Сказать об этом на работе Вика собиралась две недели. Она считала себя предателем.
Как-то утром в офисе директор за чашкой кофе стал говорить о делах, но смутился: Вика молчала как рыба.
— Что случилось?
— Я, наверное, вас очень сильно удивлю…
Эти полгода директор уже и так видел, что с Викой что-то не то, и даже предлагал ей уйти в длительный отпуск. Но она давно поняла: никакой отпуск не поможет.
— Я хочу написать заявление и уволиться.
— А куда ты пойдешь?
— Менеджером в «Больничные клоуны».
— В эти свои «Клоуны»?!
— Да, в эти свои «Клоуны», — заулыбалась Вика.
«Вычеркнуть это из памяти не получится никогда»
Однажды ночью у шестилетней Вики отекла и раздулась нога.
В районной больнице было серо, одиноко и страшно — никакие клоуны туда, конечно, не приходили. Врачи не могли понять, что случилось, и просто кололи антибиотики. Через месяц Вику перевели в Новосибирск, там выяснили, что у нее остеомиелит — гнойно-воспалительный процесс в кости. Надо было срочно делать операцию и ставить имплант, иначе пришлось бы ампутировать палец.
Еще четыре месяца Вика пролежала в больнице.
Ей привозили раскраски, книжки, но читала Вика еще по слогам. От безделия она слонялась по коридору, могла прошмыгнуть в другие корпуса. За радость было поболтать с кем угодно — например, с беременными женщинами.
— В Новосибирске красивая осень только в сентябре, дальше дожди, серость и тоска, — рассказывает Вика. — И вроде самое страшное уже случилось, операция прошла. Но я же первый месяц лежала в районной больнице, меня там замучили постоянными уколами и перевязками, поэтому я боялась любых процедур. Вычеркнуть это из памяти не получится уже никогда. Причем, если вы меня спросите, что еще я помню из того времени, я не вспомню ничего. Я помню только больницу.
Через много лет Вика увидит в утреннем выпуске новостей репортаж о больничных клоунах и подумает: «Какие крутые ребята! Если бы они были тогда со мной…»
В соцсети она найдет страничку АНО «Больничные клоуны НОС» и заполнит анкету волонтера.
А работать тем временем Вика будет в крупном дистрибьюторе Новосибирска — руководить отделом продаж, где каждый день ее будут ждать разговоры по телефону, сделки, планы на день, на неделю, на месяц…
Но с того репортажа в жизни Вики появится то, ради чего она эту работу оставит.
«Рисую, а у меня комок в горле»
Каждое посещение больницы Вика называет «выход» — как на сцену. Свой первый выход помнит смутно. Нужно было прочитать сказку и провести маленький мастер-класс — самый легкий, чтобы дети что-то нарисовали карандашом.
— На курсах нас учили настраиваться перед тем, как пойти в отделение. Мы с партнером беремся за руки, закрываем глаза и какие-то секунды слушаем пространство. Так мы отключаемся от быта и всего, что происходит за стенами больницы. Мы погружаемся в ту жизнь, мы пришли к ним домой. Да, это дом временный, но они там живут.
Первый стук в палату. Дети обрадовались. Вика с напарницей прочитали сказку, а дальше — все как в тумане. Такие выходы были раз в неделю-две. Каждый — отдельная история. Вика говорит, что собирает их, как бусинки.
Как-то раз она читала сказку в хирургическом отделении. На вытяжке лежала девочка, и Вика снова вспомнила себя шестилетнюю на больничной койке.
Девочка очень хотела рисовать, у нее была свободна одна рука, но пальцы шевелились плохо. Вика попробовала ей помочь.
— Я почувствовала, что у меня к горлу идет комок. Я вижу, как она старается, но импульсы до кончиков пальцев не доходят. Думала, что вот-вот — и разревусь.
Но мы же не жалеть приходим. Мы волонтеры, которые должны сказки почитать и картинки порисовать, чтобы детям и родителям было весело.
Но в этот день я вышла из больницы с большим грузом.
В другой раз Вика оказалась в палате с парнями-подростками. Самому старшему было лет четырнадцать, по виду сразу понятно — главарь.
— Ребята, мы пришли сказку почитать, — протянула Вика.
— Ну тетенька, ну какая сказка? — поднял парень голову. — Ну вы что, не видите? Мы все взрослые.
Вике стало интересно, сможет ли она найти выход.
— Слушай, у меня есть одна серьезная сказка. Я еще ни разу ее в этой больнице не читала, потому что маленьким ее читать бессмысленно. Можно я ради интереса тебе прочитаю? Вдруг зайдет? Если что, можете прервать и дальше играть в свой World of Tanks.
— Ну ладно, читайте.
Это была терапевтическая сказка про то, как жители одного города раздавали друг другу добро в виде пушистиков. Но злая ведьма сделала так, что пушистиков стали жалеть и вместо них раздавать колючки. Правда, в финале пушистики все равно одержали верх.
Вика с напарницей дочитали сказку до конца. Парень с экспертным видом стал объяснять, как все понял и каким еще мог бы быть финал: «Ну смотрите…»
Он открыл свою тумбочку, забитую мягкими игрушками из автомата, сгреб их и понес раздавать детям в общую палату: «Сейчас вам вот эти тетеньки прочитают прекрасную сказку, и вы все поймете». Вика и Юля сели читать, родители были чуть ли не в слезах, дети — счастливы.
«Я встала и побрилась»
Вика ходила в больницы и по-прежнему работала в дистрибьюторе. Она поняла, что должность руководителя отдела продаж — ее потолок. Прыгнуть выше уже не хотелось. Вика была подавлена, не знала, куда себя деть, и чувствовала: внутри что-то изменилось.
— Какое-то зерно в меня посадили эти ребята [волонтеры]. Если простым языком сказать, у меня изменились ценности.
После того, как я начала ходить к детям, мне стало не нужно зарабатывать деньги ради денег. С каждым разом все больше мне хотелось становиться полезной.
Не думаю, что от перепродажи продуктов я была сильно полезна. По крайней мере, там и без меня справятся.
Вика договорилась, что будет работать менеджером в «Больничных клоунах». Как сказать об этом директору своей компании, не знала и перед увольнением плакала. Но директор по-дружески за нее порадовался. С работы Вика уходила с полной зарплатой, премией и подарками.
Зарплата на новом месте была 22 тысячи. Потом, когда «Клоуны» написали проект под грант, стала 42. Первое время жить помогали небольшие накопления, потом Вика продала автомобиль — но не из-за того, что не могла его содержать. Первое побуждение — из-за экологии.
Сменив работу, Вика сменила и образ — сбрила волосы.
— Во мне проснулся ребенок-бунтарь. Я встала и побрилась. Хотела доказать себе самой, что могу без наращенных ресниц и без волос быть интересной, наполненной Викой, которую будут любить за то, что она просто есть.
Друзья и знакомые, узнавая о таких переменах, переставали общаться. Не все, но многие крутили пальцем у виска.
— Люди не хотели со мной разговаривать, слушать меня. Они что-то себе придумывали и в этом себя убеждали. Им казалось, что я попала в секту. Очень мало осталось тех, кто меня любит за то, что я просто Вика, которая может быть лысой, кудрявой, с ресницами и без, плачущей и смеющейся.
«Какая у тебя мечта? — Жить»
Из больничных историй Вика уже собрала целые бусы. Одна из любимых бусинок — про девочку с хвостиками.
Вика с напарницей пришли читать сказку про гуся и медведя, с собой принесли заготовки открыток: на каждой был нарисован перевязанный бантиком подарок, а сам подарок был пустой — чтобы ребенок нарисовал то, что хочет подарить своему близкому. Девочка с хвостиками после сказки попросила не одну открытку, а три.
Потом Вика про это забыла — в другой палате уже другую жизнь прожила. Когда шли с напарницей по коридору, вдруг услышали голос той самой девочки: «Тетеньки, стойте!»
— И такая смешная картина: ей то ли тапки большие, она бежит, тапки эти в разные стороны хлопают, хвостики болтаются, и она эти открытки дарит нам: одной нарисовала гуся, другой — медведя. Ну, сперва мы держимся, конечно, потом разворачиваемся, смотрим друг на друга: у меня глаза блестят, у той уже слезы текут. Ребенок, не зная нас, взамен на то, что мы пришли прочитать сказку, сообразил, взял еще открытки, чтобы сделать нам подарок.
В такие моменты внутри все начинает дрожать: ты понимаешь, где важность жизни.
Очень большая бусинка досталась на этот Новый год — Вика впервые попала в реанимацию.
Они с напарником были Дедом Морозом и Снегурочкой. В одном отделении их встретила знакомая санитарка и сказала, что в реанимации очнулась девочка: «Хорошо бы вам к ней зайти». — «Ну, пойдем попробуем, посохом в лоб не дадут».
Их чудом пустили. Девочек оказалось две, обе в сознании. Первая, про которую говорила санитарка, выглядела как здоровый ребенок. Вика тихо спросила, какая у нее мечта: «Можешь написать ее на этой открытке и положить к себе под подушку, тогда Дедушка Мороз все исполнит». Девочка взяла открытку и написала одно слово: «Жить».
На руках у второй девочки почему-то были носки. Вика несла ей открытку с теми же словами, но растерялась.
— И у меня заметались глаза. Я на нее смотрю, а она совершенно взрослым, осознанным взглядом показывает: «Вот сюда положи». Она взглядом поймала мой взгляд и поняла, что я переживаю, не знаю, куда мне эту открытку деть. Я вышла и еще полчаса сидела с трясущимися руками пила кофе.
Бусинки (из Викиных записок)
Я сегодня вновь заглядывала в окна, в которых меня ждут, даже если я к этим окнам пришла неожиданно. Центр нейрохирургии Новосибирска.
Второе окно. Мама и сын. У сына улыбка — с первого взгляда. Счастье, он бежит к окнам, залезает на кровать, прижимает ладошку к окну, а я — свою. Мы с напарником вспоминаем, что у нас есть «парус» — просто ткань. Плаваем по пояс в снегу на улице, а мальчик — с нами, в палате. Уходим по сугробам и смотрим друг на друга, мальчишка не хочет нас отпускать глазами.
Третье окно. Мама с малышом, он нас видит. Контакт устанавливаем 20–30 секунд, он привыкает к людям с круглыми красными носами. А потом показываем, что у нас есть игрушка, красное мягкое сердце, — и эта игрушка плывет по тканевым волнам. В окне еще одна мама, она снимает нас на телефон. Так происходит, когда ребенок прикован к больничной койке и не может нас видеть. Мамы потом показывают видео своим детям.
Четвертое окно. Мама и малыш сразу начинают смеяться. Вспоминаем, что у нас есть шарики для жонглирования, подбрасываем их вверх, но ловить не получается. Смеемся, путаемся в ткани, падаем. Смех переходит в хохот. Уходим.
«Я верю в сказки, которые читаю»
После 24 февраля больничным клоунам стало непросто. Прервались пожертвования в фонды, грантов нет, зарплаты — тоже. «Клоунам» помогают местные бизнесмены, но не настолько серьезно, чтобы содержать в штате хотя бы трех человек. Вика ушла со ставки менеджера и осталась волонтером.
— Честно скажу, я сейчас в каком-то выгорании. Но не думаю, что моя история закрыта, точно нет. Я люблю быть больничным клоуном, мне очень нужны эти бусинки.
Возвращаться в офис Вика не собирается. Она всегда мечтала делать что-то помимо основной работы, и тут ее осенило: «Моя фамилия — Гончар!» Вика перелопатила все ролики на YouTube и блоги в соцсетях, где можно было найти что-то полезное, потом купила курс у керамистки и за весну освоила азы лепки.
Сейчас Вика хочет сделать из своего ремесла социальный бизнес, чтобы снова не зарабатывать деньги ради денег.
— У меня есть история, которая меня греет, — это больничная клоунада. Понятно, что зарабатывать нужно, чтобы жить, есть, пить и оставаться в обществе. Но при этом хочется быть полезной.
Вика лепит посуду, главная изюминка — носатые кружки. Человеку, который будет покупать такую кружку, Вика расскажет о больничных клоунах.
— Конечно, очень страшно опять начинать с нуля. Но я не хочу бросать свои мечты, они потом не могут найти свое место. Я в это правда верю. Я по-прежнему верю в добрые сердца и в то, что добро победит зло. Я верю в сказки, в которые читаю. Наверное, поэтому они так нравятся детям.
Фото из архива Виктории Гончар и АНО «Больничные клоуны НОС» / vk.com
