Репетитор – это инструмент, но что мы хотим получить
У меня нет отношения к репетиторству как к чему-то плохому или хорошему. Репетиторы – это часть системы образования, которая в промышленных масштабах возникла по необходимости – появились игры с высокими ставками. Как только набрал силу единый госэкзамен, оформилась необходимость поступить в нужный институт. И репетиторы сейчас, в основном, готовят к тому, что имеет высокую цену – к ЕГЭ или олимпиадам, которые превратились в значимый источник преференций.
Нет однозначного ответа, нужно ли обращаться к репетиторам. Бывают ситуации, когда репетитор нужен, потому что в школе ребенка не подготовят, а ЕГЭ надо сдавать. Бывают ситуации, когда в школе учат хорошо, а родители тревожатся или даже паникуют. В первом случае репетитор, скорее, нужен, а во втором, вероятно, нет. Репетиторство превратилось в очень сложный культурный феномен, но от системы образования оно уже неотделимо.
С одной стороны, странно, когда ребятам даже в профильных классах родители нанимают репетиторов по профильным предметам. С другой стороны, репетитор занимается с учеником индивидуально, и этого подхода большинство детей в массовой школе недополучает. Поэтому многие родители настроены, что ребенку помогут, объяснят персонально, подстроятся под него, и готовы тратить на это деньги. Я, например, не потратил на репетиторов ни копейки – мой ребенок сам подготовился и поступил, но я тратил деньги на школу, где его учили так, что не пригодились репетиторы.
Владимир Погодин
Здесь надо изучать каждую конкретную ситуацию и главное – работать с ребенком. Давайте не забывать, что репетиторов нанимают родители, они деньги отдали и думают, что теперь это к чему-то приведет. А к чему, собственно? Что мы хотим получить?
Многие родители считают, что главное – поступить в институт, но в институте они, скорее всего, уже не будут платить за репетиторов. Начинается настоящая учеба, основанная на самостоятельности.
А вот репетиторство и самостоятельность – это немножко разные вещи, на мой взгляд. Если у человека есть репетитор, возможно, там что-то не так с самостоятельностью.
А если родитель стелет соломку, нанимая репетитора, если у него внутри есть некое неверие в возможности собственного ребенка, в таком случае можно навредить.
Для ребенка очень вредно, когда его рассматривают как инструмент, как средство поступления куда-либо. Ребенок обладает самостоятельной ценностью, он человек. И, на мой взгляд, человек имеет право думать и выбирать, чем заниматься, к чему он склонен.
Если же родитель верит в ребенка, а ребенок сам понимает, что ему необходимо подтянуть какой-то предмет, и это результат какой-то осознанности, тогда имеет смысл найти специалиста, который его проконсультирует. И мне известны случаи, когда репетиторы помогали ребенку в этом понимании, куда двигаться. Они занимались не столько предметом, сколько вытаскивали человека на какой-то уровень самоопределения. Это очень полезно и важно, и когда такой репетитор, то ребенку очень повезло.
Еще раз повторю: репетиторы – это инструмент, который ведет к некоему результату. Если в обществе появился спрос на такие инструменты, значит, система образования стала больше заточена на тот самый измеримый результат – ЕГЭ, преференции в вуз и так далее. И пока существует такая ситуация, количество репетиторов будет увеличиваться.
Отношение к школе как к месту, где должны получать знания, – самообман
На вопрос «Какие они – современные дети и школа?», я отвечу очень просто: какое общество, такая и школа, какие взрослые, такие и дети. Если взрослый ценит самостоятельность и таких взрослых не один, растут самостоятельные дети. Если взрослый считает, что ребенка надо постоянно направлять, подталкивать, мотивировать, то растут дети, которые будут направляться, мотивироваться, но стоять и ждать, пока с ними это не сделают. Дети зависимы от взрослых, и ничего с этим не сделать.
А конкретный ребенок и школа могут быть любыми. Общие лекала не подходят. И многое зависит от культуры школы. Если школа бюрократическая, то дети будут понимать, что взрослые о них не заботятся. А есть заботливые школы, где дети понимают, что взрослые заботятся о них, но не душат этой заботой. И они вырастают другими.
Отношение к школе как к месту, где должны получать знания, – это одна из популярных самообманок. Половина детей приходят получать знания, но на деле они не учатся, а в основном делают то, что говорят взрослые.
Да, мы опять упираемся во взрослых. Мы не знаем, каким образом работать с подростками, и просто сидим и ждем, когда они перебесятся. Но есть люди, которые знают. Все упирается в людей, а не в какую-либо систему. Идеальной системы образования вообще нет.
Возьмем, например, финскую систему образования. Она противоположная нашей, она настроена на личностный потенциал каждого конкретного ученика, при этом его сопровождает, а не говорит, что он должен что-то делать. К ученику внимательны, но его не заставляют. И вот они растут там, в другой парадигме, и сталкиваются с другими проблемами.
Недавно мне рассказали, что проблема финского образования – в том, что дети не хотят высоких достижений. «Ну буду я дворником или сантехником, прокормить семью сумею. И буду спокойно жить». И учителя считают это особенностью, с которой нужно работать и даже исправлять.
Мы очень редко рефлексируем над тем, что делаем. В школе учителя редко общаются друг с другом. Часто ли вы видели, что учителя приходят на другие уроки просто так, а не на открытые, или ведут уроки вдвоем? Это не в культуре большинства школ.
Учителя сильно атомизированы. И если взять ученика как продукт, получается, что мы занимаемся какой-то частью этого продукта, а в целом его никто не видит.
Нет коллектива, который бы собрался и решил, а чем мы занимаемся? Ты учишь математике, я русскому, он физике – а что в итоге? Мы же не понимаем, кто получается, кого мы хотим видеть – всех одинаковых, всех разных, всех особенных? Кого?
Без веры учителя не будет
Если учитель не верит в ребенка, он перестает быть учителем в самом главном смысле. Но и со мной иногда такое случается, и это общая наша беда – когда мы не верим, что ребенок может вырасти над собой. У Виктора Франкла была картинка: корабль, идущий по морю, и ветер, который дует. Так вот, если мы будем держать курс на точку, куда идем, без учета ветра, то никогда не придем. Нас ветер сдует, и мы придем куда-то еще. И если мы ребенку всегда выговариваем, какой он есть сейчас – «да вот ты такой нехороший, ничего не понимаешь» – мы не учитываем тот ветер и никогда не придем к тому ребенку, которого хотим увидеть.
Нам нужно верить в него, в то, что он справится, что этот вызов ему по силам. Не заставлять туда идти, а верить в это.
Без веры учителя не будет. И дети очень хорошо чувствуют, когда учитель – формалист, который хочет чего-то от них добиться, а когда учитель верит, что у них все получится. И этой веры достаточно, чтобы дети проявили повышенные способности. Это подтверждали неоднократные исследования.
Фото: Rina Sergeeva Follow / Flickr
Когда я учился в школе, учительница по математике была моей любимой учительницей. Она орала на учеников, но за этим криком я видел ее боль за нас. И она так радовалась, когда мы понимали. Помню, она исправляла мои ошибки не красной, а синей ручкой, и ставила пятерки. И эти пятерки воспитывали гораздо больше, чем те двойки, которые можно было бы поставить. И я за это решал два варианта контрольной за урок.
Главное – чтобы школа изменилась, а не математика
Математики как одной из самых красивых и свободных наук в школах, в общем-то, нет – лишь немногие учат именно математике. В основном есть формальное решение задач и обязательный экзамен, который нужно сдать. И прав мой коллега Владимир Гуровиц, говоря, что в школе изучается не совсем математика. Математика дает возможность, как говорил Пол Локхарт, играть с абстракциями. А у нас не играют, у нас работают, чтобы получить отметку, и учат счет, формулы, аксиомы, теоремы… Учат вместо учения.
Так о чем мы говорим: о школьной математике, связанной со скукой и какими-то базовыми вещами, или говорим о математике как о свободе изобретения вещей и понимания каких-то закономерностей?
Нет людей, неспособных к математике. Математика – это такая базовая штука, которая существует в каждом человеке.
Давайте сравним с музыкой. В принципе, ее воспринимает каждый, а потом кому-то медведь на ухо наступает. Вот здесь то же самое. И этого медведя можно назвать – как правило, это мы, учителя, очень хорошо наступаем на какой-то внутренний орган и отбиваем у детей математические внутренние умения.
Главное – чтобы школа изменилась, а не математика. Если учитель приходит оттарабанить материал, математика будет загублена, и так почти со всеми предметами.
А если мы не освоим математику – это системообразующий предмет, как и язык – науками мы не займемся. Но нужны ли науки в школе? Сейчас это, как правило, профанация, за исключением нескольких школ. Но когда мы рассмотрим эти школы вблизи, упремся в конкретных людей, которым интересно. Все дело в нас.
В 179-й школе ученики приходят к учителю и все вместе решают задачи, и им интересно. Понимаете, ребенку должно быть интересно решать задачи, а если он решает нужные примеры, потому что ему так сказали, он не занимается математикой. Но если ребенку не интересно, может, ему не попался человек, который заинтересован сам?
Фото: Rina Sergeeva Follow / Flickr
Подростки вообще и всегда не понимают, для чего им это нужно, что бы мы ни предлагали, потому что это функция подростков, потому что это не их, а взрослых. И я не люблю, когда про ребенка говорят, что все упущено. Ничего не упущено, важно пробудить человека изнутри.
«Что мы будем делать – можете предложить сами»
Когда ко мне приходят ученики и спрашивают, что мы будем делать, я отвечаю: «Не знаю. Вы можете общаться друг с другом, можете сидеть в телефоне, можете делать то, что я предложу, а можете предложить сами». И это не шутка. Понимаете, основной недостаток школы в том, что она пытается управлять тем, чем в принципе управлять не может – выбором детей, и особенно подростков. До конца начальной школы все в относительном порядке, дети учатся, выполняют инструкции, а потом начинают критически к нам относиться.
И нам нужно организовывать все таким образом, чтобы они понимали, чем занимаются, и выбирали это сами. У нас с ребятами даже был такой проект – что им сделать, чтобы не спрашивать: «Что мы сегодня будем делать». И мы придумывали манифесты учения, определяя, что нужно, чтобы начать действительно учиться.
Конечно, я объясняю, что расскажу на уроке, раскрываю, что они поделают это, а приобретут вот это. Но каждый выбирает это сам – отвернуться или сделать.
Информатика, как и математика, – это про понимание действительности, но с использованием технологий. Сможешь ли ты делать табличку, которая поможет решить задачу? Умеешь ли создать красивый документ? Умеешь написать и отладить программу? А ведь помимо программирования и технологий есть и теоретическая информатика. Понимать, как устроен информационный мир, что такое системы счисления, как кодируется и передается информация, как все на самом деле работает – это очень интересно.
Прихожу в класс и вижу: человек сидит в телефоне. Иногда я прерываюсь и говорю: «Конечно, я все понимаю, телефон в данном случае гораздо более сильный раздражитель, чем любой человек вокруг. И там, возможно, интереснее. Но в этот момент вы не находитесь здесь и теперь. И я не уверен, что это ваш выбор – зависнуть там».
И моя задача – вытащить ребят в «здесь и теперь», чтобы мы погрузились в эту жизнь, которая нас окружает. Важно нырнуть в процесс «здесь и сейчас». И если этого не происходит на уроке, то это не урок, а что-то другое. К сожалению, львиную долю времени в обычной школе люди заняты чем угодно, но только не «быть здесь и сейчас». Часто рассказывают притчу: «Мастера кунг-фу спросили: “Как же вы не проиграли ни одного боя?”, а он ответил: “Я просто участвовал в каждом своем бое”». Это то, чего нам всем сегодня не хватает.
Что такое учение? Концентрация учения происходит в любом месте, школа это или не школа. Когда ребенок может сконцентрироваться здесь и сейчас, вовремя рефлексируя, что и как у него получается, в эти моменты он начинает учиться. Но я не понимаю, как это сделать на уровне системы. У школы другие задачи, связанные с формальным подсчитыванием «измеримого результата». Но подсчитать выбор людей – очень трудно.
И школа, концентрированная на учении, – это когда, с одной стороны, индивидуальность проявляет себя, развивается, а с другой стороны, всегда делает это в окружении, потому что плохо быть одному, потому что без другого человека, только по учебникам или во взаимодействии с роботами, учение не состоится в принципе. Это очень важно понимать. Как Выготский говорил, смысл действия – в другом человеке. Он не в нас самих, не для себя мы это делаем.
И хорошо, когда на уроках есть возможность с кем-то поговорить, спросить у другого товарища, научиться. Одного учителя всегда не хватает. И мы же не за отметками приходим в школу, а за пониманием и умениями. В начале урока ты не умел преобразовывать одну модель в другую, а в конце понимаешь – это твой актив. Если ты провел урок в телефоне, ты получил что-то еще, но этого нового с высокой вероятностью не получил. И главное даже не то, что не получил – не прожил это, не был в это вовлечен, просто отсутствовал.
Основная претензия детей ко мне – я частенько мало объясняю, самим приходится во многом разбираться. Да, я сталкиваю их с вызовами и стараюсь, чтобы они разбирались сами, им это полезнее. Но когда я чувствую, что человек пришел на границу, где без меня не сможет, у него затык – я иду на помощь. Нельзя бросать детей.
Хочу, чтобы ученик горел
Конечно, в школе должны быть не только уроки, за их пределами нужна жизнь, общение. Дети в подавляющем большинстве случаев не запоминают, что происходит на уроках, и в принципе для них это не столь важно. Людей задевают вещи более человечные – чтобы можно было и в поход сходить, и на гитаре прийти в кабинет поиграть, и поговорить с учителем о жизни. И хорошо, когда для этого есть время.
Я хочу, чтобы человек, который пришел в школу, все эти годы занимался образом себя – получил образование не в таком прагматическом плане – знания, умения, навыки, вышел и ногой закрыл дверь: «Наконец-то». Нет! Чтобы он жил, образуясь, и чтобы его образование в конечном итоге соответствовало ему самому. Потому что школа часто навязывает другой образ, ты его надеваешь как маску, а спустя годы: «Куда же мне пойти учиться, а что же я о себе знаю?»
Помню, как одна наша отличница на выпускном сказала: «Я не знаю, что делать, что я хочу. Здесь мне говорили, что нужно хотеть, и я была под защитой. А сейчас ничего не понимаю». Я такого не хочу. Мне важно, чтобы человек понимал, что школа – это часть этого мира, что он образуется здесь не для школы, не для оценок, а для того, чтобы жить в этом мире. Хочу, чтобы ученик горел.
Отбить интерес к жизни в школе можно, и для некоторых людей школа это прекрасно делает.
Часто преступники, которые идут против всех законов человечности, – это люди, которые плохо учились в школе. Но есть и обратная сторона медали – а что школа с ними делала за то, что они плохо учились?
В том числе поэтому так важна вера в каждого ребенка. Мы без этой веры пропадем как учителя. Кстати, очень многие родители – полноценные учителя. Именно поэтому часто начинают спорить, потому что функция разделяется и нужно договариваться. На мой взгляд, чем больше настоящих учителей у человека, тем лучше.
А главная задача родителей во все времена – любить и поддерживать детей, вне зависимости от того, что с ним случилось в школе или где-либо еще.
Записала Надежда Прохорова
