Светлана Гурьянова
Показательно, какие слова для разговора о пандемии выбирает власть.
Такое впечатление, что она стремится уменьшить панику и удержать ситуацию под контролем, не называя вещи своими именами и уходя от четких формулировок. Только эффект часто получается обратным: многие понимают, что имеется в виду на самом деле, и неизбежно задумываются о причинах таких подмен.
Так, жесткой критике подверглись высказывания Сергея Собянина о «внебольничной пневмонии». Нужно признать, что термин «внебольничная пневмония» действительно существует: это пневмония, развившаяся вне лечебного учреждения или в течение 48 часов после госпитализации. Внебольничная пневмония — одно из осложнений COVID-19, но она может возникать и по другим причинам, поэтому пользователи сети считают, что мэр Москвы намеренно избегает словосочетания «коронавирусная инфекция», замалчивая истинные причины проблем.
Под одним из недавних постов Собянина в твиттере о внебольничной пневмонии некоторые предложили мэру использовать и другие варианты названия болезни – «бо-бо кашель» и «кашель-который-нельзя-называть». А наибольшее количество лайков набрал ответ с шуткой «как похорошел коронавирус при Собянине!»
Много вопросов вызывает и термин «режим самоизоляции». Внутренняя форма слова прозрачна: «самоизоляцией» должна называться ситуация, при которой кто-то изолирует себя сам, то есть добровольно. И в начале распространения инфекции в России (в первой половине марта) действительно все так и было.
Но в последний месяц самоизоляцией называют режим, который уже отнюдь не является добровольным и за нарушение которого налагается штраф. Слово поменяло значение на прямо противоположное. От корня «сам» остались лишь буквы, но не смысл.
Моментально стали мемом и слова Владимира Путина о печенегах и половцах. «Наша страна не раз проходила через серьезные испытания: и печенеги ее терзали, и половцы, — со всем справилась Россия. Победим и эту заразу коронавирусную», — обратился президент к россиянам. Последнее процитированное предложение явно отсылает слушателей к былинам и сказкам, для которых и характерны подобные синтаксические конструкции с инверсией (измененным порядком слов). Приближает высказывание к фольклору и использование русского слова «зараза» вместо заимствованного «инфекция».
Первоисточником же собственно слов о «печенегах и половцах» послужил вольный пересказ речи знаменитого адвоката XIX века Федора Плевако в защиту старушки, укравшей чайник: «Много бед, много испытаний пришлось перенести России за ее больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары и поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь… Старушка украла старый чайник, стоимостью в 30 копеек».
Знание этого первоисточника переводит слова российского лидера в иронический контекст. У Плевако после упоминания печенегов и половцев идет речь о дешевом чайнике — Путин же говорит о «заразе коронавирусной», которая тоже подается как что-то незначительное, не стоящее внимания и легко преодолимое.
«Печенеги и половцы», «самоизоляция» и «внебольничная пневмония» отлично вписываются в политику «информационного благоприятствования», которая предполагает намеренное снижение негатива в инфополе: например, использование слова «хлопок» вместо «взрыв», слова «задымление» вместо «пожар». Но вместо ожидаемого спокойствия такая стратегия часто провоцирует скорее возмущение и страх.
Ковидиомы
Что действительно помогает справиться с тревогой и отвлечься от негатива, так это смех.
Сейчас можно наблюдать подъем смеховой культуры — той самой, о которой писал Бахтин как об освобождающем начале, переносящем человека из реального жестокого мира в утопию карнавала. В сети невероятно популярны мемы и шутки на тему коронавируса. Мгновенно распространяются карантинные флешмобы — изоизоляция (это название — тоже интересный неологизм, построенный на игре слов) и подушка-челлендж.
И язык не остался в стороне: интернет пестрит «словарями ковида», которые соревнуются в остроумии и словотворчестве. Неологизмов и забавных выражений появилось очень много, но далеко не у каждого из них есть потенциал для закрепления в языке.
Вот вероятные кандидаты на вхождение в словарный запас людей эпохи коронавируса:
— Ковидиот — яркое словечко, образованное сращением слов «ковид» и «идиот», даже появилось в онлайн-словаре англоязычных сленговых выражений Urban Dictionary. «Ковидиот» может быть как человеком, не принимающим эпидемию всерьез («Эта ковидиотка обнимается со всеми, кого увидит»), так и паникером («Видели того ковидиота с 300 рулонами туалетной бумаги в тележке?»).
— Карантикулы — слияние слов «каникулы» и «карантин», которым обозначают период, объявленный нерабочим.
— Макароновирус — спрос на продукты длительного хранения (в частности, макароны).
— Курс лимона — рост цен на лимоны, имбирь и другие продукты, которые якобы могут быть эффективны при лечении коронавирусной инфекции. В этом выражении, вероятно, обыгрывается и уже подзабытое жаргонное значение слова «лимон» — миллион.
— Инфодемия — «информационная эпидемия»: обилие информации о коронавирусе, в том числе фейковой. Думается, среди неологизмов именно у этого слова самые высокие шансы остаться в языке, потому что оно применимо не только к новостям о коронавирусе, но и в принципе к любому информационному шуму.
Символы новой эпохи
Еще одна яркая черта «языка ковида» — появление новых слов-символов, которые раньше или были малоупотребительны, или имели вполне конкретное и приземленное значение. Теперь же они обросли новыми смыслами и ассоциациями.
Например, теперь мы невольно смеемся, когда говорим, что нужно купить туалетной бумаги и гречки, — ведь они стали символами нездоровой паники, на волне которой люди скупали именно эти товары.
Когда мы произносим слово «шашлыки», то вспоминаем уже не только мясо, приготовленное на углях. Мы думаем еще о тех, кто отправился отдыхать на природу и жарить шашлык в первую нерабочую неделю вместо того, чтобы остаться дома. «Шашлыки» стали синонимом беспечности и безответственности.
Похожие коннотации приобрело название курорта «Куршевель», уже почти ставшее нарицательным. Куршевель и раньше был символом роскоши, но теперь еще и используется для осуждения тех, кто в погоне за развлечениями привез оттуда, по словам Сергея Собянина, «чемодан вирусов».
А некоторые выражения поменяли смысл радикально: например, под «социальной дистанцией» раньше понимался только разрыв между людьми, имеющими разный социальный статус. Сейчас же социальной дистанцией называют безопасное расстояние, ближе которого людям нельзя подходить друг к другу в общественных местах.
Официализация «удаленки»
Нельзя не отметить и еще одно влияние пандемии на язык: некоторые слова, которые раньше были частью жаргона или профессиональными терминами и поэтому употреблялись довольно редко, стали использоваться, наоборот, очень активно. Возможно, после окончания пандемии они не возвратятся на периферию языка, а станут частью общеупотребительной лексики.
Например, стало невероятно частотным слово «удаленка» (сокращение от «удаленная работа»). Конечно, оно существовало и раньше, но было характерно для речи фрилансеров и было явно маркировано как сленговое. Теперь же слово «удаленка» используется очень широко, в том числе и в СМИ даже в серьезных аналитических статьях. Можно предположить, что «удаленка» на наших глазах перестает быть сленгом и становится «обычным» словом — как это уже произошло, например, с «электричкой», образованной по той же модели.
Выходят из сферы исключительно профессионального употребления словосочетания «рост по экспоненте» и «сгладить кривую». Пока неясно, закрепятся ли они в языке, но, во всяком случае, значения этих фраз стали теперь понятны широкой аудитории.
Разумеется, произошел всплеск использования и некоторых медицинских терминов — например, слова «санитайзер», хотя в языке довольно давно существует более привычный «антисептик». Но у него более широкое значение: антисептиком называют любое противомикробное средство, а санитайзером только то, что предназначено для рук. Врачи подчеркивают, что необходимо тщательно следить именно за чистотой рук, поэтому слово «санитайзер» и стало таким востребованным: оно лишний раз об этом напоминает.
Языковые изменения распространяются почти так же стремительно, как инфекция.
Но не все они действительно войдут в язык: что-то, безусловно, останется, но многое исчезнет — как когда-нибудь закончится и пандемия. Будем надеяться, что напоминать о ней станут только невзначай прорвавшиеся в речь «печенеги», «карантикулы» или «экспонента».
