У меня какое-то окамененное нечувствие. Меня не волнует борьба за Украину. Мне все время кажется, что это не моя борьба.
Фото — Голос России
Да. Я почему-то вообще не волнуюсь за Украину. Не радуюсь и не грущу. Я и за Молдавию не волнуюсь. И за Грузию. И за Латвию с Литвой мне не хочется вступить в схватку.
Меня не трогает, будут они в Европе или нет. Или будут они в ТС. Меня почему-то государственные эти все эки и воки, все эти экивоки не задевают меня.
Я волновался, знаете, когда-то за тетю Берту, которая с семейством проживала давным- давно в Кишиневе на Рышкановке, а в 90-м вынуждена была со всем своим еврейским семейством уехать в Америку под лозунги «Утопим евреев в крови русских». А сейчас не волнуюсь. Им не плохо в Америке. Тетя Берта дожила уже до девяноста восьми. Интересно смогла бы она такое в Молдавии?
Я волнуюсь за чудесного моего армейского друга Вовку, который обретается в Киеве. Как там он делит себя между майданами и беркутами? Знаю, что живет он и работает там, в своей незалежной, за сущие гроши. И мне бы на его месте было совершенно фиолетово, пойдет ли его бедная страна в Европу, или останется, где была.
Еще я расстраиваюсь, когда в маленькой и тихой Эстонии мне хамят, как туристу, когда я к эстонцам — своим ровесникам обращаюсь принципиально по-русски. Я ведь знаю, что русский язык они, ровесники мои, безусловно, знают. В школе они его точно изучали. Я не знаю при этом, в чем лично я перед ними виноват, чтобы они сердились на меня и пытались отвечать по-эстонски. Но если я, русский турист, приехал потратить в этой маленькой гордой стране пару европейских денежек, то уж будьте любезны вспомнить язык, которому вас учили в школе. Не хотите вспоминать? Ну, вот мы уже пару лет как к вам и не ездим больше. А ездим мы вместо этого в Финляндию. И там тратим деньги. Там, между прочим, в каждом теперь кафе и магазине владеют русским в совершенстве.
Мне кажется, пусть они уже живут все, как хотят. Люди делают свободный выбор. Зачем нам за них волноваться? Зачем тянуть их к себе? Зачем за них расстраиваться?
Попробуем представить, что на Украине или в Молдавии так же сидят люди ночами в интернете и обсуждают про то, что Россия куда-то вступила. Или не вступила. Вот они там волнуются, вступили мы в ШОС, например? Или вышли? Вошли мы в АТЭС? Или пока передумали? Да, они там и аббревиатур, небось, таких не слыхали.
Они живут своей страной. Своим городом. Своим селом, или даже, может, хутором. Сидят вечером, горилку пьют. Или «Вана Таллин», Или «Рижский бальзам». Или «Белый Аист». Или коньяк «Багратион». Кстати, тоже неплохой вариант.
Нет, конечно же, как патриот и традиционалист я переживал распад Союза. Мне было жутко неприятно предъявлять паспорт в развернутом виде при пересечении того, что стало теперь государственной границей между нами.
Я страшно расстраивался, что они там, в Молдавии, например, не в курсе таких важных событий, как назначение у нас в Москве нового министра Культуры. Или руководителя Санэпиднадзора. Приедешь в Молдавию, и поговорить не о чем. С ними невозможно эти вопросы обсуждать. У них там свои министры и свои руководители. Это совершенно не способствует нашему единству. Или, что на Украине не обсуждают то, как в Кремлевской администрации человек по фамилии на букву В. сменил человека с фамилией на букву С. Они не в курсе этого. И сей факт нас, безусловно, разобщает.
Я, конечно же, как традиционалист и патриот, скорблю всякий раз, что они больше не с нами. Что каждые четыре года, а теперь уже каждые шесть лет, ни эстонцы, ни грузины, ни белорусы не вглядываются пристально в главный избирательный бюллетень нашей большой страны, чтобы разобрать, под какой там нынче фамилией нужно нам ставить крестик: на букву П. Или опять уже на букву М. Я, как человек, который уже не первый раз ставит отметку всегда напротив фамилии на букву П., переживаю за то, что украинцы с молдаванами лишены такой непреходящей радости тоже каждые четыре, а теперь уже и шесть лет, ставить галочку напротив той же самой буквы П.
Я понимаю, это все нас ужасно разобщает.
Представляете, как здорово было бы, если бы все они, все эти наши пятнадцать братских, объединились бы снова. В дружную семью народов! И уже теперь вместе с нами, дружно и свободно, ставили бы галочки напротив буквы П.!
Я действительно стал как-то ужасно не чуток. Моя великодержавность удивительно притупилась. Я больше не злюсь на Польшу. Вот вообще не злюсь. Мне уже не хочется немедленно провести ее четвертый раздел. А затем сразу и пятый. Я не грущу о том, что Болгария так и не стала нашей шестнадцатой республикой. И не ненавижу маленькую симпатичную Черногорию, которая предпочла перейти вместо рубля на евро, позабыв, кто освободил ее от турецкого гнета.
Мне кажется, это все пустое. Никакие союзы не вечны. Все перемешивается, все меняется, все исчезает, все умирает.
Никакие союзы не вечны, кроме некоторых.
В одной истории, а вы ее наверняка знаете, Отец согласился дать сыну свободу самому решать свою жизнь. Он не угрожал ему газовой трубой, таможенными кордонами и запретом на импорт масла, яиц и свинины. Он просто отпустил его на все четыре стороны и смиренно остался ждать и с грустью, наверное, смотрел с порога ему вслед: не оглянется ли и не вернется ли. Чем эта история закончилась, мы знаем: сын вернулся к Отцу. И вот тут следовало бы задаться вопросом, а почему он вернулся именно к Отцу, а не отправился на еще более увлекательные поиски в еще более дальние страны?
Сегодня вечером, когда всему миру стало известно, что Беркут разогнал Майдан, мы с женой ходили в театр. Это был первый поход в театр без детей лет этак за десять. Не меньше. Вернувшись, мы обнаружили, что дети передрались. Младший невыразимо оскорбил старшего. А старший невыносимо избил младшего. Мало того, когда родители обратились со словами увещевания к старшему, уже совершеннолетнему, в том смысле, что в его возрасте уже стоило бы вести себя ответственно и сдержанно, перед носом у них захлопнулась дверь в комнату. А из-за нее раздались крики «Сколько можно? Достали!».
Так вот когда слезы младшего были вытерты, строгое внушение было сделано, а сам он, наконец-то, уложен был спасть, папа открыл захлопнутую давеча дверь и зашел к старшему в комнату.
Искушений, конечно же, было много. Можно было объявить, что оплата за Университет больше производиться не будет. Или отменятся новогодние подарки. Или там, например, деньги на кафе больше не будут выдаваться. Или в отпуск семья поедет теперь уже без него. Рычагов, на самом деле, очень много. Когда сын от тебя полностью зависит, тут, куда ни кинь, — везде рычаг. Просто рычаг на рычаге.
Я уж не знаю, что там случилось? То ли Украина была на уме. То ли спектакль посмотрели хороший. Но папа сказал примерно так: «Знаешь, сынок. Тебе восемнадцать лет. И ты вполне уже вправе выстраивать свою собственную жизнь без всякой оглядки на нас. Без всякой. Ты можешь начать полноценную самостоятельную жизнь в любой момент. Когда только захочешь. Так же и мы, сынок, формально не имеем перед тобой никаких обязательств. Вот вообще никаких. И ты мог бы, вроде бы, уже отправляться на все четыре стороны. Но этого не происходит. Почему?
Видишь ли, сын, единственное, что нас объединяет, это любовь. Это вроде бы тьфу, пустяки, слова! Но, оказывается, что, кроме нее, между нами ничего больше нет. Вообще нас больше ничего не объединяет, понимаешь! И именно из любви нашей к тебе и твоей к нам вырастает наш с тобой союз, вырастает то, что мы с тобой вместе, то, что называется Семья.
Ты наш сын. И мы с мамой любим тебя. И все наше – твое. Да. Ты можешь в любой момент сказать «Все! Достали!» И уйти. Ты свободен. Но ты должен знать, что даже если ты так поступишь, и тебе вдруг станет совсем тяжело, ты всегда сможешь вернуться. И увидеть, что мы с мамой по-прежнему стоим на пороге и ждем тебя. Потому что мы любим тебя. И ты наш сын».
Конечно же, тот сын, из притчи, вернулся к своему Отцу только по одной причине. Потому что любил Отца и знал, что Отец любит его. И Отец принял его тоже только по одной причине. По той же самой. Больше ни по какой. Без всякой коммерческой выгоды. Можно, разумеется, сколько угодно праздновать победу и радоваться неумолимой хитроумности нашей дипломатии газовых труб, кордонов и роспотребнадзоров. Но есть ли тут хоть что-нибудь от Любви, которая одна только и создает союзы, которые благословляет Бог?
