Ксения Кнорре Дмитриева
Три года назад я ехала на другой конец Москвы делать интервью с сыном пропавшего человека.
Пропавший — дедушка с деменцией — после двух недель поисков нашелся в одной из подмосковных больниц, и его история была для меня удивительной на тот момент. Со временем, конечно, способность этому удивляться притупилась.
10 августа 2017 года дедушка вышел из дома погулять и пропал. Родные обратились в полицию, в отряд «Лиза Алерт» начал стандартный для таких ситуаций поиск. Он включает прозвон бюро регистрации несчастных случаев и больниц, находящихся рядом или на возможном пути следования пропавшего к какой-либо точке привязки, в которых потерявший память человек может оказаться.
Сын делал все, что можно, в частности, обратился в страховую компанию, чтобы через них узнать, были ли где-то оказаны медицинские услуги этому человеку по его полису — страховая отказалась отвечать без официального запроса из полиции, а запрос полиция до открытия розыскного дела (через 10 дней) посылать отказалась.
Родные лично проехали все больницы от московской квартиры до дачи, куда дедушка предположительно мог отправиться: Красногорск, Дедовск, Нахабино, вешали объявления на станциях, остановках.
А 24 августа к квартире дедушки пришел участковый в поисках родных человека, который здесь проживает. Жены не было, но по счастливой случайности сын с дочкой как раз пришли покормить кота, и узнали радостную новость.
Оказалось, что дедушка действительно поехал на дачу, по дороге ему стало плохо, и его доставили в подмосковную больницу. При нем была карта москвича с его данными, сотрудники больницы позвонили в полицию, и им сказали, что такого не ищут — розыскное дело действительно еще не было открыто. Через некоторое время жена соседа по палате, сотрудница налоговой инспекции, видя, что никто к дедушке не ходит, по своим каналам узнала домашний адрес человека, чье имя было на карточке москвича.
Так и получилось, что участковый принес домой родным дедушки радостную весть.
…Мы с сыном разговаривали на кухне через три месяца после этой истории, но он до сих пор волновался, подбирая слова. Еще бы — две недели страха, бесконечных поисков, беготни по району, звонков в больницы, вопросов и предположений, самых чудовищных, от которых почти невозможно спрятаться. Поэтому, когда такая история благополучно заканчивается, иначе как счастьем это не назовешь. И сын закончил на радостной ноте: рассказал, как они ночью примчались в больницу в Солнечногорске, прошли в отделение и попросили «хотя бы посмотреть на него спящего».
— …И это оказался он! Мы сразу разбудили и забрали его — уже была полночь — и уехали домой. А он только спросил, где мы были столько времени…
— Подождите, — остановила я его, — а вы в эту больницу звонили?
— Да, — спохватился он, — конечно, звонили несколько раз и приезжали. Но нам говорили, что такого нет и неизвестного с такими приметами тоже нет. Я спросил их, как так получилось…
Угадаете? Вряд ли.
Дело в том, что в больнице всех поступивших пациентов записывают в журнал. Ручкой в бумажный журнал, как при царе Горохе. Журнал заканчивается через два дня, после этого его сдают в архив.
И всё. Получить информацию о человеке, который поступил не два, а три дня назад, уже невозможно, потому что искать в архиве никто не будет. Поэтому при каждом звонке представителей «Лиза Алерт» и родных дедушки персонал больницы честно листал туда-сюда текущую тетрадку и честно отвечал: нет, данных про такого нет.
Сын закончил рассказ тем, что его поразил масштаб этой проблемы.
— Я не знал, пока нас самих это не коснулось, что, оказывается, у большого количества знакомых, коллег, родственников когда-то пропадали близкие. У некоторых уходили из дома престарелые родственники с потерей памяти, и все они потом находились или в больницах, или в психиатрических учреждениях, причем, как правило, их находили спустя какое-то достаточно значительное время, до недели.
А я со временем узнала, что количество этих случаев таково, что бензина не хватит ездить брать интервью, и стала общаться с родными «неизвестных пациентов» по телефону.
По мобильному пропавшего не найти — запрещено
В деле поиска пропавших людей, безусловно, есть множество разных проблем, алгоритмов, которые можно и нужно улучшать, и есть две глобальные проблемы, которые «Лиза Алерт» пытается решить уже несколько лет.
Первая — это отсутствие законной возможности установить местоположение пропавшего человека по его мобильному телефону. Технически это возможно, юридически — нет.
Недавно принятые поправки к закону позволили устанавливать местоположение телефона пропавшего ребенка, но, увы, отнюдь не решили проблему, потому что, во-первых, предложенный способ дает огромную погрешность в определении. А во-вторых, это нужно в первую очередь пожилым людям, а не детям: более 90% погибших с работающими мобильными телефонами — совершеннолетние. (Обо всем этом особенно странно писать после одного известного расследования, построенного как раз на точном определении местоположения подозреваемых.)
В России нет базы неизвестных пациентов
Вторая проблема, не дающая эффективно находить пропавших, — это отсутствие работающей базы неизвестных пациентов, куда бы в обязательном порядке заносились все поступившие в медицинские учреждения люди в состоянии спутанного, нарушенного сознания, с частичной или полной потерей памяти, у которых нет при себе документов, удостоверяющих личность, и дети без законных представителей. В этой базе должны быть все, кого могут искать, но не могут найти, в том числе и люди, как-то себя называющие, но без подтверждающих документов. Особенно если у них есть признаки деменции или потери памяти или если это несовершеннолетние, которые из разных соображений могут называть себя как угодно.
Примерно в 30 регионах есть структура МВД — бюро регистрации несчастных случаев. Больницы должны передавать туда данные, но контроля за тем, делается ли это, нет. А кроме того, передача данных в БРНС противоречит букве закона, потому что до последнего времени закон «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» запрещал это делать: сам факт обращения за медицинское учреждение является тайной, которую этот закон охраняет, и под его действие не подпадали только криминальные случаи, о которых больницы обязаны были сообщать.
Кроме того, далеко не все сотрудники медицинских учреждений готовы этим заниматься, не всегда верно заносятся приметы, отнюдь не все пациенты на фото из больниц похожи на собственные старые фотографии и так далее…
Результат — по подсчетам «Лиза Алерт», около 20% тех, кого мы ищем, находятся в больницах как неизвестные пациенты или лежат по какой-то причине под чужими именами.
Прямо сейчас, когда вы это читаете, где-то ищут человека, который лежит в больнице, возможно, в нескольких сотнях метров от родственников, расклеивающих объявления по району, или, может, кто-то звонит в стационар, где находится пропавший, чтобы услышать, что его там нет…
Мы записываем эти истории. Среди них есть и тяжелые, и трагические — когда человека хоронят как неизвестного, а его продолжают искать, — и невероятные, когда близкого вроде нашли погибшим и похоронили, а потом вдруг спустя год выясняется, что он все это время лежал в психиатрической больнице неподалеку.
Но мы не только ищем пропавших и фиксируем эти случаи — мы ведем постоянную работу, пытаясь что-то изменить на законодательном уровне.
Поправки к закону «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», только что единогласно одобренные комитетом по социальной политике Совета Федерации – результат этой работы.
Правда, не совсем тот, на который мы рассчитывали.
Больницы сообщат данные полиции, а не родственникам и добровольцам
В декабре 2019 года на встрече представителей добровольческих и благотворительных организаций председатель «Лиза Алерт» Григорий Сергеев обратился к президенту РФ Владимиру Путину с предложением по поводу создания общероссийской базы неизвестных пациентов. Президент идею поддержал и в январе дал соответствующее поручение, которое предполагало, во-первых, усовершенствование взаимодействия МВД, медицинских организаций и добровольцев, а во-вторых, создание такой базы.
В межведомственную группу по работе над поручением представители поискового добровольческого движения… не вошли. Вопрос о базе неизвестных пациентов группа решила просто — распространив действие бюро регистрации несчастных случаев на всю Россию под контролем МВД.
В июне 2020 года Григорий Сергеев как член Общественной палаты РФ снова встретился с президентом и снова обратил его внимание на отсутствие базы неизвестных пациентов (за полгода с января она так и не появилась). Ответом на это было новое, сентябрьское поручение, которое требовало решения правовых вопросов для создания федеральной базы неизвестных пациентов, доступной как для представителей служб, так и добровольцев.
В результате правительство внесло в Госдуму поправки к закону «Об основах охраны здоровья граждан в РФ». В них предлагается разрешить медицинским учреждениям сообщать в органы внутренних дел сведения, необходимые для установления личности неизвестных пациентов.
Не родственникам. Не добровольцам. Только полиции.
Григорий Сергеев как представитель Общественной палаты организовал и провел «нулевые чтения» этого проекта, эксперты написали необходимые поправки и выступили на слушаниях. Замечания высказали общественные палаты регионов — они, в частности, настаивали на доступе родных к этой базе. Итоговый документ был направлен в правительство, профильные ведомства, Государственную думу.
Результат — документ принят единогласно без этих поправок и без учета мнения экспертного сообщества (обычная история).
Что еще не так с поправками?
Григорий Сергеев, председатель отряда «Лиза Алерт»:
Григорий Сергеев
— Во-первых, они никак не страхуют нас от ситуации, когда поступивший в больницу человек назовется чужим именем — а в случае с пациентом, у которого деменция, это ситуация вполне вероятная. Он не попадет в базу неизвестных пациентов — ведь он же себя назвал, значит, все в порядке.
Во-вторых, информация о неизвестном пациенте поступит в местное ОВД, к которому больница относится по территориальному признаку. Наш опыт подсказывает, что никуда дальше она оттуда не пойдет, и мы так и продолжим искать человека, как раньше. А это могут быть десятки звонков, причем несколько из них — в ту самую больницу, где лежит наш пропавший, сотни ориентировок, работа инфоргов, координаторов, пеших групп, картографов и так далее. Несколько раз мы и родственники съездим в эту больницу и получим ответ, что такого человека у них нет. Поэтому для нас эти поправки — это шаг вперед, но немного вбок.
Мне не очень понятна идея сделать бюро регистрации несчастных случаев федеральным, если оно сейчас работает только на уровне отдельных регионов, где оно есть еще с 90-х годов. Почему оно должно нормально заработать, став федеральным — загадка.
Идеальная база неизвестных пациентов, с нашей точки зрения, должна быть, во-первых, действительно федеральной, чтобы мы могли найти где-нибудь в краснодарской больнице человека, который ушел из дома, например, в Челябинске.
Во-вторых, она должна состоять из трех частей: первая — неизвестные пациенты в больницах, вторая — неизвестные пациенты, которые скончались в больницах и лежат там и тела погибших, попавших в морги, третья — тела, захороненные за государственный счет.
Далее, мы видим эту базу как часть приоритетного национального проекта «Здоровье»: это позволит сделать цифровую базу, в которой будут работать все больницы страны. И, поскольку речь идет о пациентах и медучреждениях, будет логично, если отвечать за ее наполнение будет не МВД, а Минздрав или Минцифры. Помимо прочего, это гарантия прозрачной статистики — в противном случае она может быть искажена в интересах профильного ведомства, и тогда вся эта затея не имеет смысла.
И, конечно, самое главное — к этой базе должны иметь доступ родственники и добровольцы. В первую очередь родственники, потому что им это нужно больше всех, они — те, кто из-за отсутствия информации теряет здоровье, нервы, надежду.
Вполне вероятно, что в сотых случаях процента данные из этой базы, которые будут немедленно будут проданы на сторону, могут быть использованы во вред, но все же для абсолютного большинства это благо, тем более что мы же не предлагаем давать доступ всем подряд — родственники могут его получать при наличии заявлении в полиции о пропаже человека.
Однако, несмотря ни на что, это все же движение вперед по сравнению с тем, что было до этого. По крайней мере, медицинские учреждения обязали в законном порядке передавать данные о неизвестных пациентах, и это уже хорошо, потому что раньше эта информация охранялась законом и при строгом следовании букве закона не могла быть передана даже родственникам, не говоря уже о добровольцах. Как правило, нам все-таки обычно идут навстречу, но далеко не всегда неизвестные пациенты попадают в какие-либо списки даже внутри самой больницы.
