Мы не можем выскочить из времени, поэтому определить, что оно такое, для нас так же трудно, как в воде взвесить воду. И все же во все века ученые размышляли над этой загадочной категорией, которая позволяет догадываться о том, что лежит вне плоскости нашего мира. Что думают о времени и способах его измерения современные физики и богословы? Есть ли здесь темы, по которым возможен равноправный диалог между наукой и верой?
Из чего оно сделано?
О нем легко говорить метафорами, его трудно определить с научной строгостью. Парадоксально высказывается протоиерей Кирилл Копейкин, секретарь ученого совета Санкт-Петербургской православной духовной академии, настоятель храма Св. ап. Петра и Павла при СПГУ, директор Научно-богословского центра междисциплинарных исследований СПбГУ, кандидат физико-математических наук, кандидат богословия: «Приборов для измерения времени нет. Часы меряют не время, а угол поворота стрелки или количество колебаний кварцевых кристаллов. Мы интуитивно понимаем, что и угол поворота, и количество колебаний как-то со временем связаны. Мы условно это называем временем; но что такое само по себе время, наука не знает».
До сих пор имеет своих сторонников статистическая концепция времени, по которой «все моменты прошлого, настоящего и будущего всегда существовали и всегда будут существовать». «Эту картину мира можно сравнить с кинолентой: каждый кадр ее существует заранее, до того как увеличенным попадет на экран; но зритель видит его именно в этот и только в этот момент», — описывает философ Пиама Гайденко. Но господствует, по крайней мере в европейском сознании, концепция динамическая. Несмотря на повторяемость календарных событий: праздников, времен года, — мы видим, что жизнь движется от прошлого к будущему, и никогда — наоборот. «Можно говорить по крайней мере о трех различных стрелах времени», — пишет известный американский физик Стивен Хокинг. Первый вектор: в любой замкнутой системе возрастает беспорядок, или энтропия (это 2-й закон термодинамики, на который ссылаются, когда объясняют, почему разбитые чашки никогда не возвращаются обратно целыми на стол); второй — мы ощущаем движение истории (помним прошлое, а не будущее); третий —Вселенная расширяется. Когда движется автомобиль и у него греется мотор, понятно, что эти процессы связаны и поэтому одинаково направлены во времени. Но какая связь между энтропией, человеческой историей и разбеганием галактик? Эти стрелы времени, замечает Хокинг, «не обязаны быть одинаково направлены. Но лишь когда направления этих стрел совпадают, могут возникнуть условия для возникновения разумных существ, способных задать такой вопрос: почему беспорядок возрастает в том же направлении во времени, в котором расширяется Вселенная?».
Шестоднев на два хора
То, что Вселенная может расширяться, предсказал в 1922 году русский физик А. Фридман, решая уравнения общей теории относительности Эйнштейна. Эпиграфом к первой главе своей книги, в которой он рассказывал о своих космологических расчетах, он взял слова из библейской книги Премудрость: «Вся мерою и числом сотворил еси». Из решений Фридмана следовало, что некогда Вселенная могла иметь уничтожающе малый объем с бесконечно большой плотностью, исходную точку, из которой началось расширение. То есть если до XX века физика полагала, что Вселенная и время распростерты из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, то модель Фридмана указала на то, что, возможно, у Вселенной и времени было начало.
Юрий Владимиров, доктор физико-математических наук, профессор физфака МГУ, рассказывает: «Западные ученые сразу же поняли, что эти решения похожи на библейские представления о начале мира. Но современные физики и богословы к попыткам связать начало расширения Вселенной с началом Книги Бытия относятся с большой настороженностью». Тот же Хокинг и другие ученые разрабатывают математические модели, в которых Вселенная не имеет начала, правда, опытным путем ни подтвердить, ни опровергнуть эти модели не удается.
Отец Кирилл Копейкин считает: «Библейский “Шестоднев” ни в коем случае нельзя пытаться соотнести с данными современной космологии и вообще с тем, что говорит современная наука, потому что это взгляд с другой стороны. Мы сегодня смотрим на мир как на космос, то есть отстраненно, ведь слово “космос” происходит от глагола κοσμέω “украшать, приводить в порядок, упорядочивать” — это взгляд со стороны. А по-еврейски мир — это “олам”. “Олам” — это поток бытия, внутрь которого погружен человек.
Находясь внутри мира, человек в принципе не может осознать этот мир как космос. Библейское описание сотворения “олама” едва ли может быть как-то так напрямую соотнесено с современным научным видением космоса. Что касается дней творения, то изначально это было не линейное повествование, а тексты, которые, видимо, исполнялись антифонно, как бы на два хора, как это фиксируется, скажем, в месопотамской традиции. Впоследствии эти тексты были соединены. Понятно, что в “Шестодневе” описываются божественные творческие акты, и сама нелинейность исходного гимнического текста свидетельствует о том, что эти творческие акты являются какими-то “вертикальными” вторжениями Бога в ткань этого мира. Они — не в плоскости этого мира, а потому они и не могут быть описаны здесь, в этой плоскости».
Вечность — это молодость
Так что же, время — противоположность вечности?
Отец Кирилл Копейкин: «Блаженный Августин в своей “Исповеди” говорит, что до тех пор, пока его никто не спрашивает, что такое время, ему кажется, что он знает, но как только ему задают вопрос и он пытается ответить, он тут же понимает, что ему это неясно. И рассуждая, как соотносятся между собой время и вечность, блаженный Августин говорит, что вечность подразумевает не просто большую продолжительность времени, а вечность — это где нет деления на прошлое, настоящее и будущее. Вечность — состояние, где все и всегда сейчас, актуальная полнота бытия, поэтому вечность присуща Богу.
Кстати, интересно, что корень, от которого происходят слова со значением “вечность” в индоевропейских языках, указывает не на продолжительность существования, а на молодость, на полноту бытия. А во времени — блаженный Августин об этом рассуждает — нам тяжело жить из-за того, что мы как бы нигде не находимся. Прошлое уже ушло, и мы сокрушаемся, что мы что-то не так сделали, что-то не успели; будущее надвигается на нас и нас страшит, потому что мы не знаем, что это будущее нам несет; а мы живем только в настоящем, сейчас, но это настоящее каждое мгновение перестает быть настоящим и становится прошлым. И вот человек все время как бы разорван между настоящим, прошлым и будущим, и блаженный Августин говорит: в чем заключается задача человека? В том, чтобы научиться жить сейчас. С его точки зрения евангельские слова “не заботьтесь о завтрашнем дне… довольно для каждого дня свой заботы” (Мф. 6: 34) — как раз и означают, что если мы научимся жить сейчас, в настоящем, не бояться будущего и не жалеть о прошлом, то вот это “сейчас”, в котором мы находимся, станет для нас маленьким кусочком вечности».
Без оглядки на полицейского
Не изменила ли современная физика богословие?
Отец Кирилл Копейкин: «В классической картине мира, в ньютоновской физике время — просто способ упорядочивать события; там событие прошло — и все, исчезло. А согласно теории относительности, если событие произошло в четырехмерном пространстве-времени, то, в принципе, есть такая система отсчета, в которой то, что для нас является прошедшим, — настоящее. Отсюда очень интересный моральный вывод: если в прежнем, классическом представлении могло существовать то, что Сомерсет Моэм называл “моралью оглядки на полицейского”: делай все что угодно, лишь бы тебя не заметили; если не заметили, то как бы это прошло и растворилось в прошлом. А сегодня мы понимаем: что бы я ни сделал, где-то это остается и может стать доступно. Для Бога-то несомненно доступно. Теоретически можно представить себе, что если техника усовершенствуется настолько, что сможет такие системы отсчета создавать (я думаю, это маловероятно, но вдруг), то история станет просто отраслью физики, мы просто сможем узнать, что было в прошлом. Оказаться мы там не окажемся, но сможем увидеть прошлое, хотя и не сможем воздействовать на него. А вот будущее, в отличие от прошлого, еще не зафиксировано, его еще нет, и квантовая механика нам говорит, что будущее становится настоящим в тот момент, когда мы этот момент проживаем».
Юрий Владимиров: «Конфликт между наукой и религией возник примерно три столетия назад, когда благодаря работам Ньютона, Галилея и других была создана классическая механика. Популярным сделалось механистическое миропонимание, по которому все процессы и явления в мире детерминированы, то есть строго предопределены. Роль Господа Бога с этой точки зрения состояла в том, чтобы создать мир и те законы, на основе которых он будет развиваться. Дальше Богу делать нечего, время пошло. Поэтому Лаплас в свое время сказал Наполеону: “Сир, я в гипотезе Бога не нуждаюсь”. Выходит, верующему человеку незачем ходить в церковь, что-то просить у Бога: все уже предопределено? Но в XX веке были открыты явления, которые классическая механика не смогла объяснить. Появилась квантовая механика, согласно которой мир устроен на вероятностных началах. Строгой предопределенности уже нет, одна причина может породить одно, другое, третье следствие. Мир как бы творится Господом Богом в каждый момент времени».
По христианским представлениям, мир идет к концу; а по одному из фундаментальных законов физики энтропия, т. е. степень хаотичности мира, постоянно возрастает. Да и в психологическом времени отдельного человека нередко происходит нечто похожее. Например, Иосиф Бродский писал: «Бег времени требует жертвы, развалины…» Не заложен ли какой-то механизм вырождения, умирания в саму природу времени? Прот. Кирилл Копейкин отвечает: «Мир идет к преображению. В Писании сказано: “…будут новое небо и новая земля”. Естественные процессы никакого отношения к этому не имеют, тут речь о том действии, которое будет произведено Богом, — то есть опять-таки о внешнем воздействии».
Церковь считает, что с крещением все грехи человека снимаются, в таинстве исповеди исповеданные грехи прощаются. Так зло, совершенное человеком в прошлом, исчезает или все-таки существует в этом мире? Прот. Кирилл: «Смысл таинства исповеди не в том, что сделанное перестает быть событием — вовсе нет, события как произошли, так они и остаются. Если человек убил кого-то, так умерший же не воскресает от того, что убийца покаялся! Грех — это не просто событие, грех вызван определенным состоянием души человека, и покаяние — это изменение состояния души, а не самих событий. Да, состояние человека меняется, но опять-таки после крещения меняется то, что называется грехом человеческой природы, но если у человека произволение направлено ко греху, тогда его природа опять деформируется».
