«Люди верят в силу массажа, но не верят в себя». Логопед — о реабилитации после инсульта

Разучиться говорить, жевать, глотать

— По образованию вы дошкольный дефектолог, но работаете логопедом в системе реабилитации взрослых. Как это случилось? 

— Десять лет назад не стало отца, который многие годы боролся с раком. Мне было восемнадцать. Я училась на первом курсе факультета дефектологии, мечтала работать с детьми. Смерть папы подкосила всех, маму особенно. У нее случился инсульт. 

У инсульта молниеносный и даже, я бы сказала, судьбоносный характер. Родственники пациентов редко готовы принять тот факт, что их близкий больше никогда не сможет жить прежней жизнью. Мой мир тогда перевернулся. Но, несмотря на растерянность, была уверена, что я-то сумею помочь маме встать на ноги.

После острой стадии из сосудистого отделения ее перевели в реабилитационный центр Тамбовской городской больницы вместе со мной. Санитарок и медсестер не хватало, поэтому руководство стационара допускало родственников для оказания ухода за пациентами. Мама не вставала и не ходила, у нее был парез всей левой стороны тела. Умывать, переодевать, причесывать, кормить, менять памперсы приходилось мне. 

Возможно, я была слишком юна и смотрела на все с горящими глазами. Помню, поймала себя на мысли, что хочу стать частью этой команды.

Окончила институт, занималась с дошкольниками, мечту не оставила. Прошло много лет, прежде чем я устроилась в отделение нейрореабилитации тамбовской городской клинической больницы №3. Сейчас мои пациенты — те, кто когда-то лежал со мной и мамой в одной палате. 

— От детского дефектолога до взрослого логопеда пропасть? 

— С точки зрения физиологии специальности связаны, хотя различия существенны. 

Логопед занимается с ребенком деятельностью по постановке звуков. Учит читать, связно говорить, то есть формирует навыки. 

Логопед-афазиолог работает с людьми, перенесшими инсульт, опухоли и инфекции мозга, черепно-мозговые травмы, разрывы аневризмы. Он работает с распадом функций, который наблюдается у пациента. Его задача не сформировать, а восстановить ранее имевшиеся способности.

В зависимости от степени поражения люди утрачивают самые разные навыки. Например, перестают писать, читать, понимать обращенную речь, могут знать, что хотят сказать, но не способны выразить это словами, могут разучиться говорить, жевать, глотать и даже забыть, как дышать. Афазия — это состояние, когда человек полностью выпадает из коммуникации. 

Я столкнулась с тем, что афазиологов в Тамбове не просто мало, ничтожно мало. Ладно в городе… в целой области это сверхвостребованный специалист! Проблема в образовании. Профильной специальности в медвузах просто не существует. Мне пришлось самой осваивать методики, заканчивать дополнительные курсы, участвовать в семинарах, чтобы соответствовать профессиональным стандартам должности и в итоге получить работу в больнице.

Я ложилась рядом с мамой и продумывала каждое движение

— Отсутствие логопедов наверняка не единственная проблема, с которой вы столкнулись во время реабилитации мамы? 

— Мне было тяжело, в буквальном смысле. Это сейчас мама похудела на 70 килограмм, чему моя спина не может не радоваться. Тогда она была тучной женщиной под 140 килограмм. Поднимать и переворачивать ее приходилось самостоятельно. 

Когда я приехала на повышение квалификации в центр «Преодоление», удивилась, как много мужчин там работает. Сложностей с транспортировкой пациентов здесь нет, подумала я.

Мы не заплатили за двухнедельный курс реабилитации тогда ни копейки, все делалось по ОМС. А вот технические средства пришлось покупать самостоятельно. Коляску, ортезы, тренажеры, средства ухода. Дома сделали настоящий миниреабилитационный центр. Полгода ушло на сбор документов для ВТЭК и получение первой группы инвалидности. Тогда только начали выдавать памперсы.

— Зачем такие сложности, разве нельзя было вернуться на реабилитацию через какое-то время? 

— В 2014 году, когда отделение нейрореабилитации при ГКБ №3 было организовано, принять оно могло 30 человек. Центр вообще был единственным в области, эдаким ноу-хау. В 2022 году в силу вступил закон о преобразовании центра в более крупное учреждение с высокотехнологичным оснащением. Это серьезный шаг вперед, но он будет завтра. Сегодня на реабилитацию все еще выстраиваются длинные очереди.

В больнице я внимательно наблюдала за работой специалистов, да и они охотно показывали комплексы упражнений, чтобы я могла делать их с мамой дома, обучали, как пользоваться ортезами. Я очень была озабочена проблемой восстановления ходьбы, но не только. Мне было важно вернуть ей хотя бы часть социальных и бытовых навыков, желательно поскорее. 

Вот мама лежит. У нее не двигается ни нога, ни рука. Как ее разместить на постели, чтобы она могла наклоняться и присесть сама? Как и чем оснастить кровать, чтобы она сама могла выпить воды, пока я на учебе? Я ложилась с ней рядом и продумывала каждое движение, чтобы потом научить. Конечно, об эрготерапевтах в нашем центре тогда даже не слышали. Именно этот специалист занимается тем, к чему я интуитивно двигалась сама.

Все понимает, но не произносит ни звука 

— Ваша мама начала ходить? 

— Нет. Не хватило мотивации. Все врачи твердили: «Она может». Но в силу психологического состояния, депрессии, в которой она пребывала, мотивации как раз и не было. Она яркий пример того, как важно настроить себя правильно, как важно делать все вовремя.

В отличие от шейников со спинальными травмами прогноз у инсультников всегда более благоприятный. Они быстрее восстанавливают утраченные функции. Лучшее тому доказательство тот факт, что 95% инсультников с легкими нарушениями вообще не обращаются за помощью.

Не раз я слышала от пациентов: «Ой, да у меня рука еще два года назад начала подвисать». С высокой степенью вероятности можно сказать, что человек перенес микроинсульт. Но раз само почти восстановилось, так чего лишний раз врачей беспокоить, думают многие. Но это не правильно. 

— То есть люди не понимают, что инсульт — тяжелое нарушение?

— Да, редко понимают, его важно вовремя предотвратить. А еще важнее знать последствия, к которым он приводит. К тому же сегодня инсульт помолодел. Несколько лет назад пациентами сосудистых отделений в основном были люди 50-60+, а теперь дети. У меня на реабилитации лежит 18-летний парень, у которого инсульт случился в 16 лет. Но рассказать я все-таки хочу про старушку. 

У моей мамы не было речевых нарушений, только парез. Зато у соседки по палате в ребцентре была тотальная афазия. Она не говорила ничего. Было заметно, что все понимает, но не способна произнести ни звука. 

Я тогда не могла ни поспать, ни поесть нормально, а бабушка мне помогала. Поила маму, укрывала одеялом, когда я от усталости засыпала на стуле в палате. И все молча.

При таких нарушениях, как у нее, человек крайне редко начинает говорить, тем более связно. Но год от года, когда мы пересекались с ней на реабилитации, она по чуть-чуть говорила. Когда я начала уже работать в центре, то, столкнувшись с ней в коридоре в очередной раз, поняла, что она не просто говорит, а речь ее связная, понятная, чистая. 

Это пример того, как важно иметь мотивацию и знать, чего хочешь, к чему стремишься. Вот человек был ограничен в условиях, но взял и заговорил спустя семь лет. 

Другим примером является 30-летняя женщина, у которой случился разрыв аневризмы. Следствием стали речевые и двигательные нарушения. Нет, она не впала в отчаяние. Напротив, с неуемной энергией занималась. Ей понадобился год, чтобы восстановить речь и вернуться к обычной жизни. 

«Дочка, как же ты хорошо морщинки разглаживаешь»

— С отчаянием родственников пациентов приходится сталкиваться?

— Я сама такой близкий и была в диком унынии, потому что не понимала, как помочь маме. 

Однажды к нам поступила женщина. Она перенесла ковид, 75% поражения легких. На фоне сопутствующих заболеваний случился инсульт. Два месяца пациентка кочевала из отделения в отделение, наконец, оказалась у нас. Когда к ней пустили дочь и та увидела ее состояние, то пришла в бешенство. Плакала, рвала на себе волосы, визжала. Девушка не могла понять, что произошло с ее мамой.

Так как я сама была в аналогичной ситуации, то по-человечески очень ее понимала. Каждый день приходила и общалась. Рассказывала, показывала, как и что делать, как переложить, усадить…

Дочка вышла на работу, сумев побороть страх и отчаяние. Хотя степень поражения у этой пациентки была значительно серьезнее, чем у моей мамы, она взяла силу в кулак и пошла… Помню, когда я ее увидела, то заплакала. Это были слезы радости от того, что кто-то сумел побороться и победить.

— Можно ли упустить время? В вашей практике были такие случаи?

— Геморрагический инсульт — это кровоизлияние в головной мозг. Восемь лет назад сосудистые хирурги убеждали меня, что таких пациентов первый месяц нельзя даже шевелить, они нуждаются в полном покое. Когда я была на курсе «ПРОреабилитация» от фонда «Правмир», специалисты центра «Преодоление» были крайне удивлены моим рассказом. Драгоценное время, в которое можно вернуть большую часть функций, было бездарно упущено нами с мамой. Она отвыкла от навыка хождения и так и не смогла вернуться к привычной жизни. 

По опыту скажу, таких случаев, как мой, немало. Пациенты, особенно из области, не торопятся к нам на реабилитацию. Месяцами лежат дома после инсульта: «Ой, мне никто не говорил, что это надо», «А я и не знал про реабилитацию ничего». Многие вообще не воспринимают реабилитацию как серьезную меру. Приезжают как на курорт, отдохнуть. А в качестве благодарности после занятий логопедическим массажем говорят мне: «Ой, дочка, как же ты хорошо морщинки разглаживаешь!»

«Погладить» — рецепт от всех болезней

— Обидно слышать подобное? 

— Значительно обиднее, когда пациенты в лицо говорят: «Да я не хочу идти в твой кабинет, ерундой какой-то занимаешься». Или: «Да что ты со мной балуешься». Довольно сложно объяснить инсультнику, который не может вспомнить, как называется фрукт с картинки, что наши занятия — вовсе не игра. «Ты мне ничего не даешь, — говорят такие пациенты. — Ты должна взять и все восстановить, научить меня говорить. А эти картинки твои — глупость». При этом люди могут говорить не связно, терять нить повествования, забыть то, что хотели сказать, или забыть, как правильно сформулировать фразу. Пациентам свойственно недооценивать свое состояние. 

Есть поражения, при которых пациент забывает привычные и очевидные для обывателя вещи. Это так называемая моторная амнестическая афазия. Например, человек забывает родственников, как кого зовут, кто кем кому приходится. Практически каждый раз такие люди вынуждены знакомиться с близкими заново. Пришла жена, две секунды прошло, а муж вдруг спрашивает: «Ты кто, чего пришла?» Но и с врачом происходит то же самое: «Чего пришла, не буду я с тобой играть». 

Реабилитационный прогноз, безусловно, зависит от степени дефекта, но не меньше от мотивации и просвещенности, как я уже говорила. «Придется бросить вредные привычки, — говоришь пациенту, у которого едва восстановились функции хождения, — вам нельзя курить». «Ага», — слышишь в ответ.  

Во второй половине декабря у мужчины случился инсульт. Он отлежал положенный срок в больнице. При выписке невролог предложил сразу лечь на реабилитацию. «Какая реабилитация, — возмутился он, — Новый год на носу! Дома отмечу с близкими, тогда и приеду». Пока свое не отвеселился, пока праздники не отгулял, к нам так и не пришел.

Даже если люди готовы активно заниматься в больнице, то дома все бросают. 

«Занимались?» — спрашиваю при встрече. «Ну, занимался вроде», — неуверенно отвечает один. «Совсем некогда было», — объясняет виновато другой. «Да мы не успели, — говорит третий и тут же добавляет: — Массаж поделайте, мне прям после него лучше стало». Люди вообще верят в целебную силу массажа, но не верят в себя. «Погладить» — это рецепт от всех болезней.

Не тратить время на то, чего уже не изменить 

— Инсульт — бич. Хватает ли логопедов-реабилитологов в Тамбовской области? 

— Я одна на больницу, город и область. Наше отделение нейрореабилитации — единственный бесплатный центр на весь регион. У нас работает один клинический психолог, три физических терапевта, массажисты и логопед-афазиолог. В сосудистом отделении областной больницы есть два афазиолога, но в их задачу входит диагностика и оценка состояния, а не реабилитация. Сейчас начали появляться коммерческие центры, но и там логопедов нет. Так что очереди в наш центр нейрореабилитации по-прежнему стоят.

Отделение будет расширяться, а значит, и число специалистов возрастет. Мы мечтаем, чтобы в штате появился эрготерапевт. Пока не можем найти такого специалиста. Отчасти поэтому я поехала на повышение квалификации в Москву в рамках проекта «ПРОреабилитация». 

Мне повезло. Я получила бесценный опыт и в очередной раз убедилась: эрготерапия — невероятно перспективная и востребованная область нейрореабилитации. 

— Вы освоили новую специальность, по которой сможете работать?

— Не сразу, возможно, в будущем. Многое я давно применяю на практике. Куда важнее открытие, которое я сделала во время обучения.

Чем лучше условия для близкого мы создаем, чем больше функций сумеем вернуть, тем лучше этому близкому и нам. Оказалось, до этого нужно просто дорасти морально.

Если у пациента не получается в силу тех или иных обстоятельств восстановить утраченные функции, то эрготерапия позволяет ему адаптироваться к новым условиям жизни. Научиться ухаживать за собой, одеваться, застегивать пуговицы, шнуровать обувь, чистить зубы и есть ложкой, готовить еду с помощью адаптированных устройств — словом, социализироваться. 

Ее комната теперь — это очень удобный маленький мирок. В нем она не испытывает отчаяния от собственной беспомощности. У нее есть время общаться в сети, обретать друзей, погружаться через мир электронных технологий в те места, в которых она хотела, но не успела побывать. 

Еще шесть лет назад мой мир рушился на глазах. Помню, наткнулась на интервью с Ксенией Безугловой. Она признавалась, что четыре года потратила, чтобы встать на ноги. Ходила в экзоскелете, испробовала всевозможные терапии, а потом осознала: «Все это время я не живу, оно упущено». Ее слова перевернули меня буквально. Я вдруг поняла, что надо жить и чувствовать каждый день, радоваться успехам. Главное — не тратить время на то, чего уже не изменить. 

ПРОреабилитация — программа фонда «Правмир», в рамках которой врачи из регионов проходят бесплатную стажировку в ведущих реабилитационных центрах Москвы. Потом они возвращаются в свои города и оказывают помощь людям на новом уровне. Половину средств, которую фонд «Правмир» вкладывает в обучение, обеспечивает президентский грант. А вторую половину необходимо собрать. Вы можете сделать так, чтобы качественная реабилитация была и в вашем регионе!