустина Философа, Татиана, Климента Александрийского, Оригена, священномученика Киприана Карфагенского и других видны два основных направления апологетики: одно — против язычества, эллинизма; другое — против иудейства. В одном случае обличается ложь язычества, в другом случае на основании анализа еврейских священных книг обосновывается, что Иисус из Назарета является тем самым Христом, Которого в течение веков ждал еврейский народ. В основе последнего направления апологетики лежат слова Иисуса Христа: Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.

Постепенно тот апологетический накал против язычества, который был в I–II веках, стал глохнуть. Христианство получило широкое распространение. Появились новые проблемы. Христианство принимают и блестящие мыслители, и глубокие молитвенники, и те, кого мы сегодня называем рядовыми интеллигентами. Внутри христианства возникают ереси. Наиболее важной среди них был в III в. так называемый гностицизм. Гностики пытались омертвить христианское учение, сделать его доступным для людей с языческими взглядами и образом жизни. Они стремились соединить восточные культы с современным им язычеством и христианством. То же пытаются делать западные и наши доморощенные любители Востока, растворяя христианство в какой-то непонятной общей религии или трансформируя его. Ищут корни Христа на Востоке. При этом Восток переместился из Персии в Индию и Тибет. Старая идея… Подробно о гностиках говорить у нас нет возможности18. Отметим лишь немаловажные обстоятельства. Первое: расцвет гностицизма в период разложения римского мировоззрения и зарождения христианства, что в какой-то мере позволяет проводить аналогию с широким распространением в наши дни кришнаитства, теософии, антропософии и различных оккультных культов, истоки которых находятся на Востоке. Второе: моральные позиции гностиков видятся небезынтересными! Гностики делили людей на две категории: первые — низшие люди, пневматики — должны спасаться путем морального делания, возрастать через труд, быть готовыми за свою веру идти на мученичество. Вторые — гностики — благодаря своим знаниям могут спасаться без дел. Важно, чтобы они сумели сохранит свой разум, свои знания, а для этого они могут отрекаться от Христа. Это типичная интеллигентская ересь! К сожалению, и в нашей России, в XIX–XX веках появились гностики. Один из них был даже “около церковных стен” вместо того, чтобы быть в церковных стенах.

Наиболее значительной фигурой в борьбе с гностицизмом был священномученик Ириней Лионский, родившийся в середине II века в Смирне19 и слушавший в отрочестве поучения священномученика Поликарпа Смирнского. В 70-х годах II века он оказывается в Галлии. Ему принадлежат пять книг против гностиков — “Исследование и опровержение лжеименного знания” — и “Изложение апостольского учения”. Прямая полемика в последней работе отсутствует; истинность христианского учения ее автор доказывает ссылками на пророческие книги Ветхого Завета. Его письма к пресвитеру Флорину — сейчас даже сказать страшно — настолько искренни и непосредственны: они — дыхание апостольских времен.

Победа Константина Великого II и его Миланский эдикт знаменуют начало новой эпохи в развитии христианства, христианского богословия и апологетики в частности. Богословские споры вышли из молитвенных собраний на улицы городов, на рыночные площади и даже в общественные бани. Вчерашние язычники бросились рассуждать о делах Божественных, распространились ереси. Новопришедшим из язычества и античной философии нужна была гласная христианская проповедь, которая могла бы быть воспринята и теми, кто в эпохи гонения не знал о христианстве, судя о нем по расхожим языческим байкам, или боялся принять христианство страха ради. Появилась возможность широкого общения между христианскими мыслителями, подвижниками и богословами разных частей обширной Римской империи. Эта свобода породила широкое распространение ересей и падение нравов в самом христианском обществе. От свободного христианизированного общества любители благочестия бежали в пустыню — начался расцвет монашества, но в эту же эпоху выдвинулась и блестящая плеяда отцов Церкви, которые пытались осмыслить языческую мудрость и использовать ее в целях проповеди Православия. Это святители Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский20.

Василий Великий поставил чрезвычайно важный вопрос, имеющий значение и для нашего времени. Его сочинение о том, как получить пользу от языческих сочинений, особенно ценно для молодежи. Он сам и его друг Григорий Богослов получили блестящее по тем временам образование и одновременно, ходя в языческую академию, они ходили к христианским учителям. Этот путь прошла и молодежь моего поколения. Григорий Богослов пишет, что он считает свое обучение в языческой гимназии вторым великим даром судьбы после христианской веры. Но все они видели и опасность языческой мудрости. Василий Великий подчеркивал, что славный Моисей сперва упражнял свой ум египетскими науками, а лишь потом приступил к созерцанию будущего, подобно тому как и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он вначале изучил халдейскую мудрость, и только тогда уже коснулся Божественных Промыслов. Сам Василий Великий, по характеристике его друга Григория Богослова, имел столько учености, сколько вместить может человеческая природа. Философ, юрист, искусствовед — он имел глубокие знания в астрологии и в математике… он так изучил их, как другие изучают лишь одну науку. Наиболее крупным его произведением является “Шесто­днев”, — свод естественно-научных и некоторых богословских представлений IV века. Без этого творения великого отца Церкви невозможно вести библейскую апологетику. Повествование ведется по шести дням творения. Автор разбирает проблему дня; для него 6 дней творения — это не 144 часа, но наши бабки и даже уважаемые семинаристы забыли, что говорили отцы Церкви. Святитель Василий Великий писал: “Назовешь ли его днем, назовешь ли его веком, назовешь ли его состоянием — выразишь одно и то же!”.

По Василию Великому, каждый этот день представлял собой этап неопределенной продолжительности, не умещающийся в 24 часа. “Пред очами Твоими тысяча лет как день вчерашний, — цитирует он псалмопевца Давида, — и один день, как тысяча лет…”. Василий Великий признает способность стихий — земли, воды и огня производить живые существа по Слову Божию. Он дает удивительную картину естественно-научных миропредставлений IV века. Некоторые представления из изложенных им ошибочно приписывают у нас Ломоносову, в частности, взгляды на происхождение янтаря. Василий Великий описывает птиц и летающих насекомых; последние, по его мнению, дышат порами тела, а не легкими. Он доказывает это экспериментально: опущенные в масло с открытой головой, они задыхаются.

Творцом, началом всего для Василия Великого является Бог. Природа живет по созданным Им законам, развивается, изменяется, порождает новые формы. Бог повелел — и море “чревобо­лезнует” рачками, медузами, рыбами и так далее, — очень характерная для Василия Великого мысль. Он склонен к идее самозарождения, продолжающегося и ныне, чего мы, конечно, после работ Луи Пастера принять не можем. Само зарождение жизни из земли и воды у Василия Великого происходит по воле Божией. Земля и вода получили для этого особые дары — повеление Творца21.

Нельзя согласиться с трактовкой, данной отцом Иоанном Мейендорфом представлениям Василия Великого о творении. Он приписывает святителю Василию Каппадокийскому мнение, что Бог “дал творению первоначальный толчок. Все последующее развитие (эволюция) происходит само по себе”22. Этим утверждением великий отец Церкви низводится в данном вопросе на позиции деизма23. В действительности Василий Великий говорит о последовательности повелений Божиих: повелел — море чревоболезнует, повелел — земля производит.

Пафос “Шестоднева” — в утверждении, что научно-фило­соф­ская мысль в своей положительной фактографической части вполне совместима с библейскими открытиями. М. В. Ломоносов называл святителя Василия Великоговеликим учителем, который знал, как сдружить Божественные откровения и природные правды. Конечно, мы должны при этом учитывать уровень античных знаний IV века. Вместе с тем святой архиепископ Каппадокийский подчеркивал коренные мировоззренческие рас­хождения библейских представлений с языческими, греческими. В начале сотворил Бог — значит, было начало, рассуждал он, значит, само время сотворено. Эту мысль впоследствии развивал блаженный Августин, а в XIX–XX вв. мы стали рассматривать время как форму существования материи. Представление о времени как не об абсолютной данности вытекает из текстов Священного Писания и совершенно чуждо античному миру, который признавал неначальное существование безначального хаоса, из которого родились боги.

Важное значение для развития апологетики имеет книга Василия Великого “Против Евномия”. Евномий был арианином, находящимся под сильным влиянием греческой философии, которую он не смог осмыслить, преодолеть и примирить с христианским Откровением. Аналогичная беда и у многих современных интеллигентов.

Значение Василия Великого прекрасно сформулировано в тропаре ему: Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческие обычаи украсил еси… и в кондаке Явился еси основание непоколебимое Церкве.

Зависимость нашей богословской и философской литературы от западной приводит к тому, что более известны представления блаженного Августина, чем Великих Каппадокийцев, первое место среди которых принадлежит архиепископу этого града Василию.

Протоиерей Иоанн Мейендорф обращает внимание на еще одну важную черту деятельности Василия Великого, которая часто бывает необходима в апологетической работе. Этот вселенский учитель Церкви дал яркий пример икономии, церковного домостроительства, согласно принципам которого он прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи редким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его часто критиковал святитель Григорий Богослов24. Можно сказать иначе: Василий Великий четко различал догматические основы православного вероучения и возможности теологуменов — частных богословских мнений, которые часто возникают из-за разного понимания смысла отдельных слов.

Достойное место среди Каппадокийцев занимает брат Василия Великого святитель Григорий Нисский, который считал, что все вещи были как потенции созданы Богом во вневременном акте творения в форме “сперматических (семенных) логосов”. Затем все это множество потенций развивается и каждая проявляется в свое время. Творение и дальнейшее регулирование семенных начал происходят в мире под началом Демиурга. Каждая реализованная вещь осуществляет определенную функцию и цель в Божественном плане мироздания. Человека Григорий Нисский рассматривает как посредника между Богом и природой, господином природы и всей твари, созданной Богом.

Другом Василия Великого был святитель Григорий Назианзин25 (ок. *330–†389), названный Церковью Богословом. Этого наименования удостоены за всю историю только три человека: святой апостол Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Вероятно, трудно, даже невозможно найти более сильный гимн реальной дружбе двух людей, чем в “Слове надгробном Василию архиепископу Кесарии Каппадокийской”, произнесенном Григорием Назианзином. Оба учились в языческой школе в Афинах.

“У обоих нас было одно упражнение — добродетель и одно усилие — до отшествия отсюда, отрешась от здешнего, жить для будущих надежд…

Нам были известны две дороги: одна — это первая и превосходнейшая — вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям, другая — это вторая и неравного достоинства с первой — вела к наставникам наук внешних. У других бывают призвания, или отцовские или свои, по роду собственного звания и занятия, но у нас было одно великое дело и имя — быть и именоваться христианами…”.

Они были очень непохожи друг на друга: спокойный, сосредоточенный Василий, мудрый, дипломатичный и блестящий организатор, и беспокойный, очень поэтичный, часто мятущийся Григорий. Однако они “непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу” и “…казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела”, — так вспоминал об их дружбе Григорий. В ней, конечно, всегда первенствовал Василий. Глубина богословской мысли у святителя Григория Назианзина соседствует или даже слита с поэзией. Согласно отцу Иоанну Мейендорфу, наши Рождественский, Богоявленский и Пасхальный каноны — не что иное, как перефразированные Иоанном Дамаскином отрывки из проповедей святителя Григория Богослова. Фома Аквинат, убежденный католик, утверждал, что у любого отца Церкви можно найти хоть какую-нибудь неверную мысль или высказывание, а у Григория Богослова — ни одного.

Не будем сейчас обсуждать его богословие, — это делается в курсах основного богословия, догматики, патристики. Для нашего предмета важны апологетические аспекты его творений. Причем речь идет не только о нем, а обо всех Великих Каппадокийцах во главе с Василием Великим.

Интеллигенция первых веков была воспитана на античной философии и прежде всего на трудах Аристотеля, Платона и его последователей — неоплатониках. Для каппадокийских святых Отцов, как и для других отцов Православной Церкви, христианство есть личностная встреча с Богом Отцом, Христом, Святым Духом. Не от философии, тем более греческой, которую он, галилейский росток, просто не знал, апостол Петр воскликнул: Ты Христос, Сын Бога Живаго… Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68–69). Опыт этой встречи надо было перевести для думающего, антично мыслящего человека в доступные ему понятия и категории; при этом последние действием откровения Божия и Священного Писания принципиально меняли свое содержание. Задачей этой работы, которую проделали Отцы IV–V вв., было убрать камни на пути к личностной вере, к пониманию Божественного откровения. Для этого необходимо было убедительно и последовательно в полном согласии со Священным Писанием и Священным Преданием сформулировать христианское учение в категориях греческой философии, чтобы по существу произвести революцию в головах образованной элиты современного им общества.

Это и Божественное начало мира вместо безначального хаоса, это личностное отношение к каждому отдельному человеку, это и единство Бога в трех Ипостасях, это отрицание платонической и других концепций вечности материи, каковая идея уходит в представление греческой религии о первоначальном и безначальном хаосе, порождающем богов. Это вера в Бога Творца, а не просто демиурга, бессмертие души, представление об условном характере времени и его сотворенности и т. д. Христианство породило принципиально новые представления о мире и лишь для раскрытия их пользовалось категориями античной философии и науки. Важнейшей была идея развития, восхождения к Богу через покаяние, искупление каждого отдельного человека Богочеловеком — Иисусом Христом.

Идеи Василия Великого и других Великих Каппадокийцев получили развитие в работах Иоанна Дамаскина (†750), который допускает изменяемость творения, а также сыграл большую роль в борьбе с иконоборчеством. И его 3-я песнь Канона 5-го гласа четко выражает его представления о положении Земли во Вселенной. Ее можно использовать для апологетической работы. Водрузив на ничесомже землю повелением Твоим и подвесивый неодержимо тяготейшую. При желании здесь можно увидеть намек на закон тяготения. Ни о каких китах здесь речи нет. А кончается этот ирмос словами: на недвижимом, Христе, камени заповедей Твоих Церковь Твою утверди, Едине Блаже и Человеколюбче. Мысль о висящей в пустоте Земле трансформируется у Иоанна Дамаскина в мысли, что Церковь стоит на недвижном камени, твердом основании Заповедей Христовых. Мысль его восходит к словам Христа На сем камне Я создам Церковь Мою и врата адовые не одолеют ее (Мф 16:8). Удивительное противопоставление тварно-материального и духовного. Такие сравнения, сопоставления и противопоставления типичны для богословских и, в частности, апологетических, морально назидательных работ прошлого. Книга святителя Тихона Задонского так и называется “Сокровище духовное от мира собираемое”.

Преподобный Иоанн Дамаскин, развивая мысль Василия Великого об учении языческой мудрости, пишет так: “И мы позаимствуем мудрость языческих писателей и ученых, являющихся служителями Истины”. Он подчеркивал, что богомудрый Моисей сначала изучал египетскую мудрость, а потом коснулся Божественных уроков. Иоанн Дамаскин как бы замыкает собою эпоху великих отцов древней Церкви и начинает эпоху великих подвижников средних веков.

На западе Викторин (26. Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.

Подвижник Востока преподобный Ефрем Сирин (†373–†379), чьи произведения составляют сокровищницу православной аскетики, писал: “Что видим в природе — тому же учит и Писание. И природа, и Писание, если правильно будем вникать, показывают одно и то же”. Позже его мысль была отлита в четкую формулу: “Природа и Писание как две книги, написанные одним автором, не могут противостоять друг другу, если только мы правильно читаем одну из них или обе вместе”.

Крупнейшей фигурой западной латинской апологетики был блаженный Августин, оказавший огромное влияние на развитие западной философии и апологетики в частности27. В последние годы к его трудам проявляется огромнейший интерес среди наших светских историков и философов. На восточную мысль он особого влияния не оказал. Наоборот, будучи блестяще образованным и глубоко эрудированным человеком, он хорошо владел знаниями и идеями греко-языческих теологов и мыслителей.

В настоящей статье сознательно обходятся чисто теологические споры и труды золотого века христианского богословия28.

Великие отцы Церкви раскрыли глубины Священного Писания, разъяснили надмирность христианства, показали, как должно относиться к светским наукам, светской культуре, в ту пору языческой, и использовать их для проповеди христианства. Их опыт особенно ценен сейчас, когда нас окружает атеистический мир.

1Историческое учение об отцах Церкви Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского. Т. 1. СПб., 1882. С. 54.

2См. Протоиерей Глеб Каледа. Введение в православную апологетику. С. 202.

3На русском языке творения Иустина Философа и Мученика были изданы с введением, примечаниями протоиереем П. Преображенским (М., 1892). Первая и вторая Апологии — в сборнике “Ранние отцы Церкви” (Брюссель, 1988. С. 255–361). — п. Г. К. — О его творениях см. также Дворкин А. Ветхий Завет как христианская книга в писаниях св. Иустина, Философа и Мученика // Альфа и Омега. 1994. № 3; Миллер Т. “Диалог” Иустина и “Диалоги” Платона // Альфа и Омега. 1997. № 3(14). — Ред.

4Учение Иустина Философа о Втором Лице Троицы исторически очень важно для борьбы с широко распространившимися сейчас неоарианами. Он подчеркивает веру в то, что Сын Божий “собственно один рожденный от Бога, Его Слово, Первородный и Сила; Слово, сосуществующее с Ним прежде создания”, Господь и Бог, Творец и Правитель мира. В своем исповедании Иустин явно раскрывает содержание 1-й главы Евангелия от Иоанна.

5Историческое учение об отцах Церкви… С. 64.

6Творения Татиана были переведены и изданы на русском языке протоиереем П. Преображенским “Творения апологетов” (М., 1892); “Речь против эллинов” — в сборнике “Ранние отцы Церкви” (С. 363–404).

7Афинагора Афиняна Философа христианского прошения о христианах // Ранние отцы Церкви. С. 405–449. О жизни его ничего не известно. Его апология императорам Марку Аврелию Апронину и Луцию Аврелию Коммоду была написана ок. 177 г. Примерно в это же время была написана адресованная Марку Аврелию “Апология в защиту христиан” святителя Мелитона, епископа г. Сард в Лидии.

8См. главу “Непостижимость и величие Божественного творения и бессилие философов объяснить с помощью своего ума возникновение личности” // Ранние отцы Церкви. С. 465–485.

9О Тертуллиане см., например, Архиепископ Нафанаил (Львов). Из истории Карфагенской Церкви. Тертуллиан // Альфа и Омега. 1997. № 1(12). — Ред.

10Александрийская катехизическая школа была основана Пантеном, вторым ее руководителем (ректором) стал Климент, учеником которого был Ориген. — п. Г. К. — Церковь отвергла некоторые стороны учения Оригена, но никогда не осуждала его творений, посвященных библеистике и экзегетике. — Ред.

11История науки зафиксировала попытку усомниться в историчности Наполеона: в брошюре, выпущенной около века назад, Наполеон объявлялся “сол­неч­ным мифом”. — Ред.

12Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Вильнюс–Москва, 1992. С. 98.

13Там же. С. 94.

14Там же. Оригену посвящена огромная литература (приводятся лишь отдельные работы на русском языке): Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице. СПб., 1879; Соловьев В. С. Ориген // Собрание сочинений. Т. 10. С. 439–449; Скворцов К. Философия отцов и учителей Церкви (период апологетов). Киев, 1868 (глава “Ориген”). — п. Г. К. — См. также Сидоров А. Жизненный путь Оригена // Патристика. Н.-Новг., 2001, где приводятся данные некоторых книг об Оригене. — Ред.

15Стоическую идею цикличности пытался развивать еще Татиан, находившийся в конце своей жизни под влиянием восточной мистики и гностиков. Представление о всеобщем воскресении он толковал как возобновление жизни в новом мировом цикле. Он верил и в Страшный суд, и в посмертное воздаяние.

16Творения священномученика Киприана епископа Карфагенского. СПб. О священномученике Киприане см. Митрополит Антоний (Мельников), Сомань Х. Святой Киприан епископ Карфагенский и “папа” Африканский // Богословские труды. Сб. 18. С. 231– 237.

17Из неупомянутых ранее следует отметить Минуция Феликса и его сочинение “Октавий”, которое называют “жемчужиной апологетической литературы”.

18Литература, посвященная гностикам, весьма обширна: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. СПб., 1910; Поснов М. Э. Гностицизм Он же. История христианской Церкви (до разделения Церквей — 1054). Брюссель, 1964; Соловьев В. С. Гностицизм // Собрание сочинений. Т. 10. С. 323–328; Он же. Валентин и валентианиане // Там же. С. 285–290; Он же. Василид // Там же. С. 291–292; серия статей в Православной энциклопедии. Наиболее глубокая духовно-нравст­венная оценка гностицизму дана священником Сергием Мансуровым в его “Истории Церкви” (Богословские труды. Сб. 17).

19Причины и дата смерти Иринея Лионского неизвестны. Имеются указания о его мученической кончине.

20В предыдущем номере “Альфы и Омеги” были опубликованы две статьи о них, см. Епископ Афанасий (Евтич). Каппадокийские Отцы // Альфа и Омега. 2003. № 2(36); Священник Владимир Шмалий. Космология святых Отцов Каппадокийцев: вклад в современный диалог науки и богословия // Там же. — Ред.

21Святитель Василий Великий. Его жизнь и деятельность< // Творения святого отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т.

22Протоиерей Иоанн Мейендорф. Указ. соч. С. 153.

23В отечественной литературе последних десятилетий под деизмом понимали “религиозно-философское учение, допускающее существование Бога в качестве первопричины мира, но отрицающее Его вмешательство в развитие природы” (Энциклопедический словарь. Т. 1. М., 1953. С. 520). В философском смысле термин деизм — очень неопределенный. В

24Протоиерей Иоанн Мейендорф. Указ. соч. С. 158.

25Назианз — город в Каппадокии, сыном епископа которого был святитель Григорий Богослов.

26Викторин (Гай Марий Викторин) — римский ритор и писатель, на склоне лет ставший христианином. Его богословие несет отпечаток неоплатонизма, сказавшегося и на его антиарианских сочинениях. Комментировал Послания апостола Павла. См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Триадология Мария Викторина // Альфа и Омега. 2000. № 1(23). Иларий Пиктавийский — епископ Пуатье, пламенный противник арианства, претерпевший гонения и прозванный Афанасием Запада; см. о нем Попов И. В. Святой Иларий, епископ Пиктавийский // Богословские труды. Сб. 4–7. — Ред.

27См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Блаженный Августин Иппонский // Альфа и Омега. 2000. № 2(24). — Ред.

28Архимандрит Киприан (Керн). Золотой век святоотеческой письменности (Жизнь и учение восточных отцов 1. Обычно он считается основателем апологетики, хотя у него были предшественники2.

Иустин родился в первые годы II века (ок. 105 г.) в языческой семье, получил прекрасное эллинское образование, учился у многих философов, был знаком со многими языческими школами: стоиков, киников, пифагорейцев, платоников (неоплато­ников) и т. д., сам был преподавателем риторики, но нигде и ни у кого он не получал умственного и духовного удовлетворения. Он метался в поисках правды и истины, меняя наставников и учителей. Любопытны характеристики, которые он им впоследствии давал. Однажды, погруженный в размышления, он гулял по берегу моря и встретил старца, с которым имел длительную беседу, а потом, видимо, еще много встреч и разговоров. Эти беседы привели Иустина к христианству. Имени старца мученик Иустин в своих трудах не называет, вероятно, из конспиративных соображений, естественных в условиях гонений. Последующие же авторы и церковное предание указывают, что это был священномученик Поликарп, епископ Смирнский.

Стряхнув с себя античную мудрость пифагорейцев, неоплатоников и других языческих философов, святой Иустин весь свой талант и голос ученого направил на защиту и проповедь христианства. Эллин по внешнему виду и образованию, пламенный христианин по вере, Иустин путешествовал по всему тогдашнему римскому миру с востока на запад, чтобы повсюду распространять и утверждать веру во Христа Спасителя. Это был странствующий благовестник, не имеющий ни постоянного места жительства, ни церковной должности. Восторженное уважение, засвидетельствованное его учеником Татианом, говорит о привлекательности Иустина Философа и о силе его личного влияния на окружающих Так, он юридически доказывал, что христиане не разрушают государства, а наоборот, укрепляют его, что они не приносят вреда людям, что они не являются атеистами-безбожниками, как их пытались изобразить языческие авторы; показывал, что христианское мировоззрение неизмеримо выше языческого и атеистического. Наиболее интересным произведением Иустина Философа является, бесспорно, “Диалог с Трифоном иудеем”3. Уникальный документ! Он сообщает массу биографических сведений и доносит до нас психологию того времени — первых веков христианства. В своих трудах, говоря современным языком, Иустин Философ использовал научно-методический аппарат и понятия, разработанные до него греческой философией. Этим он облегчает решение своей задачи — сделать свои труды понятными современному ему античному читателю и показать, что достижения греческой философии могут быть использованы для раскрытия содержания и защиты христианства. Из его апологетических трудов следовало, что: а) эллински образованный человек может принять и исповедовать христианство; б) христианство — более высокое мировоззрение, чем язычество со всеми его философскими модификациями и иудейство; в) христианство есть завершение еврейской религии, а Христос — Тот Мессия, Которого евреи ждали на протяжении веков.

Иустин Философ первым высказал предположение, что Господь Бог вел человечество ко встрече Иисуса Христа двумя путями: первый путь — путь еврейского народа, которого Бог готовил как избранный народ, а через него — и все человечество к встрече пришествия в мир Иисуса Христа; второй путь — это путь всего человечества через греческую философию. В своих трудах Иустин отмечает и положительные, и отрицательные ее стороны.

Кстати сказать, и наш Символ веры в первых своих членах, за исключением двух только слов, был очень близок к тому, что произнес Иустин Мученик на суде, приговорившем его к смертной казни: Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым, то есть все сотворил Бог. В своем исповедании Иустин дал и понятие Иисуса Христа как Сына Божия4, у него нет лишь слов Единосущного Отцу, которые появились в 325 году на Никейском соборе.

Очень четко выразил стиль творений святого мученика Иустина архиепископ Филарет: “…святой Иустин был философом по духу своему; таков он был в жизни; таков он и во всех сочинениях своих. С верным познанием откровенного учения он соединял глубокий взгляд на христианство. Свои мысли он излагает не в той форме простого наставления, в какой излагают их мужи апостольские; он исследует, сравнивает, проверяет. Говоря с язычником об истинах христианских, он вводит язычника в размышления о них, излагает предметы отчетливо и ясно, чтобы оставить потом язычника безответным перед ними за его неверие”5; говоря с иудеем, он заставляет его вникнуть в смысл пророческих книг.

Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.) II века. Александрийская хроника датирует ее 169 годом.

У Иустина были ученики и последователи. Но пути многих из них разошлись: они очень по-разному стали относиться к классической философии и греческой, античной культуре. Сириец из языческого селения Татиан6 много путешествовал, изучал науки и философию; в Риме он встретил Иустина Философа, принял христианство, но, в отличие от Иустина, Татиан резко отрицательно относился ко всей греческой культуре, заявляя, что все, чем гордятся греки — все это заимствовано у других народов. Он считал, что все народы, исповедующие язычество, равно заблуждаются. Христианство для Татиана — полный разрыв с греческой культурой. Греческая мифология глуха и непостоянна, а греческие театры — школа разврата. Их танцы, музыка и поэзия преисполнены грехом. Татиан упрекает эллинов в том, что они мудрость разорвали на части и лишили себя истинной мудрости. Он упрекает античную философию в безнравственности и отмечает, что во многих случаях “мудрость варваров” выше мудрости эллинов. Склонный к крайностям и восточной мистике, он впоследствии отошел от Православия и основал секту энкратитов, гностическую по своему существу.

Другой последователь Иустина Философа, Афинагор7, напротив, широко использует греческих авторов; его творения явно рассчитаны на лиц, имеющих греческое образование. Афинагор одним из первых попытался дополнить веру разумом, Откровение — принципом доказательства; ему принадлежит первое в истории христианства теологическое “дедуктивное доказательство”, направленное против языческого многобожия: Бог по самому своему понятию есть существо беспредельное всеохватывающее, следовательно, Он должен быть один. Афинагору принадлежит понятие “доказательные основания нашей веры”. Филолей (Филатей), в противоположность Афинагору, полностью отрекается от всего языческого и признает только Божественное откровение; все же остальное он считает плодом падшего ума8.

Таким образом, уже во II веке в христианском обществе четко определились два подхода к проблеме соотношения знания и веры, а, следовательно, и задачам апологетики.

Жившему в III веке Тертуллиану из Карфагена приписывают формулу: “Верую, потому что это абсурдно”. Его не интересовали ни научные, ни философские искания. Он остановил свое внимание на вопросах нравственности, дал картины семейной жизни того времени, с которыми многим было бы полезно познакомиться и в наше время9.

Принципиально иных взглядов придерживалась Александрийская школа богословия, которая очень высоко ставила светскую античную философию, учила о дополнительности веры и знания. Она вышла из Александрийской катехизической школы, возникшей во второй половине II века. Наиболее видными представителями этой школы были Климент Александрийский (ок. 150–215) и Ориген (185–254); второй считается еретиком10.

Об остроте борьбы между двумя направлениями христианства первых веков свидетельствует Климент Александрийский, который писал: “Есть между нами немало людей, боящихся эллинской философии, как дети боятся привидения <…> Если их вера настолько слаба, что может колебаться от человеческих заблуждений, то пусть эти слабосильные христиане лучше признаются, что они никогда не верили в Истину”.

Клименту Александрийскому принадлежит знаменитый тезис “филосо­фия — служанка богословия”. Он ограничивал область знаний сферой рациональной интерпретации положений веры. Вера и знание неразрывно связаны. Веру он определяет как “со­кра­­щение знаний”. Климент впервые в истории христианской мысли отчетливо формулирует принцип гармонии веры и знания. В своих трудах он стремился увещевать язычников к принятию христианства. Он опровергает язычество, используя греческую философию, излагает основы христианской веры для новообращенных и пытается создать философию христианства для образованных христиан. Три его работы получили историческое и церковное признание: “Увещание язычников”, “Педа­гог”, “Строматы” ‘узорчатые ковры’. Давая такое название, Климент хотел показать разноцветность, многообразность, мозаичную многоцветность своих высказываний и мыслей — это еще не систематическое изложение богословских систем, это подход к нему.

Александрийцы старались использовать все те знания, которые накопило к их эпохе человечество, для осмысления христианства, для проповеди христианства, использовать аппарат языческой мудрости для разоблачения этой самой языческой мудрости. Недаром языческие философы писали Оригену, что он их данные, их достижения и методику использует для опровержения их же взглядов, для обоснования и защиты “варварского суеверия”. Знакомая картина! В послевоенные годы наши диалектические материалисты-атеисты обвиняли Альберта Эйнштейна в том, что он опозорил свое имя, имя ученого, отдал свой талант в услужение поповщине.

Использование языческих приемов для опровержения языческой лжемудрости и защиты христианства особенно ярко выражено в основном апологетическом труде Оригена “Против Цельса”. Цельс в своем огромном труде “Истинное слово”, не дошедшем до нас, но рассыпанном в цитатах и изложениях, опровергает христианство с позиций языческого философа, тщательно изучившего Библию и христианское учение. Он ищет аналогов Христа в других религиях, пишет о том, что вокруг образа Иисуса возникли сказания, легенды и мифы. По существу, все замечания антирелигиозной пропаганды, с которыми мы встречаемся в ХХ веке, были пущены в литературный обиход уже в первые века; изменялась форма, а не сущность, за исключением одного: древние не додумывались объявить Иисуса Христа мифом, несуществующей исторической личностью; это уже является “достижением” XIX–XX вв. В первые века еще не было сомнений в историчности Иисуса Христа: слишком близким был Он по времени для писателей тех времен, как для нас Наполеон11, святые Серафим Саровский или Иоанн Кронштадтский.

Цельс утверждал, что христиане уступают язычникам в отношении богослужения и философии, поскольку они опираются на Библию, которая принадлежит варварскому еврейскому народу. Ему претит доступность христианского учения всем и каждому, между тем как истинная философия может быть доступна лишь единицам избранных интеллектуалов.

Очень характерно, что Цельс, подобно многим современным “мыслителям”, призывает христиан влиться в плюралистическое римское общество, сохранив веру в Христа Иисуса, но признавая все остальные “ценности” мира сего. Он обвиняет христиан в том, что они поклоняются Богу, рожденному от женщины и жившему на земле в человеческом образе. Язычники же, воздвигая статуи богам, понимают, что это не боги, а лишь их изображения. “Это, — пишет протоиерей Иоанн Мейендорф, — первый в истории миф о поклонении изображениям и религиозном искусстве”12. По мнению того же богослова, работа “Про­тив Цельса” представляет собою первую серьезную полемику между образованным христианином и язычником-интеллекту­алом13.

Ориген много занимался истолкованием Библии, а писал для своих гречески образованных современников. Он понимал, что для последних читать Библию — историческую Книгу варварского народа — не является очевидной для них необходимостью. Но он был убежден, что без Ветхого Завета невозможно правильно понять христианство. В своих многочисленных творениях Ориген в мельчайших подробностях ветхозаветных книг искал духовный смысл, аллегорически, символически относящийся к Христу. Порою, увлекаясь аллегоризмом, он “всецело пренебрегает историческим смыслом”14.

Космогоническая система Оригена противоречива: на библейские представления явно накладываются гностические. Он считал, что до нашего мира было и после него будет бесчисленное множество подобных миров (эонов), которые приходят и уходят, замещаясь во времени все новыми и новыми. Наш мир сотворен единожды, он имеет начало и конец, об этом свидетельствует Священное Писание (Быт 1:1–2); у Екклезиаста он находит подтверждение о мирах древних (Еккл 1:10; 3:15), а о новых мирах пророчествует Исайя (Ис 56:22). Бог вечен, всемогущ, Он всегда творит мир. Ориген пытается соединить представление стоиков о цикличности и еврейско-библейское понимание линейности и абсолютности времени. Но в представлении Оригена материальные тварные миры сотворяются и гибнут, а единожды сотворенные души никогда не гибнут, но претерпевают лишь различные метаморфозы. Значение циклов материального мира в воспитании падших духов и возвращении их в нормальное состояние очень большое, но, имея свободную волю, они могут пожелать падения15. Система Оригена фантастична, как и системы гностиков. Она показывает, как опасно аффектированно пытаться идти на компромиссы разных верований и представлений.

Следует отметить, что Александрийская школа заимствовала некоторые свои принципиальные и методические положения у широко известного в древности еврея-философа Филона, жившего в Александрии на грани двух эр (25 г. до Р. Х. – 50 г. по Р. Х.). Последний пытался создать некий синтез еврейских верований и античной философии. Он считал, что Библейское откровение и греческая философия имеют один и тот же источник — Божественный разум-Логос, но что Библия есть просто слово (Логос) Бога, а греческая философия есть человеческое отражение этого Логоса. Живя в иудейской общине среди языческого мира, в Александрии, одном из центров тогдашней античной культуры, и овладев ею, Филон по существу занимался иудейской апологетикой.

Заметный след в раннехристианской апологетике оставил и священномученик Киприан, епископ Кафагенский (*201–†258). Он в письме Донату дал емкую и литературно превосходную характеристику современного ему языческого общества. Им написаны работы “О сути идолов”, “Три книги свидетельства против иудеев”; ему приписывается “Трактат против иудеев”16.

По дошедшим до нас отрывкам, упоминаниям в древних источниках можно предполагать, что апологетическая литература в первые века была весома и многочисленна17. Известен перевод с греческого на латинский записи прений между Язоном, христианином из евреев, и Паписком, александрийским иудеем, об истинах христианской веры. Люди древности и средневековья любили диалоговую форму. Ею в совершенстве владел в ХХ веке священник Валентин Свенцицкий, диалоги которого до сих пор перечитываются.

Необходимо отметить, что многие работы древних авторов передергиваются и неправильно переводятся пропагандистами атеизма. Так, из труда “Диалог с Трифоном иудеем” иногда приводятся слова Иустина Философа: “Докажи, что Он — Христос”. А наши атеисты пытаются, передернув, донести эти слова как: “Докажи, что был Христос”! Вопрос ставился не так: “А является ли Иисус из Назарета тем самым ожидаемым Мессией, Которого ждали Апостолы, евреи, ждало человечество”, то есть в совершенно иной плоскости.

Таким образом уже в первые века на примерах работ Иустина Философа, Татиана, Климента Александрийского, Оригена, священномученика Киприана Карфагенского и других видны два основных направления апологетики: одно — против язычества, эллинизма; другое — против иудейства. В одном случае обличается ложь язычества, в другом случае на основании анализа еврейских священных книг обосновывается, что Иисус из Назарета является тем самым Христом, Которого в течение веков ждал еврейский народ. В основе последнего направления апологетики лежат слова Иисуса Христа: Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.

Постепенно тот апологетический накал против язычества, который был в I–II веках, стал глохнуть. Христианство получило широкое распространение. Появились новые проблемы. Христианство принимают и блестящие мыслители, и глубокие молитвенники, и те, кого мы сегодня называем рядовыми интеллигентами. Внутри христианства возникают ереси. Наиболее важной среди них был в III в. так называемый гностицизм. Гностики пытались омертвить христианское учение, сделать его доступным для людей с языческими взглядами и образом жизни. Они стремились соединить восточные культы с современным им язычеством и христианством. То же пытаются делать западные и наши доморощенные любители Востока, растворяя христианство в какой-то непонятной общей религии или трансформируя его. Ищут корни Христа на Востоке. При этом Восток переместился из Персии в Индию и Тибет. Старая идея… Подробно о гностиках говорить у нас нет возможности18. Отметим лишь немаловажные обстоятельства. Первое: расцвет гностицизма в период разложения римского мировоззрения и зарождения христианства, что в какой-то мере позволяет проводить аналогию с широким распространением в наши дни кришнаитства, теософии, антропософии и различных оккультных культов, истоки которых находятся на Востоке. Второе: моральные позиции гностиков видятся небезынтересными! Гностики делили людей на две категории: первые — низшие люди, пневматики — должны спасаться путем морального делания, возрастать через труд, быть готовыми за свою веру идти на мученичество. Вторые — гностики — благодаря своим знаниям могут спасаться без дел. Важно, чтобы они сумели сохранит свой разум, свои знания, а для этого они могут отрекаться от Христа. Это типичная интеллигентская ересь! К сожалению, и в нашей России, в XIX–XX веках появились гностики. Один из них был даже “около церковных стен” вместо того, чтобы быть в церковных стенах.

Наиболее значительной фигурой в борьбе с гностицизмом был священномученик Ириней Лионский, родившийся в середине II века в Смирне19 и слушавший в отрочестве поучения священномученика Поликарпа Смирнского. В 70-х годах II века он оказывается в Галлии. Ему принадлежат пять книг против гностиков — “Исследование и опровержение лжеименного знания” — и “Изложение апостольского учения”. Прямая полемика в последней работе отсутствует; истинность христианского учения ее автор доказывает ссылками на пророческие книги Ветхого Завета. Его письма к пресвитеру Флорину — сейчас даже сказать страшно — настолько искренни и непосредственны: они — дыхание апостольских времен.

Победа Константина Великого II и его Миланский эдикт знаменуют начало новой эпохи в развитии христианства, христианского богословия и апологетики в частности. Богословские споры вышли из молитвенных собраний на улицы городов, на рыночные площади и даже в общественные бани. Вчерашние язычники бросились рассуждать о делах Божественных, распространились ереси. Новопришедшим из язычества и античной философии нужна была гласная христианская проповедь, которая могла бы быть воспринята и теми, кто в эпохи гонения не знал о христианстве, судя о нем по расхожим языческим байкам, или боялся принять христианство страха ради. Появилась возможность широкого общения между христианскими мыслителями, подвижниками и богословами разных частей обширной Римской империи. Эта свобода породила широкое распространение ересей и падение нравов в самом христианском обществе. От свободного христианизированного общества любители благочестия бежали в пустыню — начался расцвет монашества, но в эту же эпоху выдвинулась и блестящая плеяда отцов Церкви, которые пытались осмыслить языческую мудрость и использовать ее в целях проповеди Православия. Это святители Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский20.

Василий Великий поставил чрезвычайно важный вопрос, имеющий значение и для нашего времени. Его сочинение о том, как получить пользу от языческих сочинений, особенно ценно для молодежи. Он сам и его друг Григорий Богослов получили блестящее по тем временам образование и одновременно, ходя в языческую академию, они ходили к христианским учителям. Этот путь прошла и молодежь моего поколения. Григорий Богослов пишет, что он считает свое обучение в языческой гимназии вторым великим даром судьбы после христианской веры. Но все они видели и опасность языческой мудрости. Василий Великий подчеркивал, что славный Моисей сперва упражнял свой ум египетскими науками, а лишь потом приступил к созерцанию будущего, подобно тому как и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он вначале изучил халдейскую мудрость, и только тогда уже коснулся Божественных Промыслов. Сам Василий Великий, по характеристике его друга Григория Богослова, имел столько учености, сколько вместить может человеческая природа. Философ, юрист, искусствовед — он имел глубокие знания в астрологии и в математике… он так изучил их, как другие изучают лишь одну науку. Наиболее крупным его произведением является “Шесто­днев”, — свод естественно-научных и некоторых богословских представлений IV века. Без этого творения великого отца Церкви невозможно вести библейскую апологетику. Повествование ведется по шести дням творения. Автор разбирает проблему дня; для него 6 дней творения — это не 144 часа, но наши бабки и даже уважаемые семинаристы забыли, что говорили отцы Церкви. Святитель Василий Великий писал: “Назовешь ли его днем, назовешь ли его веком, назовешь ли его состоянием — выразишь одно и то же!”.

По Василию Великому, каждый этот день представлял собой этап неопределенной продолжительности, не умещающийся в 24 часа. “Пред очами Твоими тысяча лет как день вчерашний, — цитирует он псалмопевца Давида, — и один день, как тысяча лет…”. Василий Великий признает способность стихий — земли, воды и огня производить живые существа по Слову Божию. Он дает удивительную картину естественно-научных миропредставлений IV века. Некоторые представления из изложенных им ошибочно приписывают у нас Ломоносову, в частности, взгляды на происхождение янтаря. Василий Великий описывает птиц и летающих насекомых; последние, по его мнению, дышат порами тела, а не легкими. Он доказывает это экспериментально: опущенные в масло с открытой головой, они задыхаются.

Творцом, началом всего для Василия Великого является Бог. Природа живет по созданным Им законам, развивается, изменяется, порождает новые формы. Бог повелел — и море “чревобо­лезнует” рачками, медузами, рыбами и так далее, — очень характерная для Василия Великого мысль. Он склонен к идее самозарождения, продолжающегося и ныне, чего мы, конечно, после работ Луи Пастера принять не можем. Само зарождение жизни из земли и воды у Василия Великого происходит по воле Божией. Земля и вода получили для этого особые дары — повеление Творца21.

Нельзя согласиться с трактовкой, данной отцом Иоанном Мейендорфом представлениям Василия Великого о творении. Он приписывает святителю Василию Каппадокийскому мнение, что Бог “дал творению первоначальный толчок. Все последующее развитие (эволюция) происходит само по себе”22. Этим утверждением великий отец Церкви низводится в данном вопросе на позиции деизма23. В действительности Василий Великий говорит о последовательности повелений Божиих: повелел — море чревоболезнует, повелел — земля производит.

Пафос “Шестоднева” — в утверждении, что научно-фило­соф­ская мысль в своей положительной фактографической части вполне совместима с библейскими открытиями. М. В. Ломоносов называл святителя Василия Великоговеликим учителем, который знал, как сдружить Божественные откровения и природные правды. Конечно, мы должны при этом учитывать уровень античных знаний IV века. Вместе с тем святой архиепископ Каппадокийский подчеркивал коренные мировоззренческие рас­хождения библейских представлений с языческими, греческими. В начале сотворил Бог — значит, было начало, рассуждал он, значит, само время сотворено. Эту мысль впоследствии развивал блаженный Августин, а в XIX–XX вв. мы стали рассматривать время как форму существования материи. Представление о времени как не об абсолютной данности вытекает из текстов Священного Писания и совершенно чуждо античному миру, который признавал неначальное существование безначального хаоса, из которого родились боги.

Важное значение для развития апологетики имеет книга Василия Великого “Против Евномия”. Евномий был арианином, находящимся под сильным влиянием греческой философии, которую он не смог осмыслить, преодолеть и примирить с христианским Откровением. Аналогичная беда и у многих современных интеллигентов.

Значение Василия Великого прекрасно сформулировано в тропаре ему: Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческие обычаи украсил еси… и в кондаке Явился еси основание непоколебимое Церкве.

Зависимость нашей богословской и философской литературы от западной приводит к тому, что более известны представления блаженного Августина, чем Великих Каппадокийцев, первое место среди которых принадлежит архиепископу этого града Василию.

Протоиерей Иоанн Мейендорф обращает внимание на еще одну важную черту деятельности Василия Великого, которая часто бывает необходима в апологетической работе. Этот вселенский учитель Церкви дал яркий пример икономии, церковного домостроительства, согласно принципам которого он прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи редким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его часто критиковал святитель Григорий Богослов24. Можно сказать иначе: Василий Великий четко различал догматические основы православного вероучения и возможности теологуменов — частных богословских мнений, которые часто возникают из-за разного понимания смысла отдельных слов.

Достойное место среди Каппадокийцев занимает брат Василия Великого святитель Григорий Нисский, который считал, что все вещи были как потенции созданы Богом во вневременном акте творения в форме “сперматических (семенных) логосов”. Затем все это множество потенций развивается и каждая проявляется в свое время. Творение и дальнейшее регулирование семенных начал происходят в мире под началом Демиурга. Каждая реализованная вещь осуществляет определенную функцию и цель в Божественном плане мироздания. Человека Григорий Нисский рассматривает как посредника между Богом и природой, господином природы и всей твари, созданной Богом.

Другом Василия Великого был святитель Григорий Назианзин25 (ок. *330–†389), названный Церковью Богословом. Этого наименования удостоены за всю историю только три человека: святой апостол Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Вероятно, трудно, даже невозможно найти более сильный гимн реальной дружбе двух людей, чем в “Слове надгробном Василию архиепископу Кесарии Каппадокийской”, произнесенном Григорием Назианзином. Оба учились в языческой школе в Афинах.

“У обоих нас было одно упражнение — добродетель и одно усилие — до отшествия отсюда, отрешась от здешнего, жить для будущих надежд…

Нам были известны две дороги: одна — это первая и превосходнейшая — вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям, другая — это вторая и неравного достоинства с первой — вела к наставникам наук внешних. У других бывают призвания, или отцовские или свои, по роду собственного звания и занятия, но у нас было одно великое дело и имя — быть и именоваться христианами…”.

Они были очень непохожи друг на друга: спокойный, сосредоточенный Василий, мудрый, дипломатичный и блестящий организатор, и беспокойный, очень поэтичный, часто мятущийся Григорий. Однако они “непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу” и “…казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела”, — так вспоминал об их дружбе Григорий. В ней, конечно, всегда первенствовал Василий. Глубина богословской мысли у святителя Григория Назианзина соседствует или даже слита с поэзией. Согласно отцу Иоанну Мейендорфу, наши Рождественский, Богоявленский и Пасхальный каноны — не что иное, как перефразированные Иоанном Дамаскином отрывки из проповедей святителя Григория Богослова. Фома Аквинат, убежденный католик, утверждал, что у любого отца Церкви можно найти хоть какую-нибудь неверную мысль или высказывание, а у Григория Богослова — ни одного.

Не будем сейчас обсуждать его богословие, — это делается в курсах основного богословия, догматики, патристики. Для нашего предмета важны апологетические аспекты его творений. Причем речь идет не только о нем, а обо всех Великих Каппадокийцах во главе с Василием Великим.

Интеллигенция первых веков была воспитана на античной философии и прежде всего на трудах Аристотеля, Платона и его последователей — неоплатониках. Для каппадокийских святых Отцов, как и для других отцов Православной Церкви, христианство есть личностная встреча с Богом Отцом, Христом, Святым Духом. Не от философии, тем более греческой, которую он, галилейский росток, просто не знал, апостол Петр воскликнул: Ты Христос, Сын Бога Живаго… Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68–69). Опыт этой встречи надо было перевести для думающего, антично мыслящего человека в доступные ему понятия и категории; при этом последние действием откровения Божия и Священного Писания принципиально меняли свое содержание. Задачей этой работы, которую проделали Отцы IV–V вв., было убрать камни на пути к личностной вере, к пониманию Божественного откровения. Для этого необходимо было убедительно и последовательно в полном согласии со Священным Писанием и Священным Преданием сформулировать христианское учение в категориях греческой философии, чтобы по существу произвести революцию в головах образованной элиты современного им общества.

Это и Божественное начало мира вместо безначального хаоса, это личностное отношение к каждому отдельному человеку, это и единство Бога в трех Ипостасях, это отрицание платонической и других концепций вечности материи, каковая идея уходит в представление греческой религии о первоначальном и безначальном хаосе, порождающем богов. Это вера в Бога Творца, а не просто демиурга, бессмертие души, представление об условном характере времени и его сотворенности и т. д. Христианство породило принципиально новые представления о мире и лишь для раскрытия их пользовалось категориями античной философии и науки. Важнейшей была идея развития, восхождения к Богу через покаяние, искупление каждого отдельного человека Богочеловеком — Иисусом Христом.

Идеи Василия Великого и других Великих Каппадокийцев получили развитие в работах Иоанна Дамаскина (†750), который допускает изменяемость творения, а также сыграл большую роль в борьбе с иконоборчеством. И его 3-я песнь Канона 5-го гласа четко выражает его представления о положении Земли во Вселенной. Ее можно использовать для апологетической работы. Водрузив на ничесомже землю повелением Твоим и подвесивый неодержимо тяготейшую. При желании здесь можно увидеть намек на закон тяготения. Ни о каких китах здесь речи нет. А кончается этот ирмос словами: на недвижимом, Христе, камени заповедей Твоих Церковь Твою утверди, Едине Блаже и Человеколюбче. Мысль о висящей в пустоте Земле трансформируется у Иоанна Дамаскина в мысли, что Церковь стоит на недвижном камени, твердом основании Заповедей Христовых. Мысль его восходит к словам Христа На сем камне Я создам Церковь Мою и врата адовые не одолеют ее (Мф 16:8). Удивительное противопоставление тварно-материального и духовного. Такие сравнения, сопоставления и противопоставления типичны для богословских и, в частности, апологетических, морально назидательных работ прошлого. Книга святителя Тихона Задонского так и называется “Сокровище духовное от мира собираемое”.

Преподобный Иоанн Дамаскин, развивая мысль Василия Великого об учении языческой мудрости, пишет так: “И мы позаимствуем мудрость языческих писателей и ученых, являющихся служителями Истины”. Он подчеркивал, что богомудрый Моисей сначала изучал египетскую мудрость, а потом коснулся Божественных уроков. Иоанн Дамаскин как бы замыкает собою эпоху великих отцов древней Церкви и начинает эпоху великих подвижников средних веков.

На западе Викторин (IV в. по Р. Х.) и Иларий (†367) провели большую работу по переводу христианских грекоязычных авторов на латинский язык, а также создавали свои оригинальные труды в развитие их представлений26. Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.

Подвижник Востока преподобный Ефрем Сирин (†373–†379), чьи произведения составляют сокровищницу православной аскетики, писал: “Что видим в природе — тому же учит и Писание. И природа, и Писание, если правильно будем вникать, показывают одно и то же”. Позже его мысль была отлита в четкую формулу: “Природа и Писание как две книги, написанные одним автором, не могут противостоять друг другу, если только мы правильно читаем одну из них или обе вместе”.

Крупнейшей фигурой западной латинской апологетики был блаженный Августин, оказавший огромное влияние на развитие западной философии и апологетики в частности27. В последние годы к его трудам проявляется огромнейший интерес среди наших светских историков и философов. На восточную мысль он особого влияния не оказал. Наоборот, будучи блестяще образованным и глубоко эрудированным человеком, он хорошо владел знаниями и идеями греко-языческих теологов и мыслителей.

В настоящей статье сознательно обходятся чисто теологические споры и труды золотого века христианского богословия28.

Великие отцы Церкви раскрыли глубины Священного Писания, разъяснили надмирность христианства, показали, как должно относиться к светским наукам, светской культуре, в ту пору языческой, и использовать их для проповеди христианства. Их опыт особенно ценен сейчас, когда нас окружает атеистический мир.

1Историческое учение об отцах Церкви Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского. Т. 1. СПб., 1882. С. 54.

2См. Протоиерей Глеб Каледа. Введение в православную апологетику. С. 202.

3На русском языке творения Иустина Философа и Мученика были изданы с введением, примечаниями протоиереем П. Преображенским (М., 1892). Первая и вторая Апологии — в сборнике “Ранние отцы Церкви” (Брюссель, 1988. С. 255–361). — п. Г. К. — О его творениях см. также Дворкин А. Ветхий Завет как христианская книга в писаниях св. Иустина, Философа и Мученика // Альфа и Омега. 1994. № 3; Миллер Т. “Диалог” Иустина и “Диалоги” Платона // Альфа и Омега. 1997. № 3(14). — Ред.

4Учение Иустина Философа о Втором Лице Троицы исторически очень важно для борьбы с широко распространившимися сейчас неоарианами. Он подчеркивает веру в то, что Сын Божий “собственно один рожденный от Бога, Его Слово, Первородный и Сила; Слово, сосуществующее с Ним прежде создания”, Господь и Бог, Творец и Правитель мира. В своем исповедании Иустин явно раскрывает содержание 1-й главы Евангелия от Иоанна.

5Историческое учение об отцах Церкви… С. 64.

6Творения Татиана были переведены и изданы на русском языке протоиереем П. Преображенским “Творения апологетов” (М., 1892); “Речь против эллинов” — в сборнике “Ранние отцы Церкви” (С. 363–404).

7Афинагора Афиняна Философа христианского прошения о христианах // Ранние отцы Церкви. С. 405–449. О жизни его ничего не известно. Его апология императорам Марку Аврелию Апронину и Луцию Аврелию Коммоду была написана ок. 177 г. Примерно в это же время была написана адресованная Марку Аврелию “Апология в защиту христиан” святителя Мелитона, епископа г. Сард в Лидии.

8См. главу “Непостижимость и величие Божественного творения и бессилие философов объяснить с помощью своего ума возникновение личности” // Ранние отцы Церкви. С. 465–485.

9О Тертуллиане см., например, Архиепископ Нафанаил (Львов). Из истории Карфагенской Церкви. Тертуллиан // Альфа и Омега. 1997. № 1(12). — Ред.

10Александрийская катехизическая школа была основана Пантеном, вторым ее руководителем (ректором) стал Климент, учеником которого был Ориген. — п. Г. К. — Церковь отвергла некоторые стороны учения Оригена, но никогда не осуждала его творений, посвященных библеистике и экзегетике. — Ред.

11История науки зафиксировала попытку усомниться в историчности Наполеона: в брошюре, выпущенной около века назад, Наполеон объявлялся “сол­неч­ным мифом”. — Ред.

12Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Вильнюс–Москва, 1992. С. 98.

13Там же. С. 94.

14Там же. Оригену посвящена огромная литература (приводятся лишь отдельные работы на русском языке): Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице. СПб., 1879; Соловьев В. С. Ориген // Собрание сочинений. Т. 10. С. 439–449; Скворцов К. Философия отцов и учителей Церкви (период апологетов). Киев, 1868 (глава “Ориген”). — п. Г. К. — См. также Сидоров А. Жизненный путь Оригена // Патристика. Н.-Новг., 2001, где приводятся данные некоторых книг об Оригене. — Ред.

15Стоическую идею цикличности пытался развивать еще Татиан, находившийся в конце своей жизни под влиянием восточной мистики и гностиков. Представление о всеобщем воскресении он толковал как возобновление жизни в новом мировом цикле. Он верил и в Страшный суд, и в посмертное воздаяние.

16Творения священномученика Киприана епископа Карфагенского. СПб. О священномученике Киприане см. Митрополит Антоний (Мельников), Сомань Х. Святой Киприан епископ Карфагенский и “папа” Африканский // Богословские труды. Сб. 18. С. 231– 237.

17Из неупомянутых ранее следует отметить Минуция Феликса и его сочинение “Октавий”, которое называют “жемчужиной апологетической литературы”.

18Литература, посвященная гностикам, весьма обширна: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. СПб., 1910; Поснов М. Э. Гностицизм II в. и победа христианской Церкви над ним. Киев, 1917; Он же. История христианской Церкви (до разделения Церквей — 1054). Брюссель, 1964; Соловьев В. С. Гностицизм // Собрание сочинений. Т. 10. С. 323–328; Он же. Валентин и валентианиане // Там же. С. 285–290; Он же. Василид // Там же. С. 291–292; серия статей в Православной энциклопедии. Наиболее глубокая духовно-нравст­венная оценка гностицизму дана священником Сергием Мансуровым в его “Истории Церкви” (Богословские труды. Сб. 17).

19Причины и дата смерти Иринея Лионского неизвестны. Имеются указания о его мученической кончине.

20В предыдущем номере “Альфы и Омеги” были опубликованы две статьи о них, см. Епископ Афанасий (Евтич). Каппадокийские Отцы // Альфа и Омега. 2003. № 2(36); Священник Владимир Шмалий. Космология святых Отцов Каппадокийцев: вклад в современный диалог науки и богословия // Там же. — Ред.

21Святитель Василий Великий. Его жизнь и деятельность // Творения святого отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т. III. СПб., 1911. Приложение. С. I,XXIII.

22Протоиерей Иоанн Мейендорф. Указ. соч. С. 153.

23В отечественной литературе последних десятилетий под деизмом понимали “религиозно-философское учение, допускающее существование Бога в качестве первопричины мира, но отрицающее Его вмешательство в развитие природы” (Энциклопедический словарь. Т. 1. М., 1953. С. 520). В философском смысле термин деизм — очень неопределенный. В XVI веке деистами называли так называемых социан, не признававших догмат о Святой Троице и Божество Иисуса Христа. В XVII–XVIII веках деистами назывались мыслители, признающие безграничные права и возможности разума. Одни из них признавали сверхразумные тайны (Локк), другие отрицали чудеса (Тиндаль), третьи склонялись по существу к чистому пантеизму (Толанд). Краткую характеристику деизма и его форм дал проф. МДА С. С. Глаголев в “Православной богословской энциклопедии” (Т. IV. Пг., 1903. С. 971–975).

24Протоиерей Иоанн Мейендорф. Указ. соч. С. 158.

25Назианз — город в Каппадокии, сыном епископа которого был святитель Григорий Богослов.

26Викторин (Гай Марий Викторин) — римский ритор и писатель, на склоне лет ставший христианином. Его богословие несет отпечаток неоплатонизма, сказавшегося и на его антиарианских сочинениях. Комментировал Послания апостола Павла. См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Триадология Мария Викторина // Альфа и Омега. 2000. № 1(23). Иларий Пиктавийский — епископ Пуатье, пламенный противник арианства, претерпевший гонения и прозванный Афанасием Запада; см. о нем Попов И. В. Святой Иларий, епископ Пиктавийский // Богословские труды. Сб. 4–7. — Ред.

27См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Блаженный Августин Иппонский // Альфа и Омега. 2000. № 2(24). — Ред.

28Архимандрит Киприан (Керн). Золотой век святоотеческой письменности (Жизнь и учение восточных отцов IV века). Paris,1967.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.