Зачем Архистратигу Михаилу меч? Просто чтобы его икону отличали от икон других Ангелов? Или бывают моменты в жизни человечества, когда Архистратиг Божий пользуется своим грозным оружием?
И в пестрой суете людской все изменилось вдруг,
Но это был не городской, да и не сельский звук,
На грома дальнего раскат, он правда был похож как брат…
Входящих в церковь города Ромны Сумской области всегда впечатлял образ архистратига Божия Михаила (сейчас перенесен во вновь открытую Вознесенскую церковь возле Почтамта), стоящий в притворе с огненным мечом, обращенным вверх.
Лик строг, взыскателен, грозен. Не такой, как рисуют ангелочков возле европейских мадонн с крылышками, розовыми, одутловатыми щечками, мило улыбающимися.
Но здесь не так. Здесь архангел — грозный воевода, карающий за преступления против Церкви. Стоял он в притворе среди прочих подобных дощатых икон, что свидетельствовало о том, что появился он здесь, в городском храме, из одного из множества закрытых сельских храмов. Сельские церкви закрывали, а уцелевшие иконы сносили в городские, не закрывшиеся храмы.
Шелушащаяся краска, по краям обнаженная колотая древесина доски, на которой видны годовые полосы старого многолетнего дерева — наглядное тому подтверждение. Что может рассказать, о чем может поведать этот прошедший чреду сумрачных десятилетий или даже столетий, этот неискусно написанный народный образ? А иконы, учтите, читаются, как и книги…
В воскресенье, 4 ноября 2012 г., Преосвященный владыка Евлогий, епископ Сумской и Ахтырский, совершил Великое освящение восстановленного Архангело-Михайловского храма села Андрияшевка Роменского района. После освящения архипастырь возглавил Божественную литургию, по завершении которой наградил строителей и благотворителей храма церковными наградами.
Вот скупые строки официальной, но радостной хроники сайта Сумской Епархии. Но сколько кипело страстей вокруг этого храма, разрушенного в прошлом и восстановленного сегодня! Боже мой! Боже мой! Что было!
Я стоял и молился в этом прекрасно сложенном новом храме, в это прекрасное новое время, при таких же прекрасных новых людях, в основном женщинах, но мысли мои были в прошлом.
(Настоящее уныло, что прошло, то будет мило!)
Меня преследуют тени прошлого… То, что я помню, что слышал из рассказов очевидцев, переживших погромы. И память, эта неугомонная, неспокойная память, вспыхивая, озаряет пространство исторической ночи, воскрешая прекрасные и ужасные образы прошлого… и меня брал плачь о том, сколько людей не дождались этого радостного дня — воскресшего храма…
Начало закрытия Андрияшевской церкви
В Андрияшевском сельском клубе, еще старом, вечером в окнах ярко горит свет — уже провели электричество. Директор Андрияшевской средней школы Скиба делает объявление, дабы вечером в сельский клуб собрались пенсионеры, и он, директор школы, будет пред ними держать интересную речь.
Настал вечер, зал полон собравшихся баб, несколько дедов пришли тоже. Слышен приглушенный говор многих голосов. Скиба держит такую речь: «Так как церковь есть вредный пережиток прошлого, ее необходимо закрыть, а для того, чтобы вы не скучали, мы для вас будем составлять культурную программу — школьницы и школьники каждое воскресенье будут выступать пред нами, читать вам стихотворенья, петь песни и плясать…»
Бабы сидят, молчат, боятся что-либо возразить. Время всевластия советской власти. Трусливо-подобострастно друг на дружку переглядываются, будто бы уже и согласны. Но тут в средних рядах поднимается голос, шум, гам, ропот. Чу! Что такое? Это Матрона Гнатова (жена деда Гната), так ее звали у нас на кутку (углу села – прим. ред.), разошлась. «Нашо нам здались ваші танцульки і вашi стішки? Нам, старим людям, нужна церква! Не нужні нам ваші танцюльки!!!»
Это был голос пророчицы Деборы из Библии. За ней загудел и поднялся протестом весь зал, все бабы и деды… Ой, что там было, что началось! Крики, возмущение, слезы, просьбы не трогать, оставить храм; все слилось в один сплошной шум. Голос одной, но смелой женщины провалил директорский умысел мирно решить сложный вопрос ликвидации общины.
Сентябрь 1962 года. Закрытие церкви
Но все-таки силы были неравные. В конце концов Скиба ездил-ездил в Сумы и добился своего — закрыть храм. Он говорил в области: храм стоит, видите ли, возле самой школы. Ученики идут на занятия, а на фронтоне церкви красуется писанная на жести большая икона архангела. Неподобство! Наконец разрешение на ликвидацию храма на верхах было получено, и «низы» активизировались.
Закрытие церкви планировалось в селе Андрияшивка не так, как во многих селах: людей не впустили, замки навесили, да и все. Здесь же не так! Разбор внутреннего убранства храма проводился продуманно, с размахом, по всем правилам и канонам научно-атеистической агитации. В нарочитый день, нарочитый час ближе к обеду собрались немногочисленные сельские бабы защищать — вернее, оплакивать — церковь, выстроились школьники.
Тогдашний голова колхоза Кирило Спиридонович, помогавший директору школы закрывать церковь, подогнал подводы. Стали въезжать в церковь лошадьми, а лошади не хотят, харапудятся, храпят, жахаются (пугаются — прим.ред.), упираются… Но, Скиба их силой загоняет.
Ой, что там было! В конце концов, Скиба демонстративно заехал в храм парой лошадей, комсомольцы полезли по лестницам на высоту креста иконостаса и зацепили навершие вожжами и веревками. Был дан знак, прозвучала команда, лошади были погнаны к выходу, и небольшой сельский иконостас был повергнут наземь. Подобным образом вытаскивали и большие иконные стоячие киоты.
Бабы пророчествовали, утирая слезы, вполголоса: «Смотрите, как он волок иконостас, так и его будет волочить в День гнева. Смотри, — обращались уже и к нему, — Бог не бьет вилами, но небесными силами!» Но, кто их, старых, отсталых старушек, тогда слушал?
Бригада старшеклассников, комсомольцев и пионеров, опьяневшая от сладкого хмеля разрушения и вседозволенности, стала сбрасывать иконы на подводы — так, чтобы обязательно разбивались стекла и рамы. Люди ухищрялись забирать маленькие иконы.
Баба Мария Шолудьчиха и ее Покрова спасенная
В Андрияшевской церкви стояла очень красивая украинская Покрова, в большом киоте, вся ажурно убранная внутри фольгой. Баба Мария Шолудьчиха смотрит острым глазом на уже разбираемую церковь. Вдруг, движок-прыжок, ухватила образ, и – бежать с ним из церкви. Как после вспоминала она: «В тот момент я была прудка, як дика горна коза (прыткой, как коза – прим. ред.)».
Икона Покрова из Андрияшевской церкви
Скиба погнался за ней. Она вскочила в улочку, что ведет на Шингури (улица села), и бежать. Директор за ней. Она видит, что погоня не отстает, а он молодой, догонит, за углом прыгнула в заросли дерезы и бурьяна и там затаилась.
Скиба пробежал мимо, побежал дальше, аж на Шингури. Через пару минут возвращается с мрачным видом — неудача. Баба Мария высидела в бурьянах час, боялась, чтобы не возвратился обратно для контроля, и уже потом принесла икону домой, к себе в хату на Горбы, где жила.
Прошло четыре года после закрытия церкви. И казалось бы, ничего, Бога нет, так как атеист-безбожник жил, торжествовал и здравствовал, и некому было его наказывать.
Скиба попадает под поезд
Ан, нет! Грозен, грозен лик архангела. Вот директор школы Скиба едет в Перекоповку, соседнее село, на своем новеньком автомобиле «Волга». По тем временам это был последний писк и свист высоты советского автомобилестроения. Красивый, с мчащемся оленем на капоте, часами на панели управления. На подъездах к Перекоповке ему необходимо было переезжать глухой железнодорожный переезд. И надобно такому случиться, въехав на переезд, машина вдруг заглохла. А поезд приближается. Дает гудки тревоги.
Он выскочил из машины и начал ее толкать с путей. Дед под путями выпасал коз, подбежал, стал ему помогать. Толкают вдвоем. Бесполезно. Не поддается. Скиба в отчаянии вскочил в салон, стал повторно заводить через зажигание. Не идет. Выскочил, стал заводным ключом оживлять мотор. Опять не получилось. Машинист поезда отчаянно и беспрерывно сигналит. Не зная, что делать, Скиба метнулся в середину. Дед кричит ему: «Куда ты, убегай, уже близко!» Не послушался. Третий раз как вскочил в машину, как взялся за газ, так его поезд уже там и накрыл.
Удар!!! Воздух будто взорвался. И во всех зеркалах отразился архангел — не появился, только огненный меч блеснул. И небо смотрелось в обломки пустых разбитых зеркал, и в грудах безбожник зарезан лежал! (Эта красивая народная легенда донесла до наших дней ту подробность, что машинист паровоза во время удара во всех зеркалах увидел отражение огневидного архангела. Но, повторюсь, это всего лишь красивая легенда, не более. Если он там и появился, то его увидеть было невозможно. Ведь ангелы — духи).
Перекоповцы один за другим стали сходиться смотреть на аварию. Их взору открывалась жуткая сцена. Мотор автомобиля валялся отдельно под путями, колеса тоже раскатились как попало. Сам кузов салона — смятый, искореженный — находился ближе под путями. Паровоз, зацепив его, протащил, проволок еще метров десять-пятнадцать.
Движение на несколько часов было приостановлено, пока из района приехали милиция и все подобающие при таких авариях службы и комиссии. Стали собирать останки. Говорили, что куски тела приходилось выковыривать из колес паровоза(тогда, в 1967-м, еще не тепловозы, но паровозы были в употреблении). Сбылось дословно пророчество верующих сельских баб: как ты тащил иконостас, так тебя будет тащить… и действительно протащило.
Затем были пышные, торжественные похороны. Их я уже видел и был, так сказать, их участником, вернее — свидетелем. Я ходил во второй класс, когда все это случилось. Нас, учеников, собирали и водили смотреть на директора. Была видна только голова целая, но с гематомами, а так все остальное в труне (в гробу — прим.ред.) лежало сложенное в мешок и было почти невидно… Стали выносить через двери, а труна застряла — не вынесут. Стали выносить через окно дома. Вся толпа селян так и ахнула: недобрый знак, чтобы умерших в окно выносить.
Жена Скибы, тоже учительница, уже на улице, когда уже труну с телом ставили в кузов автомобиля, все кричала, причитая: «Ой, Боже! Ой, Боже!..» Бабы Андрияшивские, помня закрытие храма, острили: «Чего же она призывает Бога? Тут надобно призывать партию и, причитая, кричать: о, Ленин, о, партия!.. так, так… кому служили, тех и призывайте в трудный час, может, они помогут! Чего ж они Бога теперь призывают?»
Философское послесловие
Зачем в мире существуют храмы, монастыри, святыни и святилища? Никто не знает! Видать, они есть в замысле Высшего Разума — Бога.
Если вы не боитесь Бога, так как по-вашему Его нет, то убойтесь Коллективного Сознания человечества. Пусть будет в вас эта упреждающая тревожность и страх не трогать сакральное. Оно реально! Именно оно, Коллективное Сознание, через неподвластные нашему пониманию, материализующиеся «сгустки» времен, преданий и обстоятельств всегда найдет способ наказать кощунников и защитить или возродить свои святыни.
Это престорога (предупреждение — прим. ред.) на будущее всем тоталитарным режимам и их ретивым атеистам-экстремистам, искореняющим святыни, начиная с Французских революции с их якобинцами, вольнодумцами, России 20 века с ее жуткими опытами богоборческого храморазрушительства и до дня сегодняшнего — не трогайте жизнь! Борьбу с ней вы все равно проиграете!
И в пестрой суете людской все изменилось вдруг,
Но это был не городской, да и не сельский звук,
На грома дальнего раскат он правда был похож как брат,
Но в громе влажность есть, высоких синих облаков и вожделения лугов, весенних ливней весть…
Анна Ахматова
Читайте также: