Мы вновь и вновь приходим на исповедь, но от грехов избавиться не можем? Как тут не впасть в уныние? На вопрос отвечает протоиерей Павел Великанов.
Место уныния среди остальных страстей исключительно. Потому что уныние – это единственно возможное состояние человека, когда его взор обращен исключительно внутрь себя, когда в человеке господствует «память о себе самом». Для того, чтобы человек перестал унывать, на самом деле достаточно сделать лишь небольшой разворот в градусах этого зрения и научиться смотреть не внутрь себя, а вовне: научиться заполнять жизнь не «памятью о себе», а «памятью о Боге и ближних». Но это сделать очень сложно, потому что внутри каждого из нас сидит мощнейший магнит под названием эгоизм, эгоцентризм, самолюбие, от которого мы никуда уйти не можем.
Мы чуть-чуть отворачиваемся в сторону – и нас сразу тянет обратно. Поэтому единственное, что может оказаться сильнее этого магнита – это Божественная благодать. Неудивительно, что мы входим в храм одними, а выходим из храма уже несколько другими, даже если наше участие в богослужении было более чем условным. Магнитное поле самолюбия, оказавшись в поле Божественной благодати, неизбежно ослабевает. Это действительно происходит почти на каком-то физическом уровне. Даже люди неверующие заходят в храм, постоят там несколько минут, выходят и говорят: «Ой, как хорошо, мне стало легче!»…
Поэтому главным способом борьбы с унынием во время периода Великого Поста, как мне представляется, является искусство находить радость в ужимании, утеснении самого себя, в том ограничении, которое сам человек на себя накладывает для того, чтобы узнать что-то большее. Я вспоминаю один из замечательных текстов Честертона, где он пишет, что если мы проанализируем сказки мира, мы увидим, что везде основной закон сказки – это закон «счастья под условием». Причем, как правило, эти условия совершенно безумные, совершенно иррациональные. С точки зрения человеческой логики их обосновать или хотя бы объяснить никак нельзя. Не заглядывай в этот сундук – и станешь счастливым. А как только заглянешь, все пойдет другим путем. Нельзя увидеть лица твоей невесты до тех пор, пока не произойдет какой-то ряд событий. Как только увидишь – все погибло. И так далее.
На самом деле, в народных сказках открывается очень глубокая богословская истина – то, что заповедь, данная Адаму в раю, не вкушать от древа познания добра и зла – это единственный инструмент, который может сделать человека во всей полноте счастливым. И как только мы убираем этот инструмент из человеческой жизни, предоставляем ему полную свободу делать все, что он хочет, ходить туда, куда он хочет, заниматься тем, чем он хочет, он тотчас же оказывается подвешенным в пустоте. А как только появляется какой-то жесткий конкретный запрет, смысл которого совершенно ему неясен, тотчас перед ним открывается интереснейшая перспектива. Отталкиваясь именно от этого запрета, он начинает формировать самого себя, и эта оглушаюшая пустота вседозволенности исчезает.
Именно с этим связана та жесткость предписаний Церкви по отношению к тем, кто соблюдает пост, чтобы не ограничиваться телесным воздержанием, изменением своего рациона питания или ограничением общения. Она предполагает, прежде всего, создание условий в определенном смысле невыносимых для данного человека. И чем человек активнее эти условия создает, тем больше шансов, что его предельное напряжение души, как результат этого стеснения, выстрелит наверх, как бы пробьется сквозь эту мощнейшую гравитацию самолюбия, гравитацию эгоизма и вылетит к Богу. Вот, собственно говоря, то, что должно произойти. Но неизбежно, пока будет происходить это сжатие, пока будет происходить нагнетание внутреннего давления, человеку будет очень несладко. Но он сознательно на это идет, он сознательно помещает себя в эти условия, понимая, что по-другому родить этот плод невозможно.
Здесь можно вспомнить про замечательный образ, который Спаситель приводит в Евангелии о женщине, которая терпит скорбь, когда рождает, но когда родит, уже не помнит этой скорби, потому что новый человек родился в мир. Примерно те же мысли должны сопровождать верующего человека во время Великого Поста. Он с самого начала должен согласиться с тем, что ему будет плохо. Ему будет ужасно плохо, ему будет невыносимо плохо, но сквозь это «плохо» он должен видеть конечную цель – ради чего все это предпринимается. И эта цель – не просто наконец-таки погрузиться в шум праздника и «разрешения на вся». Цель совершенно другая – прорваться сквозь самого себя наверх, к Богу.
И как только этот прорыв произойдёт, нам становится уже безразлично, продолжается пост, не продолжается, потому что Пасха в нашей душе уже началась. Это очень хорошо понимают православные христиане, когда заканчивается Великий Пост, когда, казалось бы, можно уже не налагать на себя никаких ограничений. Тут они вдруг начинают, как ни странно, с какой-то неясной тоской вспоминать про дни тяжелые Великого Поста, когда, казалось бы, все было так плохо, так тяжело, а на самом деле под этим слоем, под этой листвой наших немощей начинала колыхаться какая-то совершенно новая, невидимая и неведомая дотоле стихия.
Помните, как у Маленького принца, когда он говорит, что самого главного глазами не увидеть? Откуда этот замечательный образ пустыни? Почему в пустыне родники невидимы? Они скрываются под этой толщей знойного песка, но именно это тонкое колебание воздуха, которое почти незаметно, оно и дает ту самую радость обретения воды, которую простыми глазами не увидишь.
Человек, казалось бы, находится в крайне тяжелых условиях жизни, ему нельзя ни есть так, как он хочет, ни заниматься тем, чем он хочет и к чему давно привык, но под всем этим рождается новое измерение его жизни. По логике поста, это измерение и является самым главным плодом правильно проводимого поста. А это измерение и есть то самое, с чего мы и начали. Это осознание своего непотребства, своей неготовности, своей неспособности быть тем, кем ты должен быть. И по мере этого осознания вдруг приходит к человеку четкое понимание того, что всё лучшее, что есть в его жизни, что он все-таки может делать, происходит только тогда, когда рядом Христос. И вот такое, с одной стороны, крайнее умаление самого себя, с другой стороны, такое же неизбежное возвеличивание самого себя, когда ты трудишься не ради себя, а ради Бога – всё могу о укрепляющем меня Иисусе! – вот такое некое раздвоение, некое состояние внутренней напряженности, становится самым продуктивным и полезным для человека.
Если этого не происходит, тогда неизбежно всё заканчивается грубым, примитивным фарисейством – мы отпостились, сейчас как разговеемся, и сразу радость к нам придет. Разговелись, напились, наелись, а радости как нет, так и не было…
Записала Юлия Маковейчук
