Как я уже говорил вам, я собирался провести первую беседу о том, как Господь Иисус Христос молился ребёнком, юношей, прежде чем явил, Кто Он такой. Во второй беседе я постарался показать на отрывках из Евангелия, как Он учил нас, учит нас молиться Своим примером. Сегодня я хочу остановиться на Его научении молитве, на том, какое учение Он преподаёт нам в словах. Я буду приводить цитаты, просто указывая места, потому что вы все их прекрасно знаете, и беседа будет короче, если я не стану вычитывать длинные отрывки, которые и так всем известны.
Первое место, которое я хотел бы привести, взято из Евангелия от Луки (11:1). Ученики подходят ко Христу и просят: Господи, научи нас молиться. И следует молитва Господня. Это — начало того, что мы можем сказать Господу, когда мы обращаемся к Нему, к Его примеру и к Его учению. К этому я ещё вернусь.
Но самое первое, что Он говорит нам, что сказал бы нам (разумеется, я выстроил эти отрывки): Не будьте, как лицемеры, которые молятся напоказ людям. Я имею в виду места: Мф 6:5 и Лк 20:47. И, как вы наверно помните, там следует длинный ряд обвинений в лицемерии и между прочим говорится, что не надо молиться лицемерно на перекрёстках улиц, напоказ, так, чтобы все видели, что вы молитесь или по крайней мере создаёте видимость молитвы. Христос подчёркивает, что не следует молиться ради того, чтобы нас видели люди. Это не значит, что надо скрывать свою молитвенную жизнь, но что надо войти в тайну своего сердца, в домашнюю храмину, чтобы быть с Господом лицом к лицу в ожидании встречи и в молчании, которое позволит нам прислушаться и услышать.
Вы наверно помните, что прошлую беседу я закончил цитатой менее евангельской, чем предыдущие, словами епископа Серафима Цюрихского о том, что Святой Дух подобен робкой птице, и что когда мы молимся Богу, мы должны быть очень тихими, сдержанными и позволить Святому Духу прийти и приблизиться к нам, не стараться кидаться на Него и насильно улавливать Его. Я цитировал также “Маленького Принца”, то место, где Лисичка старалась научить его, как её приручить. И я думаю, очень важно нам понять, что всю инициативу следует предоставить Святому Духу. Следует помнить, что если уж кто желает с нами общаться в молитве, через молитву, то именно Сам Бог. Так что нам не стоит беспокоиться, волноваться: сможем ли мы встретить Бога в тот или другой момент или не сможем. Он будет присутствовать, но, возможно, будет невидим. Он будет с нами, но очень возможно, что мы не будем способны ощутить Присутствие, и мы должны научиться погружаться в глубины покоя, тишины, внимания и освободиться от заботы: “смогу ли я Его встретить или нет”. Предоставьте это Ему. Он, именно Он позволяет нам встретить Себя, Он хочет встретить нас. Он знает, что есть время всякой вещи. Так что безмолвие и покой — вот существенные условия, и если мы позволяем себе сделать из нашей молитвы зрелище, то мы ставим между Богом и собой наше тщеславие, нашу поверхностность, наш страх других людей, наше желание похвалы, и Бог никак не может приблизиться к нам.
Господь также говорит нам, что когда мы молимся, не следует говорить лишнего. Современный английский перевод гласит: “не болтайте в молитве”. Бог заранее знает наши нужды. Он всё о нас знает, но ожидает, ждёт, что мы достаточно доверяем Ему, что в нашем отношении к Нему достаточно простоты, чтобы всё, что хотим сказать, мы умели выразить кратко. И это покрывает всю область отношений человека с Богом, так же как покрывает всю область человеческих взаимоотношений, потому что только когда мы не уверены, каковы наши отношения, нам требуется говорить, говорить, всё время говорить. Нам кажется, что когда мы перестали говорить, связь потеряна; с другой стороны, если мы осознаём, насколько глубоко, искренно, прочно взаимоотношение, мы можем сидеть, погрузившись в молчание, и общаться в молчании на гораздо более глубоком уровне, чем в словах. И если вмолчаться достаточно долго, до большой глубины, то порой можно начать разговор, но тогда мы говорим совершенно по-иному: мы не производим шум, не употребляем много слов, — то, что надо сказать, мы говорим в очень немногих словах. И порой то, как мы молчим вместе, важнее всего, что можно было бы сказать друг другу.
Вы конечно помните старого крестьянина, которого Арский кюре спросил, для чего он часами сидит в церкви, молча, как будто и не молясь; и тот ответил: “Я гляжу на Него, Он глядит на меня, и нам так хорошо вместе”. И, может быть, ещё более трогательный эпизод, по крайней мере, для меня: я рассказывал вам об очень старом бенедиктинском монахе, который был настолько старым, изношенным, ветхим, что не мог сидеть на службе, он тут же засыпал. И как-то молодой монах сказал ему: “Отец, зачем ты приходишь в церковь, ты же всё равно спишь? Спал бы ты себе в келье!”. И старик взглянул на него глазами, полными света, и сказал: “Ах, глупый мальчишка! Ты хочешь помешать старой собаке спать у ног её Господина”. Разумеется, эти мои рассказы далеко не так глубоки, как Евангельские отрывки, которые они иллюстрируют, но мне кажется, нам может пригодиться простота такого современного опыта в контексте абсолютности Писания. И Господь предупреждает нас, что лицемерие трагично: Горе вам, лицемеры! (см. Мф 23:14). И есть у Него ещё одно очень значительное предупреждение: в Евангелии от Матфея (7:21–23) Господь говорит Своим ученикам, что не всякий, кто будет называть Его Господом, войдёт в Царство Божие: Не всякий, говорящий Мне: “Господи! Господи!”, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие.
Это приводит нас к ещё другому аспекту учения Господня о молитве: прости должникам своим. Это мы находим у Марка (11:25), эта же мысль развита в Послании апостола Петра (1 Пет 3:7–10). Я вычитаю вам несколько строк: Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами <…> оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни, дабы не было вам препятствия в молитвах. Человеческие взаимоотношения имеют существенное значение, потому что они — критерий того, христиане мы или нет. И ещё Христос говорит: Молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф 5:44). Всякая молитва, которая приносится без предварительного прощения тех, против кого мы что-то имеем, всякая мольба, которая приносится, не подкреплённая молитвой за обижающих, — не просто прощением их, но молитвой об их спасении, — всякая такая молитва есть, по слову Писания, мерзость перед Богом (Притч 28:9). И также Он призывает нас молиться не только устами, но всем сердцем. Есть место в псалмах (напомню, что в первой беседе я подчёркивал, какую важную роль играли псалмы в молитвенной жизни Господа), где Псалмопевец обращается к Богу и говорит: Молился я Тебе всем сердцем (Пс 118:58).
Опять-таки, молиться — совсем не простое дело, потому что нас окружают искушения, испытания, внешние и внутренние трудности, и Господь учит нас бодрствовать, хранить бдительность, быть постоянными в молитве. Вспомните в Евангелии от Марка (13:33–36) Его слова о необходимости бодрствовать: Бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время время испытания. Подобно как бы кто, отходя в путь и оставляя дом свой, дал слугам своим власть и каждому свое дело, и приказал привратнику бодрствовать. Итак бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру, чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими. А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте. Знайте, что Господь может прийти в любой момент, как в любой момент может прийти и искушение. Так что нам следует сознавать две вещи: когда мы молимся, когда мы в молитвенном настроении, когда в нас покой, душевная тишина и мы чувствуем: мы в безопасности, мы можем обратиться к Богу, не ожидая как бы внезапного нападения, — нас может настичь напасть. С другой стороны, мы должны бодрствовать, потому что Господь приближается к нам в самые неожиданные моменты, и в любой момент мы должны быть готовы, что Господь подойдёт, коснётся нашей души, нашего сердца, подвигнет наш ум, так или иначе пригласит нас отозваться: “Вот я, Господи!”, — подобно тому, как отозвался пророк Исаия (Ис 6:8).
И это связано ещё с одним — с устойчивостью в молитве. В Евангелии нет этого слова, но, например, в книге Деяний (6:4) мы находим призыв к постоянству в молитве, также и в 1 Пет 4:7. Но этого недостаточно. Недостаточно молитвословить, — сама наша жизнь должна свидетельствовать, что наша молитва истинна и искрення. Я уже цитировал отрывок из Евангелия от Матфея (7:21–23), где мы призываемся жить согласно нашей вере, в противном случае мы доказываем, что не принадлежим к народу Божию, потому что не живём по Его заповедям, по Его вдохновению, не приобретаем (пусть в меру своих способностей) то, что апостол Павел называет ум Христов (1 Кор 2:16). Кроме того, к молитве следует подходить очень осмотрительно, потому что, как говорится в Писании, Бог наш есть огнь поядающий (Евр 12:29). Молитва может преобразить нас в неопалимую купину, если мы таковы, что огонь может охватить нас и не испепелить, а обратить в горение Божественной жизни, Божественной любви, Божественной истины, Божественной красоты. Но если мы не таковы, то, приходя к Богу и становясь перед Ним, мы можем сделать это только лишь в сокрушении сердца, только ради того, чтобы получить спасение, мы не можем думать, будто имеем право стоять перед Ним. Об этом так ясно говорится в притче о мытаре и фарисее. Это нам надо помнить, потому что всё не так просто, — если мы не живём в уровень своей молитвы и не раскаиваемся в том, что в нас есть недолжного, то мы будем судимы и осуждены. Я уже упоминал место Писания, где такая молитва называется мерзостью перед Богом.
Вы наверно также помните место из Евангелия от Матфея (17:21) об исцелении беснующегося отрока, где Христос говорит, что это зло может быть побеждено только молитвою и постом. Но молитва должна быть принесена с верой, и не просто с минутной уверенностью в том, что Господь вот сейчас исполнит то, в чём мы нуждаемся, но с верой, которая действенно проявляется в нашей жизни во всех случаях; вера, понятая, во-первых, как верность Господу, Которого мы знаем как нашего Бога и Спасителя, но также вера как доверие Ему. Потому что вера предполагает, что мы доверяем Его любви, Его заботе о нас, Его готовности помочь нам. Об этом более подробно говорится в Мф 21:21 и Мк 11:23, эти места я отметил как отрывки, где Господь учит нас молиться.
Есть ещё одно, к чему нам следует обратиться, потому что первая фраза, которую я привёл: Господи, научи нас молиться! — стоит в Евангелии перед молитвой Господней, которой Христос научил Своих учеников. Все мы хорошо знаем эту молитву, но я тем не менее хотел бы кое-что сказать о ней.
Первое, что мне хотелось бы подчеркнуть: когда Христос говорит: молитесь так: Отче наш, сущий на небесах! — Он не утверждает мужеский род Отца. Он отождествляет Себя с учениками, так же как позднее мы увидим это в Евангелии от Иоанна, в Его Первосвященнической молитве. Он говорит, что мы должны молиться в Нём; и в греческом языке это передаётся двумя словами. Одно означает “в”, другое — “из”. В обоих случаях мы должны молиться Отцу на правах Единородного Сына. Как бы зачаточно или несовершенно мы ни были связаны с Ним, уподобились Ему, только на таком основании можем мы обратиться к Отцу. И я уже не раз приводил вам место из писаний священномученика Иринея Лионского, в котором говорится, что во Христе и силой Святого Духа, когда мы достигнем полной своей меры, всё человечество станет не усыновлённым, а единородным сыном, вместе со Христом, Единородным Сыном. Так что мы должны помнить, что когда мы обращаемся к Богу со словами “Отче наш”, мы говорим не только в плане горизонтальном, утверждая, что Он — общий Отец нас всех, каждого из тех, кто собран в Его имя в Церкви или с кем мы чувствуем себя едиными, даже когда молимся в одиночку дома. Нет, мы можем сказать “Отче наш” благодаря тому, какое у нас отношение со Христом, и мы говорим “Отец”, потому что Бог — Отец Христа, так же как Пресвятая Богородица — Его Матерь по человечеству. И поэтому очень важно нам видеть в этом отрывке не утверждение как бы мужского начала в Боге в отличие от женского или что-то в этом роде; очень важно осознать, что мы не можем употреблять эту молитву иначе как в приобщённости Господу Иисусу Христу. Молиться молитвой Господней можно только в общении с Ним, то есть в борьбе за то, чтобы приобрести, по слову апостола Павла, ум Христов, в борьбе за то, чтобы дать место Духу Святому, Который учит нас говорить “Отче” Богу Небесному.
Если посмотреть на молитву Господню, мы увидим, что она состоит из двух разных частей. Начало её: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Это молитва Единородного Сына, в которой мы можем участвовать, но никто из нас не может до конца правдиво сказать, что каждым из этих прошений он живёт или что живёт ради каждого из этих прошений. Мы, возможно, к этому стремимся, но мы ещё не достигли сердцевины тайны, которую выражаем в этих прошениях.
А затем идёт ряд прошений, которые более соответствуют нашему уровню, — уровню учеников, которые борются за полноту единства со Христом и полноту причастия Святого Духа, что позволит нам произнести первые три прошения так, как их произносил Христос, как Он один может произнести их, пока мы не достигли полноты. Мы просим о хлебе насущном. Выражение “хлеб насущный” очень многосложное. Мы большей частью понимаем его как хлеб, в котором мы нуждаемся изо дня в день. Но в греческом и в славянском тексте употреблены слова, которые значат “хлеб сверхприродный”, если можно употребить такое повергающее в ужас слово, то есть который не ограничен никаким известным нам веществом. Хлеб этот — пища, превосходящая всякую пищу, какую мы могли бы себе представить. И комментарий, который дают духовные писатели, говорит, что это в первую очередь слово Божие, это благодать Божия, это вселение Святого Духа, это наше уподобление Христу, врастание в тайну нашего преображения, это тайна Евхаристического приобщения.
После этого мы приходим к чрезвычайно важному месту, потому что это рубеж, который позволяет нам, даже заставляет нас, да, именно заставляет взять свою судьбу в собственные руки. Я уже упоминал, что в молитвенном делании мы призваны, прежде чем начать молиться, — простить, помолиться за обидчиков. То же самое мы находим в заповедях блаженства, момент, когда мы берём свою судьбу в собственные руки: Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. А здесь: прости, как мы прощаем. Это абсолютно радикальное требование Божие: ты не можешь быть прощённым, если не прощаешь, потому что вопрос не в том, чтобы Бог сказал: “Ладно, что с тебя взять, я принимаю тебя таким, какой ты есть”. Тот, кто не прощает, остаётся внутренне смущённым. Мир отошёл от нашей души, пока мы не сможем простить. Таким образом, это абсолютно решающий момент, и я помню, как подростком я споткнулся на нём. Я сказал своему духовному отцу, что “насмерть” поссорился с товарищем, — что же мне делать с этими словами? Духовник посмотрел на меня с деланным простодушием и ответил: “Очень просто, когда дойдёшь до этого места молитвы, скажи: не прости меня, как и я не прощаю”. Я возразил: “Я не могу так сказать, — я же хочу быть прощённым!”. Он был непреклонен: “Выбора нет”. Я попробовал поступить по его совету, но язык не поворачивался, так что я снова обратился к нему, говорю: “Невозможно!”. Духовник сказал: “Ну, тогда перескочи через эти слова”. Я дошёл до этих слов, попробовал их пропустить, но знаете, беда была в том, что я-то хотел получить прощение, так что я не мог пропустить эти слова и произнести остальное. Я снова пришёл к отцу Афанасию, к тому времени я уже достаточно намучился и чувствовал себя очень бедственно. Отец Афанасий сказал: “Теперь, когда ты узнал немало о себе и своём положении, как ты думаешь: ты хотел бы быть в состоянии простить?”. Я ответил: “Да, я хотел бы простить, но не могу!”. Он сказал: “Тогда скажи Господу: Господи, прости меня в ту меру, в какую я хотел бы уметь прощать!”. Это было немножко лучше. Я как бы протискивался в молитву. Это давало мне некоторый шанс. И постепенно я дошёл до момента, когда увидел, что отношение с Богом настолько важно, что надо дать то прощение, которое мне никак не удавалось дать.
И наконец остальные прошения: не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. “Не введи нас в искушение” тоже очень трудная фраза, часто неправильно понимаемая. Потому что в древних языках “искушение” в нашем теперешнем смысле слова и “испытание”, то есть “тест” — то же самое слово. Так что речь не идёт о том, будто Господь кого-то вводит в искушение. Писание говорит, что Бог никого не искушает злом, смысл выражения такой: “не подвергни нас испытанию, пока не подашь необходимую помощь”. Я бы даже не сказал “не подвергни нас испытанию, которое превосходит наши силы”, потому что нет испытания выше наших сил. Если перед нами возникло препятствие в момент, когда мы его не ожидаем, нас может одолеть малейшее искушение, ничтожный случай, но — “будь со мной в испытании”. Есть рассказ в житии преподобного Антония Великого о том, как он часами боролся с наплывом искушений, и наконец, совершенно обессилев, упал на землю, и искушения отступили. В этот момент ему явился Христос. И Антоний, даже не состоянии встать, чтобы поклониться Ему, говорит: “Господи, где же Ты был, пока я боролся?”. И Господь ответил: “Невидимо стоял рядом, готовый вмешаться, если бы ты ослабел”. Так что я думаю, эти слова об искушении следует понимать на таком фоне, так же как и слова о лукавом.
Что меня поражает в молитве Господней: это не просто молитва, это целая программа жизни. Подумаем о себе: мы — на самом дне, в рабстве страстей, в рабстве сил зла, и первый наш вопль: “Избавь нас от лукавого!”. Следующий шаг: “Господи, не подвергни меня испытанию, с которым мне не справиться в одиночку!”. И ещё следующий: “Господи, я прощаю, — прости и Ты меня!”. Затем: “Господи, дай мне небесный хлеб, потому что земная пища не может меня преобразить и переменить”. И тут уже можно войти в молитву сыновства, которая выражается в первых трёх прошениях.
Это мне кажется очень важным, потому что если бы у нас не было ничего, кроме этой молитвы, она могла бы стать полным руководством к духовной жизни. И если вы помните рассказ об исходе, вы увидите, как замечательно молитва совпадает с историей спасения Израиля из египетского рабства. Евреи пришли в Египет в поисках пищи и безопасности, и потому что в земле Египетской они не искали ничего другого, они стали рабами египтян и продолжали жить, сытые, притесняемые, под тяжестью непосильного труда, и не способны были высвободиться. Затем появился Моисей, которого Писание рассматривает как прообраз Христа: того, кто выведет из рабства на свободу, и евреи покидают землю Египетскую, порабощение злу и пускаются в долгий путь исхода, который в конечном итоге приведёт их в Землю обетованную. На этом пути им предстоят бесчисленные испытания. Если посмотреть на карту, видно, что им надо было всего лишь пресечь Синайский полуостров, и трудно поверить, что им понадобилось на это сорок лет, — достаточно было бы нескольких дней. Но они должны были забыть всё, что их привязывало к безопасному рабству. Целое поколение, возможно даже два поколения должны были вымереть, пока новое поколение людей, мужчин и женщин, рождённых свободными, сможет продолжать этот путь. И на этом пути они должны были молиться о даровании им мужества, о силе противостать испытаниям, потому что вы ведь помните, как часто они обращались к Моисею и взывали: “Зачем ты вывел нас? Там мы были сыты!”. И затем они пришли к Синайской горе и получили заповеди Закона. Закон — поворотный момент пути, Закон — слово Божие. После этого они входят в Землю обетованную.
Мне кажется, если вы задумаетесь над тем, на что я указал так коротко и неполно, вы увидите, что первые три прошения — это прошения, которые только Господь Иисус Христос может произнести в полноте, в совершенстве, и что мы можем войти в эту молитву, в эти прошения, только поскольку мы так соединены со Христом, что мы можем молиться изнутри нашего отношения с Ним или изнутри нашей всё возрастающей приобщённости Ему. Здесь намечен путь жизни, программа постепенного восхождения, и мне думается, именно поэтому эта молитва так существенна, и Господь дал нам только эту молитву. Это план целой жизни, исход из земли рабства в Землю обетованную и ещё дальше.
Перевод с английского Е. Майданович
