«Я понял, что торговля благодатью невозможна»
— У вас в Instagram написано: «Тот самый отец Стахий». У меня сработала отсылка к фильму «Тот самый Мюнхгаузен». Но можно подумать, что вас останавливают на улице и кричат: «Вот он, тот самый!» Что вы сами вкладываете в эти слова?
— Это еще и отсылка к тем временам, когда я только стал священником. В то время был очень известен добрый сельский батюшка протоиерей Стахий Минченко. И при его жизни меня все спрашивали: «А ты знаком с тем отцом Стахием?»
Когда я выложил свой телефон в общий доступ, мне начали звонить люди: «Алло, отец Стахий? А вы точно тот самый?» — «Наверное. С утра был им». И в результате выяснялось, что искали не меня, а заслуженного отца Стахия. Причем звонили даже из других стран. Однако батюшка отошел ко Господу, а со мной постепенно познакомились зрители православных телеканалов. Так что теперь я могу с уверенностью говорить: «Да, вы попали по адресу».
Священник Стахий Колотвин
— Заходит к вам новый человек на страницу и видит в описании профиля номер банковской карты. И у него вопрос: а зачем так сразу-то?
— Нет, сразу не видят! Чтобы увидеть, желающему для начала придется озадачиться поисками и развернуть текст описания.
Информация в профиле — то, о чем чаще всего спрашивают. Тот ли я самый отец Стахий — популярнее всего. Второй вопрос: «Где вы служите?», поэтому указан храм. Третий вопрос, пусть и заметно более редкий: «Батюшка, как вам помочь?» Не дело священнику заниматься рассылкой реквизитов, тем более многие люди по евангельской заповеди помогают анонимно.
Я стараюсь работать и помимо храма, но не считаю это необходимостью для каждого священника. Потому что, с одной стороны, так я разгружаю приходской бюджет, а с другой — похищаю свое пастырское время. Если человек помогает священнику, тем самым он дает ему возможность не отвлекаться на сторонний заработок.
Когда учился, сразу понял, что торговля благодатью ни в коем случае невозможна. Это еще Христос сказал: «Даром получили — даром давайте». Поэтому у нас в храме нет даже примерных ценников. Когда ты не указываешь цены, становишься свободным. Приходит человек крестить ребенка, а сам не верит, не исповедуется и не причащается: «Вот я деньги в кассу внес, вы мне обязаны услугу предоставить». И священник скован этой тарифной цепью. А так ты спокойно можешь сказать: «Дружище, тебе надо подготовиться. Какой ты пример христианской жизни для ребенка, когда ты не знаешь, какой рукой креститься».
Отец Стахий убрал в храме все ценники
— Заметила, что вы часто просите своих подписчиков приглашать новых людей к вам на страницу. Зачем вам собирать большую аудиторию?
— Чаще пишу: «Делитесь именно с теми из ваших близких, кому это окажется полезно». Мне важно достучаться до людей. Многим сейчас, как правило, тяжело сосредоточиться, они и статью не в силах дочитать — им бы осилить пост в соцсетях. При этом они по каким-то вопросам переживают, волнуются, но ничего не ищут или не находят.
Обращаются к священнику — а он им: «Постись, молись, слушай радио Радонеж».
Человек либо сразу уходит обиженный, либо пытается поститься, молиться, слушать, но быстро разочаровывается. А тут ему друг пришлет подсказку — и тогда он что-то в своей жизни переосмыслит.
Священники из числа опытных блогеров, которые профессионально раскручивают свои аккаунты, говорят, что обязательно каждый день нужно что-то выкладывать, не писать только о Христе и Церкви, но искать смежную аудиторию. Некоторые пишут, например, на детские темы для родителей, другие — на темы психологии. Это интересно и полезно, но не о Христе. Это заодно. А если я смог заинтересовать человека не сопутствующей тематикой, не милой фотографией с постановочной фотосессии, не шуткой, а серьезным, но доступным для понимания богословским ответом — значит, я нашел ту самую целевую аудиторию.
— Под одной из ваших фотографий увидела, что вам желает здоровья Дарья Донцова. Вы лично знакомы? Какая история у вас с ней связана?
— С Дарьей мы встретились на телеканале «Спас» благодаря ее передаче «Я очень хочу жить» — там собираются люди, которые не ломаются, несмотря на болезнь. Я с ней знаком прежде всего не как с писательницей, а как с человеком, который немалую часть своего времени посвящает заботе о больных детях, помогает им, перенаправляет их к хорошим специалистам, регулярно публикует информацию о сборах на детское лечение. Дарья оказалась очень приятным человеком. Из открытых источников я знаю, какого она возраста, но так по ней не скажешь. Столько энергии, как у Дарьи, я пожелаю каждому священнику.
— А еще на вас подписан Петр Мамонов, он ставит вам лайки. Вы хотели бы с ним лично пообщаться? И если да, то на какую тему?
— Безусловно, хотелось бы с ним познакомиться и пообщаться. Я бы не ставил каких-то тем. Иногда оказываюсь на светских телеканалах и встречаю там знаменитых людей, чье творчество я уважаю. Как максимум могу с ними сфотографироваться на память. Их облепляют поклонники с какими-то пустыми разговорами, ну зачем я тоже буду присоединяться? Мне достаточно просто постоять рядом. Господь меня в этот день порадовал — и слава Богу.
К слову, я не знаю, насколько этот аккаунт ведет сам Петр Николаевич, но его профиль отзывается в моей душе. Есть некоторые страницы, на которые я подписан для себя, мне приятно их читать. И такие простые вещи от души, а не от какого-то глубокого книжного богословия очень вдохновляют. Я не фанат актеров, кинематографа в целом, но вот некоторый шарм Петра Николаевича мне импонирует. Как священники укрепляют мирян, так и миряне укрепляют священников — и отнюдь не денежными переводами, а своей жизненной позицией.
«Прихожане знают, что их батюшка — бомж»
— У вас фотографии пестрят отметками: Италия, Мексика, Норвегия, Грузия, Португалия, Китай… Сколько стран вы объездили? Откуда такая страсть к путешествиям?
— Помню, я пришел к родителям: «Мама, папа, мне 11 лет, а я еще ни разу не был за границей». Почему я так сказал? Возвращаются после лета одноклассники и рассказывают, кто где побывал. Родители смеялись и очень долго потом это вспоминали. Их это развеселило, потому что они росли в советские годы, когда вообще никуда выехать было невозможно. Но именно они привили мне любовь к путешествиям. С мамой мы ездили в паломнические поездки, папа мог меня взять в командировку.
Крестовоздвиженский храм в Митине, где служит отец Стахий
А когда я учился в Классической гимназии при ГЛК, то дополнительную любовь к древним церквям и музейным коллекциям мне привили поездки на каникулах, которые организовывали для нас, школьников, два моих любимых учителя: истории, Ирина Владимировна Кувшинская, и искусствоведения, Виталий Егорович Сусленков.
А вот пляжный отдых мне совсем неинтересен — просто трата времени. Может, когда мне будет много лет, я войду во вкус, а пока лучший отдых — насыщенный. Мне жена сказала, когда мы первый раз поехали в отпуск с тремя детьми: «Люди за деньги так не работают, как мы с тобой отдыхаем». Отпуск — это не отдых, а впечатления.
— Представим, что ваша семья — вы, супруга и трое детей — собирается в дорогу. Кто пакует чемоданы? Сколько их у вас?
— Когда дети были помладше, одежды было меньше, мы умещались в один стандартный чемодан до 20 килограммов, плюс у каждого была ручная кладь: у меня ноутбук, фотоаппарат, у детей их игрушки, книжки. Сейчас дети повзрослели. Сыну 6 лет, он уже в половину моего роста, и взять ему— 5 футболок тогда и сейчас — это уже разный объем. Так что обычно берем один чемодан большой и один маленький. Дети еще сражаются, кто этот чемодан повезет.
— При этом вы живете на съемной квартире. «Спустя 10 лет после получения диплома — такой же бездомный, как и в студенческие годы». В чем причина? Почему бы не начать откладывать деньги на ипотеку?
— Я стараюсь откладывать на ипотеку все, что зарабатываю вне храма. Но, допустим, ты никуда не ездил год — ну, может, на 1 метр квадратный накопил. За 10 лет — на 10 метров. Но как-то жизни жалко.
Пока ты молодой, нужно обязательно путешествовать, это те воспоминания, которые останутся с тобой. Но даже сейчас сил меньше, чем 5 лет назад. Тогда я мог маленьких детей таскать на себе целый день, а сейчас они подросли, тяжелее стали, да и здоровья не хватает. Ладно, если бы ты не поехал в отпуск и смог купить жилье или сделать взнос на ипотеку. Но нет, финансово это просто несопоставимые вещи.
Лучше с детьми радостно провести время, посмотреть какие-то чудесные вещи, чем никуда не поехать и точно так же ждать со своим жильем. Никак это особо не скажется. Приходишь иногда людям освящать квартиры, видишь шикарный диван, дорогую плитку. Поскольку я занимаюсь строительством храма, я знаю, сколько это все стоит, причем по нижней грани. А потом думаешь: люди накопили, купили себе диван, а можно было бы в таких прекрасных местах побывать…
Священник Стахий Колотвин
— Но дорогой красивый диван — это история про стремление укорениться. Если я покупаю такой диван — значит, я обустраиваю свое жилье и мне здесь будет уютно.
— Господь сделал нас путешественниками в этом мире. Христос говорит: «Не собирайте себе сокровищ на земле». Господь завтра твою душу заберет, и что ты Ему скажешь? Вот, я взял ипотеку? Представьте, человек умирает, и семья остается с наполовину выплаченной ипотекой. И они же потеряют не только квартиру, они потеряют и то, что уже было оплачено. А ты во всем себя и семью ограничивал…
Поэтому я пока ипотеки очень и очень боюсь. Священнику под зарплату могут и не выдать, ведь ты зависишь от людей и не знаешь: тебе в один месяц пожертвуют, а в другой — нет.
— А детям оставить?
— Я смотрю, как люди делят наследство… Иногда пожилой прихожанин умирает, а его дети сцепляются за квартиру, не разговаривают друг с другом лет по десять. Так что свое жилье — это действительно удобно, но стоит ли так на нем сосредотачиваться? Не думаю. Жена, конечно, больше из-за этого расстраивается.
Поэтому, если бы не необходимость заботиться о семье, я бы не отвлекался от своего служения как священник в самом широком смысле слова: служб, духовнической и проповеднической деятельности в СМИ. Но жена хочет, чтобы у нас появилась крыша над головой, поэтому стараюсь работать параллельно — но так, чтобы не в ущерб священству. Ладно, кто-то сезон сериала посмотрит, я поработаю. Может быть, Господь когда-то за труды и вознаградит.
Отец Стахий рассказывает «Правмиру» о строительстве храма
— Как тогда быть с классическим «мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына»?
— Во время рукоположения мужчина недаром снимает кольцо с руки и тем самым показывает, что Церковь — на первом месте! Моя задача — построить храм. Потому что, когда священник храм не построил, а дом себе возвел, это справедливо вызывает вопросы со стороны прихожан. А если, как у нас, четырехэтажное здание воскресной школы стоит, хоть пока и без внутренней отделки, колокольня возведена, а священник по-прежнему бездомный, это еще нормально.
Почему мои прихожане не возмущаются, что я куда-то уехал в отпуск? Они просто знают, что их батюшка — бомж, и думают: «Ну пусть хоть в отпуск съездит, все разведает, а потом мы вместе в приходское паломничество отправимся в те края, куда никакая турфирма не повезет».
Да, вряд ли мы организуем паломничество к мощам святителя Николая Японского в Токио или в православный монастырь в центре Мехико, чей настоятель архимандрит Нектарий передал для нашего храма крест, изготовленный руками преподобного старца Паисия Святогорца.
Однако, когда мы с прихожанами за прошедшие годы вместе отправлялись в паломничества в Грузию, в Каппадокию, в Северную Грецию, в Рим, в Константинополь и, конечно, Святую Землю, они заранее были спокойны: «Наш батюшка — опытный путешественник, он не позволит гиду завезти нас в очередной магазин с туристическими ценами вместо литургии, только посмеется над словами местного водителя, что якобы к отдаленному монастырю в горах нет дороги, и, конечно, побывает с нами не только в местах массового паломничества, но и у тех святынь, куда ни одна группа еще не добиралась, а он сам вместе с семьей там уже побывал!»
А когда я выкладываю фотографии и рассказы из паломничеств в Instagram, то люди мне пишут столько благодарностей! Более того, к нашим приходским поездкам уже не раз присоединялись мои читатели из других храмов и даже из других городов!
«В подростковые годы я всех мог затроллить»
— Вы старший сын в многодетной семье. Когда в 90-е годы родители воцерковились, в вашей жизни стало очень много православия. Как получилось, что вы не отвернулись от Церкви? Подростки протестуют, когда им что-то навязываешь.
— В подростковом возрасте уже действительно ничего не навязать. Мне просто это нравилось. Я не задумывался о каких-то философских вещах, для меня это была важная часть жизни. Неделя прошла впустую, если ты не пришел на службу. Я занимался фехтованием, соревнования иногда выпадали на воскресный день: я пропускал литургию — и мне было неуютно. Еще важна атмосфера школы, в которой я учился, это была православная Классическая гимназия Юрия Анатольевича Шичалина.
Отец Стахий на колокольне
Но там не стояло задачи собрать только детей из воцерковленных семей. Да, закон Божий, домовый храм, в каждом классе иконы. Но не было ничего принудительного. Могли взять даже детей некрещеных, если родители согласны. Более того, мне даже помогало, что большинство моих друзей и одноклассников были из невоцерковленных семей. Все как-то обычно в подростковом возрасте подтрунивают над Церковью, а я, наоборот, выступал с апологетикой. И это были не пустые споры, а это диалоги, из которых ты сам что-то для себя выносишь.
— В одном интервью вы как раз упомянули, что часто спорили со сверстниками и доказывали им, что православие — это хорошо. Расскажите историю, когда дело доходило до драки или серьезной ссоры.
— Если я и проявлял в детстве агрессию, то с церковной позицией это связано не было. Но зато я мог поюморить и даже жестко пошутить над людьми. Одна моя школьная подруга не так давно сказала, что теперь со мной стало приятнее находиться. А в подростковые годы я всех мог затроллить. Кто-то прикалывается над Церковью, а я в ответ — над человеком. И кажется, я защитил Церковь, а на самом деле я человека унизил в глазах окружающих. Все над ним посмеялись, ведь у меня шутки более смешные были… Может быть, я бы по другому пути пошел — в Comedy club, например (смеется). Разговорный жанр мне близок, я хорошо держусь перед камерой, уверенно себя чувствую перед аудиторией.
Но я оставил это направление в подростковом возрасте. Я поостыл и стал мягче, когда меня рукоположили в священники, уже к 25 годам. Вот иногда в Instagram ко мне прилетает вопрос. Он такой глупый, что хочется в ответ пошутить. Я уверен, что это соберет кучу лайков. Но для человека, который его задал, это будет унижением. Священник может завоевать аудиторию в соцсетях с помощью таких шуток, но будет терять для Церкви очередного униженного человека. Христос в Евангельской притче показывает нам, что надо 99 овец оставить ради спасения одной заблудшей, думаю, эту притчу весьма уместно вспомнить в подобной ситуации.
— У вас есть младшая сестра и два младших брата. А как у них дела с верой?
— По-разному. Они росли в воцерковленной семье, но человека ведь невозможно запрограммировать. Каждый абсолютно свободен, несмотря на все окружающие обстоятельства. У моего младшего брата уже голос сломался, а вера еще совсем детская, искренняя, простая. А средние брат и сестра — уже взрослые люди, у них — по-разному. Брат — более верующий, сестра — человек, увы, развоцерковившийся, но интересующийся. Я переживаю, когда кто-то из близких ярко душой не стремится к Церкви, но молюсь и верю, что Господь откликнется.
Но все, что заложено в детстве, не исчезает без следа, и это дает свободу. Когда человек пойдет по тому пути, который его счастливым не делает, попадет в тяжелую жизненную ситуацию, разобьет розовые очки, то он уже будет знать, куда же теперь идти, а точнее, куда ему возвращаться, — в Церковь.
А люди, которые не знали веры в детстве, они в подобной ситуации тоже хотят жизнь поменять, начинают метаться душой, куда-то стремиться, но не знают, где верное направление. Поэтому легко могут в секты попасть или в псевдорелигиозные течения, в энергетику, в медитации, в стратегию успеха, марафоны желаний и прочую мишуру. А тот, в кого родители заложили основы веры, — он не будет изобретать велосипед, тем более велосипед заведомо сломанный, а пойдет ко Христу.
— Расскажите, в какие моменты ваша семья испытывала кризис веры.
— Родители воцерковились в сознательном возрасте, сначала мама, потом папа. Они для себя все ответы нашли. У меня кризис веры не случался, но я иногда не понимал, почему Господь мне посылает те или иные испытания, мне казалось это несправедливым: вот, я такой молодец, я заслуживаю не этого, а выпадают такие искушения…
— Можно пример?
— Тяжелее всего было, когда я окончил университет и не мог рукоположиться, хотя мне сразу дали рекомендацию и пообещали место служения. Я готовился и старался, чтобы все мои знания были связаны с богословием. Классическое гуманитарное образование мне было нужно, чтобы служить Богу и людям.
И вот при храме трудишься чтецом-алтарником и думаешь: «Ты тут воск оттираешь от пола со всеми своими древними языками. И для чего тебе эти твои богословские знания?»
Я серьезно унывал, размышлял и о том, что живу почти в нищете. Ну что это такое, когда на еде приходится экономить?
Если идти получать новое образование, то, значит, с помощью родителей — иначе не вытянуть. Если пойдешь на светскую работу, то ты отстанешь от сверстников: тебе 5 лет учиться, потом с нуля начинать карьеру. Вроде и умный, и способный, и с лидерскими качествами — а будешь плестись в конце. И самое главное: нет, я все-таки хочу служить Богу!
А потом раз — и меня рукополагают в диаконы. Проходит всего год с небольшим — рукополагают в священники. Через два месяца вернулся со ставленнической практики, послужил неделю, а мне говорят: «Так, вот пустырь, надо назначить кого-то. Будешь настоятелем, строй храм».
«В самой непростой Церкви лучше, чем в миру»
— Ваши родители хотели, чтобы вы учились в МГИМО или МГУ и стали политиком или бизнесменом. Когда вас рукоположили, вас хотя бы на минуту посещали мысли вроде: «Вот, сейчас у меня была бы карьера, и тогда дети не грустили бы, что папа на ужин ничего не купил»?
— Даже когда я стал дьяконом, я почувствовал такую радость, что вообще ни о чем не думал. Ну да, смотришь, а твой одноклассник где-нибудь в GQ рассказывает, что он обычно тратит на клуб в неделю по 70 тысяч, и размышляешь: «70 тысяч? Да за два месяца столько бы всего заработать, уже хорошо!» Но это абсолютно перестает быть важным.
Вот когда меня долго не рукополагали, тогда да. Лучше бы, — думал я с тряпкой в руках, — пошел, как мои одноклассники, сделал бы светскую карьеру, в воскресенье приходил бы на службу, жертвовал бы на храм и с большим удовольствием мыл бы пол в алтаре просто в свой выходной день перед тем, как идти в офис зарабатывать большие деньги. А так ни себе, ни людям.
Священник Стахий Колотвин
После школы я хотел получить юридическое образование и пойти в публичную политику. Но сейчас я как священник, настоятель, общественный деятель могу точно так же обращаться к людям и вести их за собой, но вести не к эфемерной политической цели, а к цели истинной, ко Христу. На живом приходе политические взгляды разные, даже у самых усердных прихожан. С одной стороны, ты из-за этого переживаешь, а с другой — это здорово. Где бы они еще могли объединиться и подойти к одной Чаше, как не в храме?
— Вы становитесь священником, когда другие, наоборот, начинают из Церкви уходить. А вы не думали, что можете пойти по тому же пути?
— Те священники, с кем немного был знаком, уходили с разной степенью громкости. Одно дело, когда священник разрушает свою семью ради молодой любовницы, — тогда он просто впал в грех, в котором надо каяться. Другое дело, когда священник оставляет служение из-за разочарования.
Я не боялся, что разочаруюсь, потому что у меня не было радужных представлений.
Знал, что священники с голоду не умирают, но им тяжело финансово. Знал, что в Церкви не все добрые и дружелюбные и что это все равно структура земная. Да, есть, кто поможет, а есть, кто сделает гадость. Человек видит, что Церковь — общество грешников, порой кающихся, порой нет. Но тут важно «с водой не выплескивать младенца». Сложно не разочароваться, когда был очарован, а когда представляешь реальную картину, то и ничего страшного.
— Что вы думаете о священниках, которые оставили сан?
— Я к ним отношусь по-разному. Правильно разделять грех и грешника. За всех я очень переживаю, потому что те священники, которые были на слуху, это люди неравнодушные, а не просто требоисполнители, кто ловко машет кадилом. Эти люди пытались что-то делать для Церкви, но их подловил лукавый — либо на банальном грехе, либо на более высоком уровне. Либо они обиды не вытерпели и не нашли возможности примириться…
Поэтому я за каждого переживаю, но прежде всего думаю: ну как же жалко, как от этого можно отказаться? Священство — самое здоровское, что может быть в мире. В Церкви непросто, но для меня все равно даже в самой непростой Церкви лучше, чем где-либо в миру. Церковь — она же состоит из тех людей, которые вокруг, но здесь те люди, которые все-таки стараются делать над собой усилие и идти ко Христу.
«В нашем храме так хорошо, потому что у нас батюшка заботливый», — говорят прихожане
— Чем бы вы занимались, если бы не служение?
— Да я и сейчас, если есть время, и так готов чем-то заниматься — и волонтерски, и зарабатывать. Но если, например, представить гонения, когда закрывают или сносят храмы, но при этом священников почему-то не сажают и не расстреливают, то я бы пошел, к примеру, в сферу рекламы. Или во что-то вроде мотивационного ораторства… Ну пусть вешал бы лапшу вместе со всеми, но зато смог бы заодно что-то более ценное людям дать. Или мог пойти в туристическую отрасль, я люблю путешествовать и забираться в те уголки, которые ни в каких путеводителях не описаны. Много интересного есть вне священства, но все это меркнет. Как если сравнивать свет солнца и электрической лампочки.
«Хорошо, что я не стал политиком»
— Вы пишете, что Бог вас вразумлял Своими чудесами по грехам вашим и что благодарить за них сложнее. Можете рассказать такой случай?
— Я имел в виду чудо не обязательно как что-то сверхъестественное, а как стечение обстоятельств. Бывает, что прямо совсем не везет. Но слишком детализировать не получится: если ты какой-то грех совершаешь и каешься в нем, то уже не будешь каяться публично, потому что даже в древней Церкви люди каялись только перед своей общиной — с теми, с кем они завтра, быть может, выйдут на арену, где их растерзают дикие звери (улыбается).
Но действительно бывает, что мечтаешь: «Как красиво нараспев прочитаю канон Андрея Критского! Какой буду молодец!»
И вдруг станет так плохо, вздохнуть не можешь и только сипишь: «Господи, вразумил. Но помоги теперь ради прихожан, они же мучаются, это слушая». Или думаешь: «Нет, какой молодец! Люди тебя любят…» А потом приходишь — и тебе обиду высказывают: «Ой, батюшка, вы не так сделали, я недоволен и вообще все не так». Но я же вроде не самый плохой? А потом вот задумываюсь: значит, погордился, а меня Господь приземлил.
— Вам ближе пророк Исайя, чем Иеремия, потому что его увещевания и радостные, и грозные. В каких ситуациях вы бываете грозным?
— Меня захлестывают какие-то эмоции, когда сталкиваюсь с проблемами вокруг строительства храма. Это вообще самая сложная и нервная часть моего служения. Я все-таки не человек строительной специальности, хоть понемногу ориентируюсь лучше и лучше, но все равно не как рыба в воде. Это не богословие, не история. Просто к этому меня призвал Господь. Поэтому, конечно, я бываю грозный именно на фоне решения этих проблем. Иногда даже прошу прощения у коллег и сотрудников. Можно ведь и очень вежливо сказать, но с такой интонацией, что человеку будет неприятно.
Я человек импульсивный. Боялся, что, когда стану священником, буду постоянно гневаться и этим отпугивать людей от Церкви. Даже отдельно молился еще до рукоположения, меня это беспокоило.
В подростковом возрасте мог во время игры в футбол начать конфликт, проявить спортивный задор, но потихоньку понял, что можно это контролировать и быть более дружелюбным, не срываться. Вот это, кстати, настоящее чудо. Потому что в принципе, зная мой характер, не думал, что все настолько просто и быстро разрешится, а вот разрешилось, как рукой сняло!
— Года к суровой прозе клонят. Знаю, что вы хотите написать книгу. О чем она будет?
— Были какие-то глобальные идеи, но в итоге решил, что она будет сборного жанра: о чем меня люди спрашивают, о чем я рассказываю и пишу в соцсетях, говорю в видеовыступлениях — о вере и о той радости, которая к вере приводит, позволяет перенести болезнь, несправедливость и, наоборот, позволяет чувствовать не пустоту, а насыщенность жизни, когда у тебя все хорошо. Если резюмировать — то книга о вере и радости!
У нас есть такой стереотип, что Церковь — это вроде и правильно, и полезно, но как-то тяжело и печально.
А Церковь — это радость, и об этом нужно говорить.
Стараюсь об этом тоже напоминать и, к сожалению, не только тем, кто первый раз в церкви, но и постоянным прихожанам. «Раньше я так без Бога веселился, а теперь должен с утра до вечера о грехах слезы лить». Евангелие ты помнишь? Господь пришел, чтобы нас обрадовать. Вот Он тебя радует-радует, а ты не радуешься…
— Что вы как молодой священник хотели бы поменять в Церкви? Что вы делаете иначе и о чем могли бы поспорить со старшими?
— Духовную жизнь менять не нужно: она основывается на Евангелии. В этом смысле Церковь одна — что в момент сошествия Святого Духа на апостолов, что в 2021 году. А вот нарастающий антураж, который к Церкви не имеет отношения — над ним действительно нужно работать. Сейчас вот скажут: «Священник, а все о деньгах». Но это самое простое и внешнее, что можно поменять. Нужно, чтобы человек мог прийти в храм и не думать о том, что ему ставят какие-то пошлины. Конечно, большие подвижки уже есть. Фиксированные требы ушли, но все равно остались так называемые «рекомендуемые суммы пожертвований».
Воскресная школа еще не отделана изнутри
Церковь — наше общее дело, у нас общие расходы. Здесь бесплатно не потому, что мы такие богатые или такие блаженные, а потому, что это доверительные отношения. Каждый приход призван стать общиной, каждый христианин призван понять, что не должно быть разделения на просто исполнителей — духовенство, и на потребителей услуг — мирян, а что есть единство во Христе. Слава Богу, таких приходов становится все больше! Причем речь не только о каких-то модных московских приходах, наоборот, очень часто в деревнях бабушки куда более близко живут душа в душу и больше заботятся о своем храме — там вкладывается каждый.
— А если бы вы все-таки стали политиком, что бы первым делом вы изменили?
— Безусловно, я бы запретил аборты и направил бы сэкономленные бюджетные средства на помощь семьям, которые собираются стать приемными родителями. Чтобы женщина, если она не хочет своего ребенка воспитывать, была уверена — его возьмет семья, и он получит хорошие условия.
Кроме того, было бы хорошо дотировать за счет государства строительство храмов. Сейчас мы строим исключительно за счет пожертвований, а это тяжело. А бюджетные субсидии на храмоздательство — вполне доступное политическое решение. Да, у кого-то оно вызовет отторжение: «Ой, церковь наживается за счет государства». Но ведь этот ложный лозунг и так постоянно звучит в антицерковной пропаганде, и нередко на эту ложь клюют даже верующие люди. Я вот столько лет строю, а государство что-то пока не пришло!
Ну и точно я бы почистил то, что у нас творится на массовом телевидении, чтобы оно стало если не полезным, то хотя бы приличным. Вот такой, радикальный подход у меня бы, возможно, был. Так что слава Богу, что я не стал политиком.
Фото: Людмила Заботина
