Запрещенный в служении священник Иван Охлобыстин обещает создать общественную организацию аристократических национал-патриотов и утверждает, что Церковь не решилась поддержать его выдвижение в президенты, потому что она слаба. Все это – в его интервью Игорю Алексееву.
— Итак, Вы явили миру ваше детище, «Доктрину 77». Что это за Империум, идея которого, насколько я понял, является центральной в «Доктрине»?
— Это для идеалистов, это то, чего нам всем давно не хватает, и что каждый из нас где-то на уровне подсознания ищет. Я лишь сформулировал то, о чём думают многие люди. Сформулировал и сказал. Теперь Доктрина будет жить своей жизнью, передаваться из уст в уста, от мамы к папе, от родственников соседям, которые живут в соседнем доме, и так по деревне, или в городе… Как по кровеносной системе.
Тема Империума, изложенная мною в Доктрине, универсальна, она идеальна для нашего народа. Монарх – это помазанник Божий, соответственно, мы не перед человеком, а перед Богом голову преклоняем, — и здесь оправдание. Это, скажем так, перспектива на далёкое будущее, потому что мы сегодня не знаем даже методов избрания монарха. Я сказал то, что думают все. Но сформулировал и оформил таким образом, чтобы нельзя было забыть. Такое начало Легенды. Потому что если мы будем опираться в нашей идее на предшествующие исторические реалии, события, будет много путаницы: слишком часто перевирали историю. Поэтому, давайте начнём прямо вот с этого мгновения.
— Давайте вместе начнём творить? Вы к совместному творчеству призываете?
— По сути да, по сути – творчество. Как сага о Гильгамеше. Наша идея Империум прагматична… то есть несмотря на такую яркую терминологию она очень реалистична. Речь идёт о том, что нам всем надо консолидироваться как нации, но не за счёт других, а за счёт себя. А уже потом можно будет договариваться с другими народами. Она не идёт в ущерб никому, несмотря на то, что в основе её я провозгласил аристократический национал-патриотизм.
— А кого в наше время вообще можно считать аристократом?
— Аристократами я считаю тех, кто позволяет себе думать широко. Есть очень навязчивое мнение сейчас среди людей, что будешь выглядеть дураком, если будешь рассуждать широко. Но это глупо, потому что всегда найдётся человек умнее, красивее и сильнее, и поэтому не размышлять, не судить категориями тысячелетий – глупо, это значит не закладывать большую программу. А без программы на будущее мы не сможем решить никакие вопросы. В данный момент наша страна просто сырьевой придаток Запада, нас используют, как могут, прослойка очень тонкая между бедными и богатыми. Раньше 12% было, сейчас 5%. Это очень усреднённые цифры, конечно.
— А президентство – это тоже часть программы?
— Для того, чтобы привлечь внимание к Доктрине, нужен был некий демарш. Я реально понимал, что президентом меня не сделают, понимал, что иду на такое… попрание собственного реноме. Но в принципе, я привык, что надо мной издеваются, говорят «шут гороховый», ещё что-то. Я привык к оскорблениям. Это не очень важно. Важно было донести до людей и сделать легитимным термин «национал-патриотический». Я его таким и сделал. Смотрите, что творится на телевидении, в прессе. Партии уже используют направо и налево цитаты из Доктрины, ссылаются на неё. В большинстве случаев, знаете, с такими предательскими «оговорочками», мол, «но у нас то!…» — а у них-то ни фига нет, нет у них идеи никакой. Ни у одной партии нет идеи. Есть только у меня. Мы сформулировали это как движение Аристократических Национал-Патриотов — АНП. Аристократ, я считаю, это тот, кто имеет право в первых рядах идти в сабельную атаку, а не тот, кто жрёт шампанское в Баден-Бадене. Люди, которые позволяют себе думать — вот, настоящие аристократы. Всё равно, бедный он или богатый.
«Аристократический» — это единственная приставка к национал-патриотизму, которая хоть как-то может его очистить от накипи паразитического использования псевдо–патриотами, которые ходят на парламентские «дэбаты». Они все сытые, с лицами педофилов, и видно, что они мечтают только об одном – присовокупиться тоже к кормушке…
— Сегодня слово «национализм» вообще стало своего рода ругательством…
— Совершенно верно, и если эту стихию выпустить без присмотра, без определённой, отстроенной структуры, эта стихия сметёт всех: и чужих, и наших. Это сила неуправляемая. Очень многие сегодня спекулируют этим понятием. Поэтому нами и введён термин «аристократический национал-патриотизм». У нас другое представление о том, как это должно выглядеть. Мы за Империю, но мы не идиоты.
Всей этой президентской ерундой, как опытный пиарщик, я привлёк внимание к Доктрине. Повторяю, люди знают Доктрину, каждый сам по себе знает, что такое хорошо и что такое плохо. Но поскольку я литератор – то сформулировал это я; довёл это до сведения, использовал все возможные предательские медиа-ресурсы.
Вот, собственно, общий смысл. Но для того, чтобы это понять – всё равно нужно посмотреть, приложить ее к собственному опыту и к собственному представлению об окружающем. Об этом нельзя судить голословно. Нужно без предвзятой критики проанализировать то, что я предложил.
— А как супруга отнеслась к Вашим поступкам, президентству, Доктрине?
— Вы знаете, наша семья, я, моя жена и наши дети — это одно целое, мы всегда вместе. У нас, конечно, бывают разногласия, она сохраняет границы. К примеру, она была против вот этой президентской штуки, говорит: Нельзя жертвовать всем для того, чтобы высказаться… Я ответил, что иногда нужно жертвовать всем, включая реноме, для того, чтобы довести до сведения. А кто доведёт, у кого ещё будет такая возможность, если не я?
— Когда я услышал Доктрину, то очень удивился, что вообще это состоялось. Казалось, на такие речи в нашей стране всё-таки существует такая… жесткая цензура.
— Ну, а как иначе? Если бы Суркову хоть на 1% из 100 донесли, что будет, он никогда бы не разрешил выступление в Лужниках, потому что это – бум. Никто никогда нигде не делал ничего подобного! На самом большом стадионе страны… Все сравнивают меня с Гитлером, но фашизм нам неприемлем. Нет на свете более терпимой к другим народам нации, чем русские, потому что в нас течет такое количество кровей, что мы на подсознательном уровне понимаем все другие нации. Именно по этой причине нам всегда и удавалось эффектно противостоять всем попыткам мирового господства, будь то Наполеон или Гитлер. Мы – идеальные бойцы. Но если мы не существуем в форс–мажоре, мы начинаем закисать, проникаться печоринщиной. Нам этого не нужно. В Доктрине идеи наложены одна на другую, надо смотреть… Но всё равно, это такой… «рингтон».
— То есть, нужно просто направить внутреннюю энергию в правильное русло?
— Да, а энергии сейчас очень много, и она в любой момент может быть спровоцирована на резню, которая не принесёт нам ничего, вообще ни-че-го. Она позволит ворам потопить бухгалтерию, позволит окончательно загнать русских в никуда. Национальность сейчас только в военном билете, вот парадокс. Чего мы стесняемся, вообще не понятно? Мы добрый, хороший народ. Мы много раз спасали человечество от тотального захвата варварами. Акция в Лужниках — это просто здравый смысл, выраженный доступным языком, некое действо, которое должно стать началом легенды – вот, собственно, что есть Доктрина 77. Она визуально зарегистрированна, она уже в сети навсегда. Тот, кто будет следовать Доктрине — будет следовать собственной совести. Нам нужны порядочные люди, и Доктрина позволит этим порядочным людям объединяться.
Нам, опять же, надо воссоздавать нацию заново. Это должен стать обще-национальный труд. Мы должны родить русскую нацию, не в ущерб другим, а только за счёт самосовершенствования. И это благородная идея, она может заразить молодёжь, те самые скинхеды, которые ходят просто так с палками, будут ходить точно так же со значками АНП и следить, чтобы бычки не кидали мимо урны.
— За Доктриной стоят последователи?
— Да, и мы собираемся создать общественную организацию, АНП, она будет сначала восприниматься с улыбкой, потому что это такие яркие термины, через неделю все привыкнут, а ещё через некоторое время на каком-нибудь голосовании будут говорить так: — Вот, семь голосов за — Аристократы — против! В ближайшее время я сделаю какой-то передых, потому-что нужно обдумать всё, нужно составить программу АНП. Я не самый лучший организатор на свете, но, благо, меня окружают единомышленники, я поручу им это сделать, и АНП будет не только в России, но и в Белоруссии, на Украине.
У нас одна из основных целей это объединение славянских стран. Мы один народ, и то, что нас разделили… Нас разделили деньги, нас разделили дешёвые амбиции продажных политиков. В итоге, мы оборвали все производственные связи, то-есть в одной республике делали машины — в другой для них детали. Прервали связи – нарушилась экономика. Здесь всё, как живой организм, нужно следовать логике природы.
— Идея избираться в президенты вызывала волну критики в Церкви…
— Сейчас я снял свою кандидатуру, после явственного несогласия Святой Церкви, а я её чадо, и я всех предупреждал, что скажу «нет». Я в верности Церкви перед престолом клялся. Но это тоже послужило прекрасным информационным поводом, мы уже вышли с полос светской хроники на первые полосы серьёзных изданий. В Яндексе на первых строчках. Когда это было, чтобы о национальных движениях говорили на первых полосах информационных программ? Сам факт того, что об этом сказали на стадионе, это революционное событие. Это не моя заслуга, просто так сложились обстоятельства, что в силу своей медийности я получил возможность и средства (я туда «влупасил» то, что за два года заработал на «Интернах»)… Я зарабатывал на семью, но я не хочу, чтобы мои дети выросли в такой буржуазной среде, они должны быть боеспособны всегда, и мы всегда их возим с собой, чтобы они привыкали к дальним переездам, были легки на подъём. То есть я всегда пытаюсь привить им органику, свойственную вообще нашей нации.
— А ваше священство? Ведь, насколько я знаю, вы хоть и за штатом, но всё равно являетесь священником Русской Православной Церкви?
— То, что я сделал, относительно Церкви… Я слишком много общался с простыми батьками на местах, чтобы понимать, до какой степени велик их подвиг. Я сам переживаю, что не в служении нахожусь. Не подумайте, что я кокетничаю… Просто привыкаешь ко всему. Привыкаешь к тому, что даёшь автографы, привыкаешь к тому, что в кадре тебя бьют бутылкой по голове, привыкаешь быть на премьере, привыкаешь к любой еде… И рано или поздно приходишь к осознанию того, что всё одинаково. Для меня самое главное, что может происходить на Земле – Литургия. Но я не имею сейчас возможности служить, это очень дорогая жертва с моей стороны, и, пожалуй, самая дорогая, всё остальное – ерунда. Деньги, слава … Вот священнический долг – он превыше всего. Именно поэтому я и снял свою кандидатуру. Только Церковь может дать добро на такое дело. Я понимаю, почему они не решились. Позиции Церкви ещё слабы, нас в любой момент могут «прижать»… И мало того, что они прижмут, они вывернут таким образом, что нас, церковных людей, будут ненавидеть… как дураков, они выставят нас дураками. Чтобы этого не допустить, необходимо было дистанцироваться от моей актёрской деятельности, и нужно было склонить голову перед Церковью, когда она сказала «нет».
Пусть общество знает, что какой бы ни был человек свободный, какие бы он себе не позволял демарши, всё равно этот человек преклонил голову перед мнением Церкви, как только Церковь сказала ему об этом. Приоритеты нарушать нельзя.
И ещё, один момент. Есть какая-то корпоративная этика. Вот я никогда не решусь критиковать какого-то священника, а тут в интернете я нахожу статью большую, разоблачительную, меня там обсуждают. Это неприлично. …Отведи в сторону, расскажи… Нет возможности – ну, письмо напиши, всегда ведь есть какая-нибудь возможность высказать лично. Но если мы и дальше будем дрязгаться так, на людях… Со стороны будет казаться, что мы не единомышленники, а какая-то очередная свора идиотов. Да, Патриарх может говорить всё, что угодно, священный синод – да, Чаплин может говорить, он от лица Церкви говорит. Кураев может говорить – он богослов. Но вот между собой мы не должны позволять себе такого, это – предательство, причём предательство на уровне человеческого фактора… Нарушение корпоративной этики. В нашем институте это не позволительно вдвойне.
— Хорошо, отче, а что будет дальше?
— Я не знаю, что будет дальше. Самое основное я сделал. На этом моя публичная деятельность должна закончиться. Я хотел завершить в течение нескольких лет всё, связанное с кинематографом, привести максимум людей, не то, чтобы привести… А показать, что мы такие же, как все… Потому что все люди одиноки. Без Бога все одиноки… И после этого вернуться к служению, к своим родным людям. Мне там комфортно, и в принципе, там все что мне нужно есть.
Источник: Нескучный сад