Мой муж до последнего был против того, чтобы мы выносили это на публику. Он объяснял мне, что не чувствует, что об этом надо говорить публично. Это очень личный опыт и переживания. Я очень хорошо его понимаю. Я сама долго сомневалась. Тем не менее, мне кажется, что рассказать нужно. Быть может, кого-то это поддержит в трудную минуту. И для меня, для нас двоих, это свидетельство Божией милости, Божией помощи нашей семье.
Кошмарный сон
Мне кажется, мы до сих пор до конца не понимаем, что тогда случилось. Хотя прошло уже полтора года. Об этом я говорила только с самыми близкими людьми.
Елена Кучеренко
Начало этой истории знают многие. Я тогда написала статью «Скажите “люблю”, пока дверь ещё не закрылась».
Тогда мой муж Вадим заболел. Было это двадцать первого сентября, на Рождество Богородицы. До сих пор помню… Он причастился утром на Литургии, а перед работой зашёл домой. Мы поспорили, я наговорила ему обидных слов, он пытался меня успокоить, помириться, но я продолжала злиться. Хорошо помню, как он молча закрыл за собой входную дверь.
Вечером у него поднялась температура, запершило горло. Вроде бы ничего серьезного, обычный вирус. Я ещё тогда думала про себя: тридцать семь и пять, а он лежит. А я бегаю по квартире, у меня дети, готовка, уборка, и ни сна мне, ни отдыха.
Утром у мужа тридцать девять, а на шее вылез огромный лимфоузел. Мы вызвали врача, она прописала антибиотики, но они не помогали. Приехала скорая, увезла в больницу.
– Всякое может быть, – сказали они мне.
А дальше начался кошмар. Температура сорок, сорок один… Капельницы, уколы, замена антибиотиков, которые не действуют, бесконечные анализы, пункция лимфоузла, удаление, КТ, УЗИ всего, гастроскопия, колоноскопия, пункция костного мозга, консилиумы, совещания, какой-то известный профессор, задумчиво разводящий руками…
Страшные слова: «Возможно, это онкология». И надпись на двери ординаторской: «Вадим Прищепа. Тяжелый. Реанимационной бригаде быть готовой».
А Вадим через силу улыбался и просил, чтобы я не волновалась и больше отдыхала. Что все обязательно будет хорошо.
Помню, я села тогда на асфальт у больницы и просто завыла. Смотрела на небо и выла! А много чего уже не помню. Все было как в тумане, как будто не со мной. Какой-то кошмарный сон. И так хотелось проснуться. Проснуться тогда, двадцать первого сентября, когда утром муж пошёл на Литургию. Потом он так же зайдёт перед работой домой, но мы не поссоримся. А вечером он не заболеет. Но я не просыпалась…
Я металась по дому, по больнице, по нашему подворью. На вопрос знакомых: «Как твой Вадим?», я кричала: «Оставьте меня в покое!» Я просто не могла говорить. Я даже думать об этом не могла. А потом плакала и просила прощения.
– Мы тебе тогда не говорили, но был момент, когда казалось, что ты вот-вот сдашься, – признавалась мне потом наша прихожанка.
Я ездила в Новоспасский монастырь к Всецарице, в Покровский – к Матроне, к мощам Спиридона Тримифунтского, которые привезли в Москву. Как-то пыталась все объяснить детям. Доставала всех врачей, умоляла Бога, чтобы Он вылечил моего Вадима. И больше всего жалела, что ругалась с ним в тот день, когда он заболел.
Ожидание каждого анализа – как десять лет жизни. И молитва, молитва, молитва…
А потом самый счастливый звонок мужа в моей жизни:
– Лена, мне лучше, тридцать восемь и три, я даже немного ходил по коридору….
Я плакала от радости и целовала телефон.
Один за одним приходили результаты обследований. Пункция узла в норме, костный мозг тоже. Анализы – более или менее. Мы наконец-то можем дышать. Я оглянулась тогда вокруг и увидела, что, оказывается, наступила осень, листья уже пожелтели. Я все, все пропустила!
Что это было, врачи так и не поняли. И выписали мужа с каким-то неопределённым диагнозом. Но это, слава Богу, был не рак. Я радовалась, благодарила Бога и рассказала всем эту нашу историю.
Крупными буквами: «Лимфома»
Но, оказывается, это был ещё не конец. Узнала я об этом через полтора месяца. Тоже очень страшных месяца. Тогда умерла моя мама. Мы предполагали, что рано или поздно это произойдёт. По крайней мере, в обозримые годы. У неё диагностировали начало болезни Альцгеймера. Но не ожидали, что это случится так скоро.
А в те дни, только мы выдохнули после выписки Вадима, как ночью с мамой случился какой-то приступ. Мы вызвали скорую, и врачи заподозрили инсульт.
Три недели мама провела в больнице. В один день из взрослого дееспособного человека она стала лежачей. Вчера она ещё ходила в магазин, а сегодня я меняла ей памперсы, и у неё практически стерлось сознание. Из всех внуков она помнила только маленькую Машу с синдромом Дауна. И говорила, что сейчас они пойдут гулять с ней в парк. Меня она ещё узнавала, а Вадима уже нет.
Врачи предупредили, что дома все надо оборудовать для такого человека и нанять круглосуточную сиделку. Утром восьмого ноября они позвонили и сказали, что маму можно забрать. А через несколько часов она умерла. От внутрибольничной пневмонии.
Свой день рождения я тогда провела в морге. А хоронили мы ее на мой день Ангела. И нескончаемое чувство вины, которое не отпускает до сих пор.
Прошло время после похорон. Мне нужны были какие-то документы. Я искала их везде, но не находила. В итоге я открыла шкаф мужа, где у него хранятся разные бумаги, и решила посмотреть там.
Что это?.. У меня волосы на голове зашевелились от ужаса.
Какая-то выписка мужа из больницы. И крупными буквами: «ЛИМФОМА».
Рыдая, я позвонила Вадиму.
– Не переживай, все уже хорошо. Я не хотел тебе говорить…
…Да, муж ничего мне не говорил. Не сказал он мне, что через две недели после его выписки, когда я уже опубликую ту статью и поделюсь всем, что мы пережили, и нашей радостью, врачи позвонили ему и пригласили на беседу. Тогда пришла биопсия его лимфоузла.
– Анализы показывают, что у вас лимфома.
– Что это?
– Это онкология…
Пауза.
– Но это еще не окончательный диагноз. Надо проводить дополнительное исследование…
– Чтобы подтвердить или опровергнуть?
– Не исключено, но скорее, чтобы определить разновидность…
Ничего не сказал мне Вадим, когда его направили к онкологу, который на вопрос, сколько у него ещё есть времени, ответил: «Сколько химиотерапий выдержит организм». И когда наш общий друг помог со специалистом в Центре Блохина и с исследованием.
Ничего он не сказал, когда после трёх недель обследований в онкоцентре неожиданно пришел финальный диагноз: «Не лимфома. Некротический лимфаденит». Он бы мне никогда ничего не сказал, не хотел волновать. Но я нашла эти бумаги. И это стало для меня настоящим шоком. И робким осознанием того, над какой пропастью мы стояли и какое великое чудо с нами произошло.
Я смотрела в тот вечер на мужа и с ужасом и трепетом думала, что все эти недели человек жил с мыслью, что у него онкология, и ничего, ничего мне не говорил. Ждал этих последних анализов, надеялся и ни одним намеком, ни одним жестом не показал, что происходит на самом деле. А мне даже страшно представить, что переживал он сам. Но он жалел меня. А я ничего не замечала.
Елена Кучеренко с семьей. Фото: Анна Данилова
Нет, я видела, что в те дни он стал больше молиться. Но это было закономерно. Тогда в больнице лежала моя мама. Она была ещё жива.
– Я не представлял, как ты останешься одна с пятью детьми, с Машей с синдромом Дауна, с тяжелой, лежачей мамой… И было явное чувство, что Бог стоит рядом со мной. Он здесь. Он слышит.
Результат последних обследований и опровержение страшного диагноза пришло седьмого ноября. А восьмого мама умерла. Как-то это все переплелось, и я до сих пор не могу размотать для себя этот временной клубок. А узнала я все ещё позже.
Во всем есть смысл
Да, это было чудо. То великое ЧУДО, о котором страшно даже помыслить. Я смотрела тогда на эти бумаги, и душа замирала. Вот он – страшный диагноз. А тут его нет. А между ними бездна, вселенная, вечность. Смерть и воскресение. И бесконечная милость Божия.
Я смотрела на мужа… В те страшные дни он думал обо мне. Да, скорее всего, были и моменты слабости, и моменты отчаяния, но он уберёг от них меня. Как же я ему за это благодарна.
А ещё я думала, что во всем есть смысл. Что каждый миг нашего бытия тонкими нитями связан с какими-то событиями в прошлом или будущем. Но видим мы это все потом.
Было так и сейчас… Все это сложно объяснить, но я чувствую, что это взаимосвязано…
Прошлой осенью, когда все было уже в прошлом, я поехала с дочками к свекрови. В тех краях живет наш большой друг, священник отец Анатолий. Я рассказывала ему новости и поделилась той нашей историей.
– И, знаете, батюшка, муж потом уже говорил, что в те дни много молился Нектарию Эгинскому.
Отец Анатолий как раз показывал мне икону этого святого, которую несколько лет назад специально для него написали.
Для меня это было странно – что муж тогда заговорил о святителе Нектарии. Он как-то «прошёл» мимо нашей семьи, и его имя до того момента никогда не упоминалось.
– Так это я ему за месяц до его болезни рассказывал о Нектарии Эгинском, – скажет батюшка. – Да, ничего случайного не бывает.
Для Бога годы – одна секунда
Тогда, за месяц до того, как Вадим попал в больницу, тяжело заболела его мама. Это вообще был страшный год. Он собрался и поехал к ней. И заскочил ненадолго к отцу Анатолию.
– Он вдруг так горячо, как специально, начал рассказывать о Нектарии Эгинском, о житии, его благочестивой жизни, о чудесах, о его скорой помощи, как ему молятся, в том числе об исцелении от онкологии, что у меня это крепко тогда отложилось в сознании, – вспоминал потом уже муж.
Батюшка правда очень любит этого святого. В мой недавний приезд он показывал тетрадку со старыми вырезками из газет. Он собирал их давно, много лет назад, когда духовной литературы в тех краях было очень мало. Говорил о том, какой это великий святой. Каким чудесным образом попала к нему та икона, которую он мне показывал:
– Я тогда должен был передать одному священнику-иконописцу мощевик. У меня их было два. Один получше, а один похуже. И так мне стало тот, красивый мощевик жалко отдавать, что мелькнула мысль: «Подарю второй». Потом устыдился. Отвёз тот, что лучше, и рассказал батюшке о своих «метаниях». А он вдруг покраснел и признался, что написал две иконы. И так ему понравилась та, что для меня, Нектария Эгинского, что решил себе ее оставить. Но стало ему стыдно, как и мне… Да, все взаимосвязано…
А я смотрела на него и думала, какая же это великая драгоценность – вот такая чистая, «детская» вера. Когда батюшка не просто поучает, а у него у самого горит душа. Он уже двадцать лет священник, его уже ничем не удивить, а он, как ребёнок, «смотрит» на Бога, на святых, восторгается и трепещет. И во всем ищет смысл и духовные закономерности. И рядом с ним сам становишься ребёнком. И веришь в чудеса.
Да, все странно переплелось... Но это для нас странно. А для Бога десятилетия – это секунда. Мы уже забыли, а Он все помнит и знает, почему что-то происходит. И ведёт нас.
Быть может, и здесь так. Когда-то много лет назад, Божиим Промыслом, попали в руки к отцу Анатолию вырезки из тех газет. Попали для того тоже, чтобы потом, годы спустя, он рассказал о святом моему мужу. Чтобы тот запомнил, тоже полюбил и поверил. И горячо молился ему во время болезни. Чтобы батюшка заказал себе ту икону Нектария Эгинского, случилось маленькое чудо с ней и мощевиком, чтобы в итоге она все же попала к нему и отец Анатолий тоже молился потом перед ней за нас. И чтобы тогда, в ноябре, за несколько дней до памяти этого святого, пришел тот счастливый результат анализов: «Не лимфома!» Чтобы заступничеством Господа и святителя Нектария закрылась под ногами бездна и мы увидели великую милость Божию. И каждый день благодарили и понимали, что для Него нет ничего невозможного. Да, для Бога годы – секунда. И во всем есть великий смысл. Я в это верю.
А ещё мы со страхом осознаём сейчас, насколько хрупка наша жизнь. И насколько она в руках Бога. А сам ты слаб. Сегодня ты здоров, счастлив и полон сил, а завтра тебя уже может не стать. Все те события, и с мужем, и с моей мамой, это показывают.
Да, мы все эти слова слышим на каждой проповеди. И они стали уже «шаблонными». Но одно дело «выучить» и даже верить, а другое – прожить это все самим. И понять всю их глубину и правдивость. Пугающую близкую их реальность.
Была ли это ошибка врачей? Возможно. Но мы верим, что смысл и Промысл Божий есть во всем. И в любом случае нам нужно было это прожить, чтобы понять всю эту неуловимость жизни. Просто что-то понять.
В этот страшный миг ты будешь оглядываться назад, хотеть что-то изменить, а ничего сделать уже не сможешь. Тебе осталось только надеяться и верить. Каждую минуту надо об этом помнить. Есть только «сейчас». И именно сейчас та секунда, когда ты можешь что-то переосмыслить, сделать шаг навстречу Господу. И, возможно, именно этот маленький шаг тебя может спасти.
P.S. Ещё раз хотела бы написать, что да, мы решили поделиться со всеми этой нашей историей. Но возвращаться ещё и ещё в те страшные и удивительные дни для нас психологически непросто. Поэтому просим вас при встрече или в личных сообщениях удержаться от любопытных вопросов и обсуждений. Все хорошо! А все, что мы хотели рассказать, есть в статье.
