Габриэль Гарсиа Маркес прожил 87 лет. Дай Бог каждому.
Но он не должен был умирать. Есть такие люди, которые должны жить всегда, несмотря и вопреки. И потому их смерть – шок. Если бы он дожил до 100, все равно был бы шок. Такой человек…
Когда появилось «Сто лет одиночества» мы, журналисты, не просто восхищались. Мы завидовали. Потому что Маркес был наш коллега. Очень быстро выяснялось, что он, вроде бы, даже приезжал на Московский кинофестиваль: освещать.
Завидовали не роману: как такому можно завидовать? И даже не самому факту того, что наш коллега написал произведение, за которое получил Нобелевку. Кто из журналистов о ней не мечтал?
Но главное было в другом. Маркес сумел заложить все, что у него было, чтобы на восемь месяцев засесть за роман. Отрешившись от всего. Не отвлекаясь ни на что. Он просто сидел и писал, уверенный в том, что это не напрасно.
Он верил в себя. В свои силы и в свой талант. И он победил. Победил так, что весь буквально мир был в курсе его победы.
Поражало именно это: абсолютная уверенность человека в своем предназначении. Спокойная и однозначная. Нам, вечно страдающим русским людям конца ХХ века этого так не хватало.
Он написал свой великий роман не умудренным опытом старцем, а сорокалетним ярким красавцем! И это тоже давало повод для оптимизма: значит, такое возможно.
Великий писатель – это тот, кто умеет создавать свой мир. Получается у единиц, и они-то, в конце концов, и входят в историю литературы.
Уникальность Маркеса в том, что он создал мир, о котором не просто было интересно, но который ужасно заманчиво было познавать. Маркес превращал каждого читателя в исследователя лабиринта. Его романы нельзя просто читать – по ним надо бродить с фонарем, вглядываясь в интересные лица: у Маркеса нет эпизодических, неинтересных персонажей; разбираясь в парадоксальных, и всегда не однозначных ситуациях: у Маркеса нет однозначных.
У каждого свой любимый Маркес. У меня это роман «Любовь во время чумы». Я помню, что читал его на каком-то курорте ( вот феномен гения: курорт забыл, а роман из головы не выходит), вокруг бродили люди, которые, как все курортники, изо всех сил старались быть счастливыми, а я читал роман про людей, которые, извините за сленг, не «парились» по поводу счастья.
Они проживали жизнь, замечая признаки старения, и не желая с этим соглашаться. Они старались верить в любовь, понимая, что это та вера, которая может смирить с жизнью.
Я читал роман, в котором любовь была не трагедией (как я привык читать в русских романах), не радостью ( как мне в те годы мечталось), а просто дорогой. Да, любовь была дорогой, по которой надо идти, потому что это – единственно верный и осмысленный путь.
Помните, знаменитую фразу: «Зачем дорога, если она не ведет к Храму?» В этом романе таким Храмом была любовь – и целью и движением одновременно.
Мне кажется, что великий колумбиец очень боялся старости. По-моему, он никогда не ощущал себя старым, но очень боялся ощутить. Поэтому в его романах так много стариков – он хотел пережить старость в своих произведениях, надеясь, таким образом, перехитрить судьбу: ведь в одной жизни дважды постареть невозможно. Вполне допускаю, что ему это удалось.
«Полковнику никто не пишет» для меня – это не описание старости, а проживание ее. Прожить в книге, чтобы никогда не проживать наяву. Известный фокус, и только писателю судить о том, насколько он удался.
После Маркеса Нобелевскую премию получали очень достойные люди. Замечательные писатели. Дай Бог здоровья тем, кто жив, и – памяти, тем, кто ушел.
Но, смею думать, что так, как любили Маркеса – не любили больше никого. Он сумел стать своим для всего мира. Создатель миров-лабиринтов. Ироничный и парадоксальный мудрец.
Может быть, это случилось потому, что Маркес – более других – собеседник. Он не мудрствует, не старается выглядеть пророком… Он разговаривает, чуть усмехаясь сквозь свои знаменитые усы. Он не смотрит на нас, читателей, сверху – вниз, но глядит глаза в глаза: как ты, друг, понимаешь, о чем я говорю? Интересно тебе? Не скучно? Тебе кажется, что мои произведения – это зеркало, в котором ты видишь себя? Может быть…
Маркес был гением, чьи книги интересны огромному количеству людей. Писать, с одной стороны, гениально, а, с другой, так, чтобы тебя читали и почитали не только знатоки, но и те, кого называют «обычным читателем» — это мало кому удавалось.
Может быть, одна из тайн Маркеса как раз в том и состоит, что, исследуя лабиринты его миров, «обычный читатель» сам себе казался немножко волшебником?
Мы все знали, что Маркес смертельно болен. Мы все читали его предсмертное, грустное письмо – письмо гения, в котором он определяет главное и не главное в жизни. Письмо-завещание.
И все равно – повторюсь – его смерть неожиданна. Она – вдруг.
И почему-то на фоне этой смерти все громкие события последнего времени кажутся суетой. Есть огромная фигура великого писателя и суета вокруг.
Уход такого человека уменьшает масштаб мира.
Такое ощущение, что любовь ушла, а чума осталась…
