Как мы создали зумеров. Психолог Катерина Мурашова

11 Ноя

Подписывайтесь на наш подкаст:

Общение с ребенком — 15 минут в день

— Мне пришло письмо буквально накануне нашего интервью: «Много лет я лечусь от депрессии. Сейчас в ремиссии. Поняла, что за годы болезни я потеряла эмоциональную связь с детьми, хотя была с ними рядом». Часто встречаются родительские сожаления: мы только сейчас поняли, как много упустили. Работали 24 на 7, а дети были или сами себе предоставлены, или кому-то еще. Как выходить из такой ситуации?

— Мне кажется, здесь не совсем правильно поставлен вопрос. Если у человека появились какие-то ресурсы, он должен заниматься своей жизнью, а дети будут следовать за ним. Всегда рассказываю совершенно чудесную историю времен моего детства — про моего дворового приятеля Борьку и его маму-балерину. 

Борька был моим ровесником, а его мама — балериной в Мариинском театре. 

У балерин, как вы понимаете, часто не бывало детей в те времена. А у нее был Борька. Он появился случайно, отца его никто никогда не видел и даже не представлял себе, кто он такой. Мать уже в роддоме делала растяжку, она быстро восстановила форму после родов и вернулась в театр — танцевала какие-то серьезные партии.

Борьку растили две старушки, ни одна из которых не приходилась ему бабушкой — родственницы откуда-то из деревни. Они его кормили, одевали. С матерью Борька виделся 15 минут в день. Днем она репетировала, вечером были спектакли, когда она возвращалась домой — сын уже спал. 

По вечерам старушка привозила Борьку в театр, незадолго до начала спектакля. Мать видела Борьку, из-за грима целовать ее было нельзя, хватала его на вытянутых руках, подбрасывала — у балерин руки сильные — и говорила: «Ты моя радость, ты мое счастье, ты мое золото, ты лучшее, что есть в моей жизни». Причем говорила она это громко, желательно, чтобы другие балерины видели — мало того, что она танцует, у нее еще ребенок есть. Дальше звучал третий звонок и она выбегала на сцену. Иногда Борьке давали из-за кулис посмотреть, как она танцует. Как объяснял потом он сам, у него образ балерины на сцене с идеей матери не связывался вообще. 

Катерина Мурашова. Фото: Анна Данилова

Когда Борьке исполнилось 12 лет, его мать завершила карьеру, стала преподавателем. Сыну она сказала: «Теперь у нас будет нормальная жизнь. Я буду работать с девяти до пяти. Я много упустила, Боря. Я наконец-то буду тебя воспитывать». Борька, который был ростом выше матери, дворовый мальчик, ответил: «Мама, ты знаешь, я, кажется, как-то уже воспитался». — «Да», — сказала она и задумалась. <…> И поняла, что Борька говорит правду. «Окей, пусть будет так», — сказала она. И тогда она ушла воспитывать балетных девочек — про них она все знала. 

Борька свою мать боготворит. Что она ему дала? Показала, как выглядит человек на своем месте. И этого было абсолютно достаточно для того, чтобы Борька, воспитанный двором и полуграмотными старушками, вырос нормальным инженером и полноценным человеком. Вот что я хочу сказать в ответ на этот вопрос. 

То есть мы идем своим путем — появились силы, танцуем на сцене Большого театра, а дети следуют за нами. 

— Вы сказали про 15 минут. Во многих исследованиях звучит та же цифра — многие родители, занятые на работе 24 на 7, могут общаться с детьми полноценно как раз 15–20 минут в день.

— И эта история показывает нам, что этого достаточно. Если мы в те 24 на 7 делаем что-то, что нас удовлетворяет, то 15 минут канала передачи хватает: для полноценного ощущения взрослого человека у меня была мать, и она много мне дала. 

Подростки просят записать их к психологу 

— От подростков часто можно услышать сожаление: «Вы даже не знаете, что в моей жизни происходит». Как раз по поводу этих 15-20 минут.

— Подростков научили, что родители должны их понимать и как-то участвовать в их жизни. Подросток сосредоточен на себе в отличие от ребенка, который обращен к миру. Центральный вопрос ребенка — если встретятся слон и кит, то кто кого переборет? Подростка это уже не интересует. Если он слышит, что встретились какие-то люди и что-то обсуждали, он спросит: «Окей, а обо мне они что говорили?»

И если подросток узнает, что где-то лежит конфета, у него сразу же возникает хватательный рефлекс.

Ко мне сейчас обращаются довольно часто матери, за которыми ходят эти унылые подростки. Мать уходит в другую комнату, за ней идет дочь и нудит, нудит, нудит о своих психологических проблемах. Мать говорит: «Я не могу уже это слушать. Там ничего нет, там нет содержания. Там есть цитаты из Википедии и каких-то форумов, пережеванные посты. Что мне делать?» Я всегда отвечаю одно и то же: сообщите, сколько вас дочь может получить. Как Борька знал, что он может получить 15 минут матери. И вы тоже скажите: «Дорогая, у меня есть время с 17:30 до 18:00 на твои психологические проблемы, я тебя послушаю, если смогу — посоветую, дам обратную связь. Но это все, что у тебя есть. Остальное время я занимаюсь твоим младшим братом и отцом, работой, друзьями, творческим хобби».

— А что делать с подростком, который на всё отвечает: «Нормально, мам. Я к себе в комнату, отстаньте от меня»?

— Сейчас все меньше тех, которые говорят: «Отстань, у меня все нормально, я знаю, что мне делать». Фокус смещается в другую сторону: «У меня жуткие психологические проблемы, и я не знаю, что мне делать». Подразумевается, что сейчас вы должны начать решать мои психологические проблемы. Все чаще это сводится к просьбе: «Запиши меня к психологу». 

— Это хороший симптом? 

— Я против. Многие со мной не согласятся, но это моя позиция. Я абсолютно не возражаю, если взрослый человек, заработав себе энное количество денег, принимает решение, что он не купит себе две недели в спа-отеле, чтобы расслабиться и отдохнуть. А на эти деньги он пойдет к психологу, чтобы разобраться с некой проблемой, которая ему мешает. Это кажется разумным и логичным. Ключевое здесь — он сначала вкалывал, получил деньги и принял решение потратить их так.

Фото: freepik.com

Подростку психолога оплачивают родители. И он приходит часто с выдуманными, вычитанными в интернете проблемами или со своим подростковым неустройством. Понимаете, подростки — переходная форма, они чувствуют себя дискомфортно. Ребенка уже нет, взрослого еще нет. Все меняется и не в лучшую сторону. Прыщей не было — появились. Друзья были рядом — и куда-то делись. «Я понимал, что хочу стать продавцом мороженого, а теперь я не понимаю, кем буду». Много всяких нюансов. С этим подростки и приходят. И за родительские деньги умные, образованные, гуманистически ориентированные люди с ними это жуют.

— То есть у них нет запроса на решение проблемы? 

— У них есть запрос, но они не поработали. Понимаете, для того, чтобы тебя выслушала подруга, что ты должен сделать? Выслушать ее, вытерпеть ее тараканов, выстроить авансцену. Мы, например, в детстве лазили на сарай — все жили в коммунальных квартирах, поговорить было больше негде.

У подростка формируется зависимость. То есть я сам ничего не вкладываю, а умный, взрослый, гуманистически ориентированный человек мои сопли выслушивает, соскребает в кучки, сортирует и так далее. Почувствовал, подумал, проанализировал, сделал — все застревает на первом этапе. «А знаете, в следующий раз я расскажу, что я еще почувствовал». Я против.

При этом я не против того, чтобы подросток с проблемами приходил к психологу проконсультироваться. «Я поссорилась с подругой, с которой дружила с третьего класса. Стала плохо спать. Я не знаю, как помириться. Написала ей во “ВКонтакте”, она не ответила. Хочу понять, что произошло, хочу это исправить». Отлично, работаем. Консультации — я за. А условное жевание соплей за родительские деньги — против.

Зумеры на работе

— Самая острая тема всех мировых деловых изданий — поколение зумеров пришло на работу. Одни называют их проблемными сотрудниками, другие говорят, что это честные с собой люди со здоровыми психологическими границами. Они хорошо понимают, как с ними можно, а как нельзя. Но претензий к ним много. Скажешь, что человек что-то не так сделал по работе — «вы обесценили мой труд». Или человек не пошел на собеседование, потому что шел дождь и у него оказались грязные ботинки. Еще одна частая претензия: собрал в обед свои вещи и ушел в никуда с рабочего места, потому что ему надоело. Когда старшее поколение возмущается, ему говорят: это конфликт поколений. Что вы думаете? Это действительно психологическая осознанность?

— Я думаю, что первое, в чем должно себе отдать отчет старшее поколение — они это и создали. За 25 лет, которые у нас в стране были относительно стабильными. Сейчас у нас опять нестабильный период. Следующее поколение будет другим. 

Совершенно очевиден механизм, с помощью которого создали зумеров. Причем я об этом механизме говорила последние 15 лет. Во-первых, стабильное время. Во-вторых, уважение к личности. «Ты не должен ходить строем, ты не должен подчиняться». «Две клеточки вниз, три клеточки вправо — это не фундамент, на котором строится здание личности, а маразм. Моему ребенку это не нужно». «Терпеть не надо. Надо ставить себя на первое место». Но дети слышат, что им говорят.

Фото: «Правмир»

Парадокс озвучил вчера на моей лекции один предприниматель, к которому устраиваются на работу зумеры. «25 лет вкладывались в индивидуальность. А они ко мне приходят все одинаковые, как клонированные». Меня это позабавило, что пытались сделать штучный товар, а получили все равно поколение одинаковых. 

— Что пошло не так? Почему получился клонированный, а не штучный? 

— Анна, произошло то же, что и всегда. В советское и позднее советское время маятник был в одной точке — «не высовывайся», «я — последняя буква алфавита». И когда появились демократические преобразования, концептуальная свобода, идея того, что надо воспитывать штучного человека — маятник качнулся в другую сторону.
В меняющейся экономической формации «не высовывайся» уже не работало. 

Новое поколение — результат хождения маятника. Они совершенно искренне уверены, что главная ценность в мире — их личность. И травмируют их все одинаково, и реагируют они на это одинаково. 

Мы были ходящими строем пионерами: «Раз-два — шире шаг, три-четыре — выше флаг». И тоже были довольно-таки одинаковыми. Но нам никто не лез в душу. Если ты идешь строем, никому нет дела о том, о чем ты думаешь. Никто не спросит, что ты чувствуешь. И это остается на твое собственное усмотрение.

«Молодые родители ищут своим детям учительницу, похожую на Марью Петровну»

— Сейчас-то нам что делать? Две клеточки вправо, три клеточки вниз? 

— Да, наверное, нужно попробовать вернуть маятник. Хотя думаю, что пять нестабильных лет уже оказали влияние на общество. В такие периоды детей воспитывают по-другому.

— А чем отличается наше воспитание сейчас? 

— Знаете, в Петербурге из трех мест я добыла информацию и считаю, что триангуляция проведена (измерение одного и того же показателя с помощью не менее чем трех методов с целью независимого подтверждения результатов. — Примеч. ред.).

Молодые родители для своих первоклассников ищут училок, похожих на Марью Петровну. 

То есть до них самих дошло, что это не подавление личности их детей, а фундамент, на котором потом будет выращено здание личности. И что это за личность получится — хижина или храм в стиле пламенеющей готики? Это уж как получится. Но без фундамента не построишь ни хижины, ни тем более храма.

— То есть мы отходим от позиции, что детям можно все. 

— От позиции, что общество должно приспосабливаться к неудобным детям. То есть в какой-то момент считалось: ребенок должен быть удобным, молчать. «Ты что, не видишь, старшие разговаривают?» «Вырастешь, узнаешь». «Рано тебе, еще молоко на губах не обсохло». «Твой номер 37-й, сидеть и не высовываться».

От этого мы ушли, прошли некую точку гармонии и пришли сюда — обществу сказали, что оно должно приспосабливаться к неудобным детям. Потому что дети — цветы жизни, потому что они личности. Общество согласилось. 

Теперь норма — ребенок стучит ногой по креслу самолета, дети орут и бегают в кафе, куда люди вечером пришли отдохнуть, ученик может встать и на уроке что-то сказать. И так далее. <…>

Фото: freepik.com

— Я много смотрю на традиции воспитания детей в британских школах. Там даже не обсуждается, что дети должны вести себя определенным образом при старших, с другими детьми. Это объясняют с трех лет.

— Если кого-то из предыдущих поколений спросить, что такое хорошо воспитанный человек, он пожмет плечами и скажет: «Человек, который умеет хорошо себя вести в разных обстоятельствах». Но за последние 15–20 лет из языка практически исчезло словосочетание «хорошо себя вести». Мы не понимаем, что это значит.

Воспитание — это, по сути, обучение вести себя самому. Я иду, а не меня кто-то ведет. Хорошо воспитанный человек — это не тот, которого прихлопнули в первом классе, и он так сидит. Это тот, который на основе фундамента в какой-то момент научается сам себя вести. То есть какие претензии к зумерам? Они как-то странно себя ведут. 

— Часто у подростков есть оборот в речи: «Я это сделаю, но это не точно». И когда ты пытаешься возразить: «Подожди, мы же с тобой договаривались», то слышишь в ответ: «Я сказал, что это не точно». Вербальное избегание ответственности. 

— В этой истории я на стороне ребенка. Знаете почему? Договариваться можно только с равным. То есть один учитель договаривается с другим, что подменит его на уроке — нормально. Один ребенок договаривается с другим, что они пойдут вместе в кино — тоже. Но там, где иерархия, договоренность невозможна. Солдат с генералом, родитель с ребенком, директор школы с учеником не договариваются — вышестоящий информирует нижестоящего. Мы иерархические приматы. В нас эта иерархичность вшита. Если директору нужно, чтобы ученик вытер доску тряпкой, он с ним не договаривается, а ставит задачу. 

Что нужно дать ребенку, чтобы у него появилась цель

— Как научить ребенка выстраивать свои отношения со взрослыми так, чтобы в одних случаях слушать его, а в других — не соглашаться, стоять на своем? Наше поколение: что старшие сказали, то ты и выполняешь. Но есть случаи, когда это заканчивается трагически. Я вспоминаю катастрофу на Сямозере, когда МЧС разослало уведомления, поход следовало отменить. Но взрослые в лагере сказали: «Ничего не знаем, все идут на озеро». И дети погибли (18 июня 2016 года во время похода по Сямозеру в Карелии погибли 14 детей. — Примеч. ред.). Как объяснить ребенку этот баланс? 

— Нету инструкций, когда мы можем сказать ребенку: дорогой, A, B и С ты должен выполнять безукоризненно, D, E и F можешь не выполнять. Понимаете, мы же тогда сами встаем в позицию того, кто сказал, что делать.

У нас есть выход. Если мы изначально начали ребенка воспитывать, то в какой-то момент он умеет себя вести — ближе к подростковости. И он думает: «Отлично, мы все идем туда, а я, который умеет себя вести, понимаю, что мне вообще направо. Информирую вас, мне направо. У меня там цель». 

Когда я начинала работать, мне приводили подростков, которые стучали кулаками, шарахали дверями, орали на родителей: «Я не буду делать то, что вы мне говорите, потому что я считаю, что это отстой, а я буду делать это, это и это». То есть отрицаю вашу программу, но буду делать вот что. У современных подростков часто вторая часть отсутствует. 

У меня есть история. Родители-работяги вложились в сына, учительница подтвердила, что мальчик умный, мог бы учиться дальше. И семья требует от подростка, чтобы он поступал в институт, все равно в какой. Они так видят духовный рост. А сын в свои 15 лет точно такой же, как они, у него уже усы. Говорит: «Я не буду поступать в институт». — «Ты поступи, отучись, потом делай, что хочешь». — «Не хочу пять лет на это тратить. Я хочу быть дальнобоем. Мне нравятся большие машины. Мне нравится дорога. Я никогда не спрашивал, когда мы приедем. Мне нравится ехать». Мальчишка мне говорит: «Если вы хотите мне помочь, то скажите мне, где учат на дальнобоев? Я не знаю такого училища. Пойду в него после девятого класса. Где на них учат?»

Вот схема: я не буду делать так, как вы говорите. У меня есть понятная цель, которой я хочу достичь. Я уже умею себя вести. А это еще и понимание, чего я хочу. <…>

Фото: freepik.com

— Что должно быть у подростка, чтобы у него цель была? 

— У него должна быть сформированная личность, он не должен быть креатурой своих родителей. У него должно быть место и время на то, чтобы понять, кто он такой, как он устроен. Не то, что ему транслируют взрослые — «драмкружок, кружок по фото…», теннис и два языка. Это уже ребенок как проект (об этом мы подробно говорили с Катериной Мурашовой в другом интервью. — Примеч. ред.). Так всегда было, ничего такого. Но кроме этого у него должно быть место, время и принятие со стороны родителей того, что он, условно говоря, формирует себя. В момент, когда детство заканчивается, он говорит: я склонен идти туда, а сюда — нет. И для того, чтобы пойти туда, я сделаю это и это. А вот это, извините, делать не буду. 

Школа больше не воспитывает детей, общество — тоже

— Чтобы вырастить ребенка, нужна деревня, как говорят англичане. В советское время были пионерские организации и дворцы пионеров. Я занималась шахматами, у меня был харизматичный преподаватель. Репетиторов не было, но сильные ученики занимались со слабыми. Были пресловутые бабушки на скамейках, которые тоже что-то детям транслировали. А сейчас кажется, что дети предоставлены сами себе и смартфону. Все лето вижу на площадках детей 10–12 лет, которые сидят с гаджетами: «Смотри, а вот у меня…»

— Нет, с этими детьми много кто есть, на самом деле. Он же блогера показывает — «смотри, что он говорит». Вы говорите, что у вас был харизматичный преподаватель шахмат, который столько важного и интересного сообщил про жизнь. Святое место пусто не бывает, как мы знаем… 

Вчера на лекции именно об этом мы говорили — довольно много институтов, которые воспитывали детей веками, в современном мире отвалились. Последовательное религиозное воспитание, которое действительно может поддержать человека в трудную минуту, получает ничтожное количество населения. Мы не считаем тех, кто ходит в храм ставить свечки и говорит, что «мои проблемы с ребенком связаны с тем, что он скорпион». Это не религиозное воспитание, а что-то другое.

Это понял ребенок — она не смеет. Это поняла бабка и заткнулась. Это поняло общество целиком. И научилось приспосабливаться к неудобным детям. 

— А школа тоже не может воспитывать? 

— Школа была готова воспитывать. Мария Петровна и сейчас это умеет. Но школе сказали: «Вы не смеете». «Окей, отлично, — ответила школа. — Тогда мы оказываем образовательные услуги. А воспитывайте сами, как хотите».

«Коллектив взял на поруки» и «рабочая бригада сделает из тебя человека» — этого больше нет. Трудовой коллектив или класс превратился в сборище индивидуальностей.

Действительно много институтов, которые традиционно воспитывали ребенка, отвалились. Но свято место пусто не бывает. Вся нагрузка осталась на семье, во многом — на матери. Образовалось огромное пустое место там, где была религия, общество, классный коллектив. 

На пустое место поползли коучи: «Мы научим вас быть счастливыми». Поползла поп-психология: «Как распознать абьюзера». «Бросайте немедленно ваши токсичные отношения». Да любая школьная дружба по их определениям токсична! Потому что подростки все время соревнуются друг с другом. Но они же учатся строить отношения. А первая любовь? Они же ничего больше не делают, только выясняют отношения! 

И, соответственно, интернет. Все это заползло туда и стало воспитывать. 

«Дети сами ставят себе диагнозы»

— Что значит сегодня быть ментально здоровым человеком? У подростков много появляется вопросов про свое состояние и поиск диагнозов. 

— Да, с этим я сталкиваюсь. Ежедневно они приходят уже с диагнозами. 

Я человек жесткий, иногда совсем на грани.

— Говорите то, что думаете. 

— В общем, да. Я и думаю весьма прямолинейно, понимаете. А чувствую просто мало. То есть я человек эмоционально сниженный. Зная за собой это, я долго пыталась с собой бороться. Когда ко мне пошли «размазыватели соплей», я пыталась их понимать и принимать. 

Знаете, когда у меня снесло крышу? Ко мне привели такого хомячка, 11 лет. Ростовой скачок еще не пошел. Мать говорит, он сам попросился к психологу. Я отвечаю: «Нормально, мало ли чего». — «Он сказал, что он хочет сам разговаривать». В этот момент хомячок повел рукой и сказал: «Мать, выйди». Она вышла. Хомячок сел в кресло. Положил одну ногу на другую. Представляете, в кресле он утонул! Посмотрел на меня своими маленькими глазками и сказал: «Ну что, Екатерина Вадимовна, мы начнем с вами с того, что у меня атипичная депрессия». 

Фото: «Правмир»

Хомячка я размазала ровным слоем по субстрату, скатала и матери выдала в виде коврика.

Соответственно, с тех пор я не пытаюсь быть лояльной, когда они ко мне приходят и говорят: «у меня панические атаки», «социофобия», «биполярное расстройство». Я не пытаюсь быть лояльной, говорю: «Либо мы сейчас человеческим языком будем что-то обсуждать, либо ты идешь и говоришь родителям, что с этим психологом не получилось».

— А если они правильно подозревают? 

— Биполярное расстройство? Нет. Они неправильно подозревают. Они неправильно подозревают. Я еще не встретила случая, когда они подозревали бы правильно.

Встречаются ли подростковые депрессии? Да. Я их всегда видела. Еще 30 лет назад никто не называл их так, но они были. 

— В чем тогда такие дети делают ошибку, когда сами ставят себе диагноз? 

— Википедию читают. Помните, у Джерома К. Джерома? «Все, кроме родильной горячки». Да, они читают. А поскольку подросток сам по себе нестабилен, он часто чувствует боль, дискомфорт, тревожность повышена.

Они находят пост «Как я болел депрессией» и понимают — это всё про них. Скорее всего, тот, кто написал пост, такой же. 

После разговора со мной один из трех пациентов уходит. Два остаются. И тогда из-под всего этого вылезает нормальный подросток, у которого реально есть какая-то проблема, с которой мы разбираемся. Я просто решила, что это не ко мне.

«Школьники и студенты, которые умеют только учиться»

— Я вижу много подростков, которые лучше, чем мы были. Они намного умнее, они классные, спортивные. Я вижу студентов первого-второго курса, многие из которых — кандидаты в мастера спорта, мастера спорта, то есть люди, которые уже много сделали. Таких тоже много.

— Конечно. Анна, мы же с вами понимаем, что любой признак в популяции — это семантический дифференциал. Разумеется, если мы говорим, что есть дезадаптанты, то должны быть люди с прекрасной целеустремленностью, адаптивностью, четким фундаментом и умением себя вести в нужную сторону. Это совершенно очевидно. Идея о том, что молодежь испортилась — так себе идея. <…>

Но если мы говорим о студентах, то я бы посмотрела на них через 10 лет. На этих ребят, которые уже мастера спорта, окончили математическую, художественную и музыкальную школу. Условно говоря, чего они достигнут? Дело в том, что я видела довольно много детей и подростков, которые умеют только учиться. Они блестяще сдают экзамены, готовы освоить еще один язык, решают олимпиадные задачи. Часто в конце школы они говорят: я сначала буду учиться в этом институте, а потом в том. Я спрашиваю: «А зачем? Работать ты кем собираешься?» — «В образовании. Пойду в аспирантуру».

— Это те, кого Чехов называл вечными студентами? 

— Не совсем. У Чехова вечный студент — это трагическая фигура. Эти ребята себя как трагическую фигуру совершенно не воспринимают. Вечный студент, как правило, подрабатывал уроками, ходил в старой шинели и содержал себя сам. 

— То есть это история про то, что я буду учиться, и вы меня обеспечиваете?

— Они не всегда об этом думают, проговаривают. Но навыком учиться и сдавать они владеют в совершенстве. И отдают себе отчет в этом. 

Навык учиться и сдавать экзамены у этих детей есть. Они достаточно умны. Причем у них высокая личностная тревога, которой не было у мальчишки, который хотел стать дальнобойщиком. Он был уверен, что у него это получится, если найти, где его обучат, и сесть за руль своей машины. И все у него будет хорошо.

Вырастить ребенка успешным и счастливым — это ловушка?

— Каждый раз, когда я открываю какой-нибудь родительский форум, вижу множество инструкций, так сказать, экспертов: «Мы дадим вам схему, как воспитать ребенка счастливым». Он будет знать, как выбирать себе друзей, жену или мужа; он придет к успеху. Как вырастить ребенка из списка «Форбс», какие 100 навыков должны быть проработаны в 3,5 года, а какие — в 3,6. Насколько это имеет право на существование — вырастить ребенка успешным, счастливым? 

— На это есть запрос. Дело в том, что тревожность-то не только у детей. В первую очередь она у родителей.

Мир абсолютно непредсказуем. Как будут жить дети, которым сейчас пять лет, когда вырастут? Кто сейчас скажет: я знаю, каким будет мир через 20 лет? Никто. Поэтому степень родительской тревоги высока. Как мы уже знаем, спросить у бабушек нельзя. Спросить у коллектива — тоже. Но кто-то же должен знать! Или хотя бы пусть сделает вид, что он знает. 

Приходит коуч и говорит: «Вот моя авторская методика воспитания успешных людей». — «Окей, — отвечает родитель, — по крайней мере, от того, что я прочитаю это, ничего не будет. А если он предлагает бесплатный полуторачасовой тренинг — пройду его». На тренинге сказали «важные и интересные» вещи, но для того, чтобы это применять на практике, нужно пройти платный тренинг. Ну, окей.

Фото: freepik.com

— А на ребенка влияет такая программа родителей? Я тебя хочу воспитать счастливым, чтобы ты был в списке «Форбс». 

— Да, да, да. Коучская программа никак не влияет, потому что эти 400 пунктов все равно никто не выполнит. Влияет сказанное с придыханием: «Мне все равно, кем ты будешь. Главное, чтобы ты вырос счастливым». И влияет негативно.

Дело в том, что счастье — это моменты острого переживания, моменты выброса гормонов, моменты ощущения полноты жизни. Человек может увидеть, как падает один лист в луче фонаря. И вот в этот момент ощутить острое счастье, полноту жизни. И помнить это годами.

А если человеку говорят, что он должен быть счастливым, это ему вредит. Он постоянно слышит: «Я удовлетворяю все твои просьбы. У тебя есть все репетиторы, у тебя есть одежда, которая мне и не снилась, у тебя есть отдельная комната. Я жила в коммунальной квартире со своими родителями и младшим братом. Ты должен быть счастливым. Ты учишься в прекрасной школе, учителя не бьют тебя линейкой по пальцам, как били нас. Ты поступил в прекрасный институт. Ты должен быть счастлив». 

Это уже не списки от коучей. Коучи претендуют только на ваши деньги, на детей они не влияют.

— Родительская программа влияет. 

— Еще хуже — «ты должен найти себя». Ну ладно, соврала. Одинаково паскудно и то, и другое. Человек не монетка на пыльной дороге и не гриб в лесу. Нельзя найти себя, можно только сделать. И здесь у нас все время проблемы. Плевать, что ты чувствуешь, плевать, что ты думаешь, делаешь ты чего?