«Мечтал уехать в Аргентину и выдавал себя за гроссмейстера». Был ли прототип у Остапа Бендера?

Остап Бендер и еще один Остап

«Ваш Остап Бендер меня доконал», — признался Ильфу и Петрову Валентин Катаев. 

Еще бы! Молодые писатели придумали героя, который станет частью жизни миллионов людей, как Евгений Онегин, Татьяна Ларина, Печорин, Обломов, Базаров, Раскольников, Пьер Безухов или Андрей Болконский. А в XX веке появилось не так уж много оригинальных литературных типов. 

Остап Бендер — одна из редких удач. Герой создан не по принципу узнаваемости, а по принципу неожиданности характера. Циник с душой поэта, бескорыстный мошенник. Ильф и Петров сразу же вошли в первый ряд русских классиков. Критики не могли, точнее, не смели признаться себе в этом. 

«Остап Бендер был задуман нами как второстепенная фигура, почти что эпизодическое лицо, — вспоминал Евгений Петров. — Для него у нас была приготовлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого бильярдиста: “Ключ от квартиры, где деньги лежат”. Но Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы общались с ним как с живым человеком и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал в каждую главу».

О прототипе Остапа Ильф и Петров никогда не говорили, хотя признавались, что взяли для Остапа ту или иную фразу или черту у кого-нибудь из своих знакомых. Его речь и его образ как бы соткались из духа четвертой полосы «Гудка»: 

«Создавая Остапа Бендера, авторы вначале располагали совсем ничтожными данными: только речевой окраской как ключом к образу да единственной в жизни подслушанной фразой. Но из соединения этих крайне ограниченных средств с творческой фантазией <…> удалось создать полнокровный образ “великого комбинатора” <…>. Остап Бендер, целиком выдуманный, ничуть не уступает в своей сатирической выразительности Эллочке-людоедке или поэту-халтурщику Трубецкому, списанным с живой натуры».

Всё это было забыто, когда Валентин Катаев рассказал в «Алмазном венце» историю Остапа Шора. Остап Шор — старший брат поэта-футуриста Анатолия Фиолетова (Натана Шора). 

Илья Ильф и Евгений Петров

«Он был блестящим оперативным работником. Бандиты поклялись его убить», — писал Валентин Катаев. Но они ошиблись — застрелили Фиолетова, «который только что женился и как раз в это время покупал в мебельном магазине двуспальный полосатый матрац». Тогда Остап Шор пришел к бандитам, положил на стол свой служебный маузер и прямо спросил: «— Кто из вас, подлецов, убил моего брата? <…> — Я его пришил по ошибке вместо вас, я здесь новый, и меня спутала фамилия, — ответил один из бандитов. Легенда гласит, что Остап, никогда в жизни не проливший ни одной слезы, вынул из наружного бокового кармана декоративный платочек и вытер глаза. — Лучше бы ты, подонок, прострелил мне печень. Ты знаешь, кого ты убил?» Бандиты раскаялись в своем преступлении и всю ночь вместе с Остапом «при свете огарков» пили чистый ректификат <…>, читали стихи убитого поэта <…>, плакали».

Эта красивая, мрачная и очень литературная история произвела на всех сильное впечатление. И простые читатели, и одесские краеведы, и московские филологи, ничуть не усомнившись, приняли ее на веру. Не обратили внимания даже на оставленную для внимательных читателей подсказку «легенда гласит». К легенде отнеслись как к документу. 

«Остап Шор — прототип Остапа Бендера». Уже сорок лет это говорят и пишут с той же уверенностью, с какой произносят: «Волга впадает в Каспийское море». Между тем в 1927-м, когда Ильф и Петров придумали своего Остапа Бендера, достоверных свидетельств о Шоре не найти. Нет сведений о его знакомстве с Ильфом и Петровым. 

Бесчисленные рассказы о приключениях Остапа (или Осипа, как его звали на самом деле) Шора появились много лет спустя — после публикации Катаева. Ильф и Петров ни разу не упомянули его имени. В редакции «Гудка» Шора не встречали ни Эрлих, ни Овчинников, ни Булгаков, ни Паустовский. Хотя, казалось бы, такой яркий человек не мог не привлечь внимания. 

Мы не найдем его ни на одной из одесских или московских фотографий рядом с Ильфом и Петровым. Анатолий Фиолетов часто фотографировался в компании друзей-поэтов, его брат — никогда. Сохранилась всего одна фотография молодого Шора, где он сидит вполоборота, на голове — кепка. А вот рядом с Олешей, Ильфом, Петровым, Багрицким или Шенгели его не найти. Все есть, Шора — нет. 

Зинаида Шишова, жена Анатолия Фиолетова, прожила долгую жизнь и успела оставить мемуары. Ее не станет незадолго до публикации «Алмазного венца». Так вот, она ни разу не вспомнила Шора, родного брата своего первого мужа. Если Шор был прототипом Бендера, разве забыла бы она о знакомстве с таким человеком?! 

В семидесятые годы одесские краеведы Евгений Голубовский и Александр Розенбойм нашли Шора в Москве, встретились с ним на Тверском бульваре. Тогда это был высокий, очень худой человек, напоминавший дядю Сэма с политических карикатур. Расспрашивали о брате. 

«Я был младше Анатолия и плохо помню его окружение, — сказал Осип Беньяминович. — Часто к нам домой приходил Эдуард Багрицкий. Он дружил с Анатолием. Издавался какой-то гимназический журнал. Возможно, оба принимали в нем участие. Но точно не помню». 

Получается, Шор говорил о временах еще до «Зеленой лампы», тем более — до «Коллектива поэтов». Жизнь одесской богемы Шор не знал, на собраниях поэтов не бывал. Поэтому и нет его на фотографиях рядом с братом и друзьями брата. Если это так, то с Ильей Ильфом Шор вообще не встречался. А с Евгением Катаевым мог встретиться лишь случайно, увидев его вместе с братом. И только с вездесущим Валентином Катаевым Шор в самом деле был знаком. 

Барашек в ящике 

Как ни странно, почти полное отсутствие аутентичных и достоверных сведений о молодости Осипа Шора помогло успеху истории Катаева. В «Маленьком принце» Экзюпери мальчик просит летчика нарисовать барашка. Тот рисует, но ни один барашек не нравится мальчику-принцу: в каждом чего-то не хватает. И тогда раздосадованный летчик рисует ящик. В нем-де и сидит барашек. И этот невидимый барашек принцу понравился: ведь ему можно приписать все свойства, все характеристики, на какие только способно воображение. Не таким ли «ящиком с барашком» и стал Осип Шор? 

Через точку можно провести сколько угодно прямых. На чистом листе бумаги легко написать любой текст. Вот и пишут, сочиняя всё более и более «бендеровские» истории, под которыми нет документальной основы. Почти все они создаются по одной схеме: берется фрагмент из «Двенадцати стульев» или «Золотого теленка» и приписывается Шору. Возьмем наугад несколько историй, попавших в русскую Википедию и «Еврейский обозреватель». 

Источник понятен — «Золотой теленок». Но это — мечта Остапа Бендера. Мечтал ли об этом Осип Шор — мы не знаем, воспоминаний он не оставил. Ни Наталья Камышникова-Первухина, внучатая племянница Шора, ни его сводная сестра Эльза Раппопорт об этой мечте Шора не упоминают. А из всех источников о жизни Шора, если не считать немногих документов (метрика, документы из гимназии и питерской Техноложки — Технологического института), это — самые достоверные: обе женщины знали Шора лично. 

Множество мифов связано со вполне реальным событием — возвращением Шора из Петрограда в Одессу в 1917–1918 годах: 

Культ шахмат в Советской России появится только после революции и Гражданской войны, как раз в двадцатые годы XX века. В ноябре–декабре 1925-го в Москве состоялся первый Московский международный шахматный турнир. Его выиграл советский шахматист Ефим Боголюбов, второе место занял экс-чемпион мира Эммануил Ласкер, тот самый, якобы обкуривавший «гроссмейстера О.Бендера» дешевыми сигарами. Действующий чемпион мира Хосе Рауль Капабланка занял только третье место. 

В октябре 1927 года в Москве состоялся Всероссийский шахматно-шашечный съезд. Работа над романом «Двенадцать стульев» была в разгаре — не удивительно, что Ильф и Петров включили в книгу бессмертную главу «Междупланетный шахматный конгресс». А вот в 1918-м в голодной, разоряемой войной стране шахматы были мало кому интересны. Люди меняли мыло на муку, ситец — на сало, боялись продразверсток, мерзли, недоедали… Какие уж тут шахматы! 

Пожарного инспектора боялись — в тихом и благополучном 1927-м. В годы Гражданской войны он бы не напугал даже трусливого Альхена. В 1918-м надо было выдавать себя не за пожарного, а за следователя ВЧК. 

В 1918 году по Волге курсировали канонерские лодки и плавучие батареи. Агитационные пароходы появятся только в 1919 году, а Осип Шор вернулся в Одессу не позднее осени 1918-го. Но если б он вдруг и задержался в пути и попробовал пробраться на такой пароход, ничего бы у него не вышло: «Агитационные поезда и пароходы, созданные во время Гражданской войны по инициативе военного отдела издательства ВЦИК, были строго режимными объектами первостепенной важности. Так, во главе агитационного поезда «Октябрьская революция» стоял Михаил Калинин, а агитационный пароход «Красная звезда» возглавлял Вячеслав Молотов, причем его заместителем была Надежда Крупская. И «вписаться» туда мазиле-самозванцу было бы попросту невозможно — художники отбирались заранее и придирчиво», — пишет Константин Кудряшов, один из немногих скептиков, усомнившихся в легенде о Шоре. 

Словом, чтобы верить в россказни о Шоре, нужно вообще забыть о Гражданской войне и не иметь элементарных, доступных школьнику представлений об отечественной истории начала XX века. 1918-й и 1927 год — две разные эпохи. 

Сочинители легенд об Остапе Шоре почему-то упорно приписывают ему дружбу с Юрием Олешей. Даже Наталья Камышникова-Первухина поверила, что Остап с ним «всю жизнь дружил». Они-де уже в детстве были друзьями, а в годы Великой Отечественной Шор даже поселился в квартире Олеши. 

Авторы «Еврейского обозревателя» добавляют, будто Шор встретил начало войны «за колючей проволокой. И сбежать сумел только по дороге на фронт, куда попросился добровольцем». На фронт не попал, но «с помощью Юрия Олеши смог добиться амнистии и перейти на легальное положение». 

Канатная улица в Одессе

Олеша много писал о своем детстве, охотно рассказывал о людях, которые его окружали в Одессе и в Москве, — но имя Шора не встречается ни в одной из публикаций его дневников и набросков. Я изучал фонд Олеши в Российском государственном архиве литературы и искусства, однако и там упоминаний Шора не встретил. Так что сильно сомневаюсь в их дружбе и даже в знакомстве. 

Легализовать же беглого зэка в Москве вряд ли сумел бы и могущественный Фадеев. Пустить Шора к себе, в московскую квартиру, Олеша при всём желании не мог: Юрий Карлович почти всю войну провел в Ашхабаде. За квартиру в проезде Художественного театра не платил, никто там не жил, поэтому московские власти ее у писателя конфисковали. 

Рано или поздно, думаю, на просторах интернета появится история о любви «прототипа Остапа Бендера» к музыке. Может быть, со временем прочитаем, как Осип Беньяминович Шор помогал Леониду Осиповичу Утёсову создавать советский джаз… Не удивлюсь. 

Старик шарманщик

Между тем Осип, или Остап, Беньяминович Шор — вполне реальное лицо. Только был он вовсе не старшим, а младшим братом Анатолия Фиолетова. Родился в 1899 году (Фиолетов — в 1894-м), но не в Одессе, а в Никополе, уездном городе Екатеринославской губернии. Отец, Беньямин Хаимович Шор, умер, когда братья были еще детьми. Мать вышла замуж за купца по фамилии Раппопорт и вместе с ним уехала в Петербург. Братьев воспитывал дедушка-одессит Герц-Мойше Бергер. 

Братья учились в частной гимназии, потом Натан-Анатолий стал студентом Новороссийского университета, а Осип-Остап отправился в Петроград и поступил в престижный Технологический институт. 

После революции из голодного и холодного Петрограда Осип вернулся в Одессу, где брат его и стихи писал, и служил в уголовном розыске. И убит был Натан-Анатолий вовсе не по ошибке. Из газеты «Одесские новости» от 15 (28) ноября 1918 года: «Жертвами злоумышленников сделались вчера инспектор уголовно-розыскного отделения студент Анатолий Шор, 22 л., и агент того же отделения Войцеховский . Днем по делам службы Шор и Войцеховский находились около Толкучего рынка и вошли в одеяльную мастерскую Миркина в д. № 100, по Б[ольшой ]. Арнаутской ул., как передают, поговорить по телефону. Вслед за ними в мастерскую вошли три неизвестных субъекта. Один из них быстро приблизился к Шору и стал с ним о чем-то говорить. Шор опустил руку в карман, очевидно, желая достать револьвер. В это мгновение субъекты стали стрелять в Шора и убили его. Агент Войцеховский бросился бежать из мастерской в комнату, но пули негодяев настигли и его. Войцеховский был также убит. Грабители выбежали из мастерской . Стоявший невдалеке вартовой открыл по ним стрельбу, но они скрылись». 

Словом, всё было не так, как описывал Катаев. Валентин Петрович взял только один подлинный факт — гибель Фиолетова, всё остальное — художественный вымысел. 

Сергей Бондарин считал, что прототипом Бендера был Митя Ширмахер, исключительно предприимчивый молодой человек. Именно он захватил оставленную кем-то из «буржуев» квартиру на улице Петра Великого и сделал из нее литературный салон «Коллектива поэтов». Но упоминает Бондарин и Шора: Бендер «заимствовал кое-какие черты от этого Мити, а кое-что от другого человека — по имени Остап». О Мите Бондарин рассказывал больше, об Остапе — совсем мало. 

Камышникова-Первухина подробно и достоверно пишет о послевоенной жизни Шора, но, касаясь событий 1918 года, просто пересказывает Катаева. А других источников, которые помогли бы узнать о «приключениях» молодого Шора, у нас нет. Мы даже точно не знаем, когда и при каких обстоятельствах Остап Шор переехал в Москву. 

У Катаева была великолепная память. Он любил детальные, по-бунински точные описания. А вот Шора почему-то описал весьма приблизительно, пользуясь широкими мазками и клише: «…атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер», «ироничный, громадный, широкоплечий», он иногда отпускал «с места юмористические замечания на том новороссийско-черноморском диалекте, которым прославился наш город». Сравним этот набросок с типично катаевским описанием. Герои романа «Хуторок в степи» возвращаются из Европы. Где-то в Австро-Венгрии «в вагон вошел старик шарманщик в зеленой охотничьей куртке с пуговицами из необделанного оленьего рога, похожий на австрийского императора Франца-Иосифа. Он сел в углу, стал крутить ручку шарманки и сыграл подряд десять венских вальсов и маршей, после чего снял с плешивой головы свою ветхую тирольскую шапочку и, по-королевски милостиво кланяясь, обошел пассажиров, но ему никто ничего не дал, кроме какой-то заплаканной женщины, которая вынула из портмоне несколько медных геллеров, завернула их в бумажку и положила в шляпу шарманщика, после чего он, кряхтя, взвалил на спину свой разукрашенный оборванным стеклярусом органчик и вылез из вагона на ближайшей станции». Уверен, Катаев видел этого шарманщика в детстве и запомнил его. Почему же почти не запомнил Шора? 

В 1931–1932-м Остап-Осип Шор работал на Челябинском тракторном заводе, а потом за какие-то «махинации» получил пять лет. Однажды историк Алексей Кузнецов и журналист Сергей Бунтман посвятили целую радиопрограмму судебному процессу над Остапом Шором. Эфир получился необычным. В ходе обсуждения оказывалось, что и этот “факт” из жизни Осипа Беньяминовича — миф, и тот, и следующий… 

Гораздо достовернее сведения о послевоенной жизни Шора. Он освоил технологию шелкографии и связал свою судьбу с теневой экономикой. «Рулоны с какой-то тонкой тканью и с какими-то пленками, издающими противный химический запах, хранились у нас дома, у меня под кроватью, — вспоминала внучатая племянница Шора. — Остап время от времени заходил к нам, часто я уже спала, и меня будил яркий свет, когда он вытаскивал из-под кровати рулон и отрезал от него нужный кусок. Само собой разумелось, что держать эти рулоны у нас надежнее, но если их найдут, то, конечно, «посадят». Остап всегда жил под угрозой посадки — и товар «левый», и само предприятие «левое», и, главное, продукция своеобразная». Так что послевоенная биография Шора если и заставляет вспомнить одного из героев Ильфа и Петрова, то никак не Остапа Бендера, а гражданина Корейко. 

Со временем Шор оставил прибыльный, но слишком опасный при советской власти бизнес. Потом якобы пятнадцать лет работал проводником на железной дороге. Если это правда, а не очередная байка, то на легенде о прототипе Остапа Бендера можно поставить еще один жирный крест. Остап Бендер проверяет билеты, моет пол в купе, разносит пассажирам чай в подстаканниках? И так — пятнадцать лет? Гражданин Корейко мог бы: работа проводника в те годы давала возможность заняться нелегальным бизнесом — перевозить и перепродавать дефицитные товары. Но великому комбинатору стало бы скучно уже в первом рейсе! 

Осип-Остап Шор дожил до ноября 1978 года. А в июне или июле этого же года он с Эльзой Раппопорт прочитал «Алмазный мой венец» — и отозвался так: «Очередная типично советская брехня, но написано мило».