В чистом поле
Мой первый опыт в качестве просителя был связан с общественным делом, которое начала в моем родном «непуганом» во многих отношениях городе давняя и близкая школьная подруга. Тогда ей, жене священника с двумя маленькими детьми на руках, удалось добиться почти невозможного: в детскую больницу, куда и батюшке для причащения больных далеко не всегда удавалось попасть, разрешили приходить ухаживать за отказниками. Только вот добровольцев — она сама да еще одна певчая с клироса, тоже с двумя малышами…
Первое, что сделали отважные молодые мамы, — обратились в женский православный кружок, не очень понятно почему называвший себя сестричеством. Собирались в нем в основном одинокие немолодые женщины. Содержанием же их жизни были постоянные совместные паломничества, обсуждение церковных новостей и прочитанных книг. Словом, сложилось оно из людей, располагающих и материальными средствами, и временем. Но вот на предложение прийти в больницу и помочь никто почему-то не среагировал, только одна женщина, как бы извиняясь, передала две банки молочной смеси.
Потом Господь стал посылать людей. Только вот приходили они, зачастую не имея в своем багаже ничего, кроме самих себя и нескольких часов в неделю. Между тем любое, даже волонтерское дело нужно минимально содержать — это и бензин, и плата за коммунальные услуги для комнатки, где размещается штаб, и рождественская елка для подопечных. К третьему или четвертому году существования организации поздравить с Рождеством нужно было две с половиной сотни сирот, а спонсоров — не было никого. Вот тогда-то и села я печатать письма городским фирмам. Писала обстоятельно и прямо — уж на бумаге-то я точно могу выразить, почему так необходимо нам помочь. Но результат был нулевой: из пятидесяти организаций, к которым мы обратились, ни одна не перечислила на наш счет ни копейки. Помощь пришла нечаянно — от пятьдесят первой: хозяйка одного из модных шляпных салонов, узнав от кого-то о нашей нужде, передала на проведение елки и православные книжки для детей десять тысяч. Мы восприняли этот дар как манну небесную. А ведь это гораздо меньше того, что можно было бы собрать и претворить в жизнь, если бы каждый владелец бизнеса, получивший наше послание, откликнулся на него в размере пятисот (не говоря уже тысячи) рублей…
Свои чужие интересы
Письма, звонки, «хождения в народ» — лишь верхушка айсберга. Это хорошо знают те, кто вынужден просить постоянно — на лечение для тяжелобольного ребенка, например, или на завершение строительства храма. Любой связанный с этим человек подтвердит, что никаких «бабушкиных пожертвований», собранных по церковным кружкам, на осуществление подобных целей не хватит. Необходимы личные контакты с серьезными людьми, которые могут дать сразу и много. И то, что связано с этим, бывает гораздо сложнее и болезненнее, чем написать в пятьдесят организаций и не получить ответа ни от одной.
«Труднее всего понимать, что человек тебя просто использует, намереваясь дать минимум, а получить по максимуму, — признается в личной беседе не близкий, но хорошо знакомый мне человек, психолог по образованию. — Понимать, что твои интересы для него — глубоко чужие, и он видит перед собой только свои собственные. Порой стоит в таком случае отказываться от денег, как бы они ни были нужны».
А еще бывает, что средней руки предприниматель, проникшись необходимостью конкретного благого дела, начинает отдавать на него едва ли не весь семейный доход — и через некоторое время сталкивается с отчаянным сопротивлением супруги, так что вопрос встает о том, не перестать ли помогать вовсе. Или между основным благотворителем и незаменимым помощником просителя возникают вдруг совершенно неплатонические отношения, и, чтобы разорвать порочный круг, нужно решить, с кем из них расстаться. Словом, тому, кто живет в этой реальности, необходимо не только то, что называют навыками фандрайзинга (фандрайзинг (англ. fundraising) — деятельность, направленная на привлечение ресурсов на некоммерческие проекты) — но и глубокая человеческая мудрость в обстоятельствах, когда куда ни кинь — всюду клин. И все время нужно ходить по грани: не оттолкнуть состоятельного человека от помощи Церкви или другого благого дела, но и не стать его марионеткой.
Мне доводилось бывать на таких встречах: и со знакомым священником, настоятелем маленького храма в небольшом городке; и с той самой подругой (назовем ее Викой), выросшей из порывистой и увлеченной матушки в рассудительного директора регионального благотворительного фонда. И самое печальное, что приходилось наблюдать — положение, когда потенциальный спонсор считает себя способным что-то отдать, не имея человеческого представления о том, что значит отдавать вообще. Тогда из этого действительно ни Богу свечка, ни врагу кочерга получается…
Как-то взволнованная, обрадованная Вика, которой еще накануне было нечем платить зарплату помощникам и не на что выпускать в свет первый номер своего журнала, позвонила мне и сказала, что с ней желает встретиться некий бизнесмен и благотворитель — обсудить условия долгосрочного сотрудничества. Придя в назначенное время для участия в беседе, я увидела помятого немолодого человека в сером спортивном трико, упорно называющего себя Эдиком. Эдик запутанно, монологично и страстно объяснял моей подруге, что она ничего не понимает в благотворительности. Анализировать весь этот бред я уже не могла, но в нем особенно часто произносилось слово «купоны». «Долгосрочное сотрудничество» заключалась в том, что мы должны были реализовывать некие купоны на дешевую бытовую технику, подтверждающие скидку, и убеждать людей воспользоваться ими. С этих купонов фонду полагался, видимо, некий мизерный процент с продаж, который и являлся бы собственно пожертвованием. Мы пытались объяснить, что волонтеры не торговые агенты и «впариванием» сомнительных скидок заниматься не могут, но Эдик воспринимал наши слова в штыки. И это только один из подобных эпизодов. Иной настоятель храма или руководитель общественного движения столько всего «своеобразного» наслушивается за день от тех, кто, в свою очередь, просит помощи у него, что объяснять чтото оказывается уже не в состоянии…
Когда отступать некуда
А через два года после этого случая я снова села за телефон и ноутбук со списком предприятий и организаций — уже в другом городе и по другому поводу. Честно говоря, приехав повидаться с давно знакомым и духовно близким священником, я и представить себе не могла, что нужнее всего мне окажется журналистский «язык без костей». Но неспешно пить чай в трапезной, ведя задушевную беседу и обмениваясь впечатлениями о книгах и фильмах, было совершенно невозможно: кругом стучали, сверлили, шкрябали какие-то инструменты, а батюшка еще более, чем в предыдущий мой приезд, походил на тень — грустную и всепонимающую. Его храм — строящийся; и нужно, пока идет летний сезон, завершить очередной этап работ, а средств на оплату нет. Нет уже и сил для их добывания. Приход ежемесячно погружается в долги на несколько сотен тысяч рублей… А что делать — отступать некуда.
Я взялась помочь. Берясь за телефонную трубку, мысленно настраивалась на психологически тяжелый день. Пыталась внутренне отстраниться от своей просительной роли, представляла себе позитивные картинки, как советуют в западных книгах по «душеведению». Но все это оказалось совершенно лишним, ненужным — просить на необходимое и доброе дело оказалось действительно… легко. Легко — несмотря на то, что разговоры с индивидуальными предпринимателями порой напоминали диалоги в клинике неврозов: такое чувство, что владельцам небольших торговых точек круглосуточно, во сне и наяву, грезится неотвратимая нищета. Легко — несмотря на то, что из сорока двух посланных по предварительному согласованию писем официальный ответ (точнее — официальный отказ) пришел только на одно, а остальные — фигура умолчания. Легко и потому, что четыре человека из более чем ста адресатов согласились-таки помочь: один — перевести небольшую сумму, еще один — вывезти строительный мусор и двое — сделать скидку на металлоконструкции. А значит, по закону больших чисел, прошение все-таки не бесплодно…
А что нелегко, скажу. Самым тяжелым, пожалуй, был краткий разговор с руководителем небольшого предприятия. Он вежливо выслушал преамбулу, а на словах «наш храм остро нуждается…» вдруг грубо оборвал разговор и повесил трубку. Впоследствии я узнала, что он воспитывает ребенка-инвалида и сам периодически вынужден собирать средства на его лечение.
У меня нет ни малейших претензий к этому человеку. Мне подумалось о другом: в том горе, что случилось в его семье, он, вполне возможно, сам рано или поздно придет в храм. И будет, как чего-то безусловного, ожидать там внимания, участия, помощи. И, скорее всего, получит. И, может быть, так и уйдет обратно, ничего не поняв…
