Макка лежала на аппарате ИВЛ – ей нужно было только дышать и жить
Врач закричал: «Срочно к гематологу»
Макке 18 лет, она живет в Чечне. Макка очень живая, веселая. Даже рассказывая о том, как заболела раком, она постоянно смеется.
Макка до болезни
«Невыносимо хотелось лежать, такая была слабость, – говорит она. – Я только школу закончила, хотела поступать в вуз, но не успела – вдруг появилась такая слабость! Невыносимая».
У Макки на десне вздулся флюс, и сначала она подумала, что слабость от инфекции. Пошла к стоматологу. Молоденький врач сделал надрез, убрал гной и сказал приходить через неделю. А через неделю увидел на месте флюса незаживающую рану и срочно отправил Макку сдавать анализы крови.
«Наверное, результат анализа был такой страшный, что мама побледнела, как бумажный лист, а врач закричал: “Срочно к гематологу!”» – рассказывает Макка.
Но в Грозном один детский гематолог на весь город, и принимает он по вторникам. Ждать было нельзя. Поехали в Ставрополь, сделали пункцию и поставили диагноз – острый миелоидный лейкоз.
«Я не поняла, что такое лейкоз, – говорит Макка. – Поняла только, что это что-то страшное. И меня будто прорвало: я всегда стеснялась проявлений любви к близким, а тут всю ночь рассказывала маме, как ее люблю, и просила, чтобы она меня не оставляла».
Чаще всего инфекция поражает именно легкие
Ставропольские врачи посоветовали срочно везти девушку в Москву, в Гематологический научный центр, где знают, как бороться с лейкозом, где есть опытные специалисты и новейшее оборудование. Макка оказалась в Москве в декабре. У нее уже отказывали почки и желудок. Затем произошел отек головного мозга. Макку срочно ввели в искусственную кому. Она лежала на аппарате ИВЛ в реанимации НМИЦ гематологии и дышала. Ей тогда только и нужно было – дышать и жить, пока «химия» борется с лейкозом.
«Это реанимация для гематологических больных, – говорит заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии НМИЦ гематологии, врач-анестезиолог-реаниматолог, доктор медицинских наук Геннадий Галстян. – Больных не обязательно именно гематологических, то есть больных лейкозами, лимфомами, но и больных с различными изменениями в системе крови».
Геннадий Галстян
В отличие от обычной реанимации, в реанимации НМИЦ гематологии все палаты изолированы. Это сделано для того, чтобы инфекция не передавалась от одного больного к другому. Часто инфекция поражает именно легкие. Инфекция может прийти извне, либо ее могут вызвать микроорганизмы, которые всегда живут внутри нас, но на фоне подавленного иммунитета (после пересадки костного мозга, после химиотерапии и т.д.) они приводят к тяжелой инфекции. И 70% больных, попадающих в реанимацию, нуждаются в искусственной вентиляции легких.
Проснулась лысая, с дыркой в горле
Макка помнит момент, когда вышла из комы:
– Меня бьют по щекам: «Макка, проснись, Макка, проснись!» А я чувствую, что мое тело, как желе – руку поднять невозможно. Все вокруг фиолетовое, потому что глаза не различают цветов.
В горле дырка после трахеостомы. Я спрашиваю врача: «Как же я есть буду? Еда не вывалится?»
– А он что? – спрашиваю я.
– Кричит: «Да как она вывалится-то?!» Надо мной там вся реанимация угорала. Но врачи, медсестры и медбратья – потрясающие, самые лучшие. Однажды ночью мне показалось, что я не могу дышать. Я начала кричать, так медбрат подошел и всю ночь просидел рядом с моей кроватью на стульчике. Чтоб я не боялась.
У Макки были длинные волосы, ниже пояса. Но в реанимации, когда Макка была в коме, волосы состригли, а «химия» довершила дело. «Я подношу руку к голове – волос нет… Я заорала: “Что со мной?” – рассказывает она. – Прибежала испуганная медсестра, ничего понять не может, потом как засмеется: “Напугала! Ну да, ты лысая”.
Меня повезли на коляске на КТ, и я увидела себя в зеркале – лысая, худая, страшная. А еще в очереди все люди на меня смотрят. Сейчас я понимаю – с жалостью, а тогда думала, что с отвращением. Проплакала всю ночь… Ничего. Волосы отрастут, лишь бы здоровая была».
Макка до болезни
Аппарат ИВЛ стоит как «мерседес»
«Первые ИВЛ были ручные, – рассказывает Геннадий Галстян. – Когда все это только начиналось, студенты вручную дышали мешком, по очереди менялись пойти поесть, по всяким надобностям. Сейчас все кардинально изменилось. Современный ИВЛ – достаточно сложный механизм, с массой триггеров, с массой устройств, позволяющих откликаться на желания больного, на его потребности, позволяющих менять различные параметры, позволяющих задавать так, чтоб не повредить легочную ткань при дыхании.
Современный самый простой аппарат ИВЛ, наверно, стоит дороже, чем в нашей повседневной жизни стоит аппарат “Мерседес”… Но эта цена оправдана. Раньше больной на ИВЛ считался бесперспективным, перевод на искусственную вентиляцию был приговором. Погибало 95% пациентов, а через год в живых оставалось менее 1% от всех больных, прошедших через ИВЛ».
Сейчас в реанимации Гематологического научного центра выживает более половины больных. Это достаточно большой процент для их тяжелых ситуаций. За год через отделение реанимации проходит около 200 больных. В среднем каждый больной проводит на аппарате ИВЛ 30 дней. Парк аппаратов нужно постоянно обновлять, они постепенно выходят из строя, нуждаются в ремонте, стоимость которого зачастую сопоставима со стоимостью самого аппарата.
«Аппарат – это протез, – говорит Геннадий Галстян. – Протез не заменяет ногу, он помогает ходить. Аппарат не заменяет легкие, он помогает дышать. Он помогает выиграть время, пока мы разберемся с инфекцией».
Сейчас Центру очень нужен новый аппарат ИВЛ, чтобы продолжать спасать больных. Только вместе мы сможем собрать эту огромную сумму, чтобы каждый, кто попадает в реанимацию, получил необходимую помощь и шанс на жизнь.