«Меня опять начало тошнить, но уже не от химии — человеку внутри было два месяца». История Алены Кочетковой

«У молодых не бывает»

Тот июньский день Алена запомнила навсегда. 

Она пришла в онкодиспансер за результатами биопсии. Голова была занята выставками, конкурсами, преподаванием в фотостудии. Алена думала, что беспокоиться не о чем: сейчас она дальше побежит по делам.

Врач посмотрел медкарту.

— А Кочеткова Алена Александровна — это вы? Точно вы? 

— Я, — насторожилась Алена.

— У вас кто-то болел раком? 

— Бабушка болела… Что, все плохо, доктор? 

Ничего конкретного он не ответил и направил Алену делать еще один уточняющий анализ, трепанобиопсию.

— И вроде бы что-то произошло, ты что-то про это слышал, но ты вообще не понимаешь, что будет дальше, — вспоминает Алена свое состояние. — И как это? Рак у меня? У молодых же не бывает! 

Светило солнце. Алена стояла на крыльце онкодиспансера и ревела. Казалось, жизнь вокруг продолжается, а ее собственная — замерла. От растерянности хотелось что-то потрогать, чтобы убедиться, что это не сон.

«Родишь, и все пройдет»

Алена экономист, но работу по специальности оставила ради фотографии: много снимала, преподавала детям и подросткам в фотостудии, участвовала в фестивалях, устраивала выставки, получала первые серьезные награды. 

На первую выставку пришел Михаил — будущий муж Алены. Они были знакомы еще со школы, но присмотрелись друг к другу только теперь. Начали встречаться, отношения переросли в семью. 

С детьми не спешили:

— Мы жили в свое удовольствие, строили карьеру, — рассказывает Алена. — Не было цели сразу родить. Хотя теперь знаю, что, когда это может и не случиться, ты иначе это воспринимаешь. 

Каждые полгода для профилактики Алену направляли в онкодиспансер, и она добросовестно туда ходила. Пока однажды врач, пожилая женщина, не сказала: «Зачем? Ты молодая, у молодых рака не бывает. Будет что-то беспокоить, тогда придешь». Алена посчитала, что врач опытный, ей можно довериться — и на два года про осмотры забыла.

Один из отпусков Алена с мужем проводили на Мертвом море — «чинили» Аленины суставы, потому что она страдает болезнью Бехтерева. Михаил случайно обнаружил у Алены в груди шишку.

— А я даже не обратила на нее внимания, она меня нисколько не насторожила. Ну шишка и шишка. Я почти ничего не знала про рак, хотя моя бабушка умерла от меланомы, и даже не подумала, что образование может быть злокачественным. 

К врачу Алена обратилась только через месяц: проговорилась маме про шишку, и та запаниковала.

— Ты что сидишь? Иди к врачу срочно! 

— Что такого? У меня всего лишь шишка.

Гинеколог по месту жительства Алену осмотрела и предложила ей «месяц попить травок», а потом сделать УЗИ. Здесь уже испугалась сама Алена. Она попросила сначала сделать УЗИ. 

Врачам показалось, что это обычная фиброаденома: «Родишь, и все пройдет». Но по протоколу Алену все равно направили в онкодиспансер. 

Там Алена попала к молодому внимательному врачу, он в тот же день сделал игольную биопсию. Через три дня Алена шла за результатом в полной уверенности, что все будет нормально:

— Меня еще все спрашивали: «Когда у тебя результат?» Особенно беспокоился папа. А я раздражалась: «Ну что вы переживаете? Это всего лишь какая-то шишка! Что вы ко мне пристали?» 

«Давайте что-нибудь нам уже влейте и отрежьте»

На трепанобиопсию Алена с мужем без всякого направления поехали в Москву, в центр Блохина. Результат подтвердил, что опухоль злокачественная, и Алене завели карту, чтобы она могла проходить обследование и лечиться по ОМС. 

— У меня уже не было надежды, что я здорова. Теперь хотелось побыстрее лечиться: чего мы тут ждем, давайте-ка что-нибудь уже нам влейте или отрежьте. Потому что ты страшно напуган, ты в панике. 

Но нужны были новые анализы. Чтобы вовремя приехать в центр, Алене приходилось вставать в пять утра. Это выматывало. В свой 29-й день рождения, 12 июля, Алена с папкой документов отправилась к врачу в стационар. Там она узнала, что у нее трижды негативный рак груди. «Так, это лечится», — заверил врач, и Алена приободрилась. Она успела начитаться ужасов в интернете. 

Перед химиотерапией оставался один вопрос — сможет ли Алена потом иметь детей. Ей предложили заморозить яйцеклетки или эмбрион, еще можно было принимать специальный препарат, чтобы сохранить фертильность. Но в целом, предположила врач, в таком возрасте фертильность способна восстановиться и сама. Алена выбрала последнее.

— Вера помогла мне без истерик принять мой диагноз. В такие моменты можно озлобиться на всех, на Бога в том числе: за что это со мной случилось, почему именно со мной? У меня были моменты, когда я начинала себя жалеть: «Ах, Алена, ты такая несчастная, ты заболела». И я чувствовала, что проваливаюсь в яму. Поэтому силой воли я себя тормозила: «Стоп, чего ты ноешь?» — и переключала мысли на что-то другое.

Алена решила относиться к болезни как к испытанию, которое однажды закончится. Она понимала, что может закончиться и жизнь.

— Я думала о том, что, например, лечение меня не спасет и что мы будем делать тогда, как я буду внутренне готовиться к смерти, какие дела надо будет завершить. Это сложно принять, да и уходить не хочется. Но если ты веришь, что потом есть жизнь, получается, что смерть не конец. 

«Как будто в грудь налили свинца»

Химиотерапия оказалась тяжелой, но Алена справлялась. Врач предупредил, что после второй начнут выпадать волосы, и для Алены это было печальным сюрпризом. Всю жизнь она носила длинные волосы. Ей захотелось запомнить новое состояние и посмотреть на себя со стороны. Так Алена стала себя фотографировать:

— Я понимала, что меня ждут серьезные перемены, причем не только во внешности, и не знала, буду я вообще жить или нет. 

Перед второй химиотерапией она отрезала косу. По улице решила ходить либо в шапочке, либо в парике. Парик подобрала такой, который напоминал ее настоящие волосы, а брови и ресницы не выпали, поэтому окружающие ни о чем не догадывались.

— На самом деле я не скрывала диагноз, но и не говорила налево и направо всем подряд. Знали мои близкие друзья, коллеги. Скрывала я только от бабушки, потому что она бы не перенесла. 

От препарата во рту на несколько месяцев появился вкус металла, а в груди — ощущение, будто туда налили свинца. 

— Что бы ты ни ел, все имеет привкус. И есть не хочется абсолютно. Уже потом я поняла, как приятно естественное чувство голода. Я ела, потому что надо. Еду я воспринимала как лекарство. Но никакого желания съесть даже что-то вкусненькое не чувствовала. 

Появилась необычная ломота в костях. Алене она напоминала мерцающие угли от костра. Боль плавно перетекала и выстреливала в разных частях тела. Началась бессонница. Алена могла не спать до семи утра и слонялась туда-сюда. 

В больнице из разговоров врачей и пациентов она узнала, что во время лечения мужья и жены часто друг друга бросают. Но муж Алену поддерживал, сам постоянно читал про рак, причем научные статьи на русском и английском, терпел ее перепады настроения. Алена не скрывала от него слез, а вот от родителей — старалась. Им, казалось, было тяжелее всех:

— Они меня оберегали, готовили вкусненькое, а я могла им раздраженно что-то сказать, за что потом стыдилась. Но мне было сложно себя сдерживать. 

Некоторые знакомые перестали общаться. Одна из них потом призналась, что не могла себя заставить позвонить или написать, потому что слишком восприимчива. Другая знакомая пыталась поддерживать, но делала это неловко: «Ну что ты там переживаешь, все сейчас лечится, и тебя вылечат». 

— Это прозвучало так: «Ну что ты тут драматизируешь? Все нормально». Это обесценивание опыта в тот момент, когда ты не знаешь, вылечишься ты или нет, будешь ты жить или нет. 

«У вас, наверное, уже детей не будет»

Алене сделали радикальную мастэктомию с одномоментной реконструкцией: взяли на спине с двух сторон мышцы под имплант. Восстановление тоже оказалось тяжелым. 

— Ощущение, как будто на мне остановилась электричка. И от обезболивающих оно полностью не проходило. 

После операции Алена провела в больнице еще месяц и все это время продолжала себя фотографировать.

— У меня осталась вера, мои родные и фотография, — продолжает Алена. — Ты месяцами концентрируешься на лечении, а потом вдруг тебе говорят: «Все, идите живите». В смысле? А что делать? Вернуться к обычной работе — это странно как-то…

Но тем не менее Алена вернулась к работе, к преподаванию. Каждые три месяца, а потом каждые полгода обследовалась, чтобы не пропустить возможный рецидив. Полтора года у нее был медикаментозный климакс. Врачи в Калуге говорили, что рожать после рака — сумасшествие. Химиотерапевт в Москве заверила, что никаких ограничений нет и можно будет спокойно рожать. 

— Мы не знаем, в какой процент вы попали: тех, кто вылечился, или тех, у кого будет рецидив, — сказал другой химиотерапевт. — И никаких правил и гарантий вам никто не даст. Мы вас лечим для того, чтобы вы потом жили полноценной жизнью, а не сидели и всего боялись. 

Над этими словами Алена потом долго размышляла:

— Случиться может что угодно. И не только рак, в жизни многое от нас не зависит. И что? Тогда не рожать детей, не жениться, не выходить замуж?

На очередном обследовании Алена услышала от онколога то, чего никак не ожидала: «У вас, наверное, уже детей не будет. Организм не восстановился». 

— Меня это шокировало, потому что вроде бы все шло хорошо, я возвращалась к обычной жизни, а тут такая новость. На ЭКО я бы не решилась, да и показатели были низкие. Мы с мужем разговаривали о приемных детях, но я не была уверена, для меня это непростой вопрос. Конечно, смотришь на свою беззаботную жизнь раньше, когда о детях вообще не задумывались, и вдруг понимаешь, что беременность не по щелчку пальцев происходит. Часики-то действительно тикают, и шанса может не быть. Есть мнение, что семья без детей — это какая-то неполноценная семья. Мы так не считали. Но хотелось ощутить радость родительства.

В пандемию Алена сделала тест на беременность, и он оказался положительным. Муж сразу обрадовался, а сама она испугалась — подумала, что это рак яичника. Записалась на УЗИ. Там все сомнения развеялись. Человеку внутри Алены было уже два месяца. 

Алену стало тошнить, и это заставляло вспомнить о побочках от химиотерапии. Но теперь тошнота была предвестником жизни. На кесарево сечение Алена ехала как на праздник, и в этот день тоже светило солнце. Сын родился 10 декабря, его назвали Федором.

— Мне его сразу показали: «Ну что, это Федор?» — «Ну вроде похож». Интересное ощущение… Он сначала был недовольный такой, кричал, кряхтел. А потом, когда его запеленали и поднесли поцеловать, он деловито причмокнул. Это было счастьем. У меня появился еще один любимый человек. 

Жизнь продолжается

Фотографии Алены «Как я болела» облетели 120 городов мира. 

«Мы через это проходили, это про нас», «Я понял, что испытывает человек, который столкнулся с раком, фото открыли мне глаза», — писали Алене незнакомые люди со всего света. А кто-то недоумевал: «Зачем это снимать?» 

Фотографии принесли награды. Алена выиграла международный конкурс фотожурналистики имени Андрея Стенина и World Press Photo, один из самых престижных в мире конкурсов для фотожурналистов.

— Хоть это личная история, она не только про меня. Говоря о себе, я говорила о многих. И в целом, когда я общалась с пациентами в больнице, я понимала, что мы испытываем примерно одинаковые эмоции. И страхи наши похожи. Просто у меня была фотография, и я могла это выразить. 

После выздоровления Алена продолжила снимать свою фотоисторию, которая теперь переросла в фотокнигу. Название после рождения Федора нашлось подходящее: «Она продолжается». И хотя жизнь во всех смыслах продолжается, забывать о том, что пришлось пережить, Алена не хочет:

— Я сталкивалась с таким, что, например, люди хотят перевернуть страницу и все забыть. Конечно, это тяжелый опыт. Но он случился, и он ценен для меня. Я иногда думаю: «Алена, ты такое пережила, тебе ничего не страшно теперь! Ты из-за каких-то вещей волнуешься, а они не так важны». 

В самом начале Алена спросила себя: не за что, а для чего ей дана болезнь. Теперь она знает ответ:

— Чтобы жить счастливую жизнь, приносить пользу и рассказывать свою историю. Чтобы вдохновлять и чтобы на примере обычного человека, а не знаменитости, люди видели: вылечиться и родить после рака можно, и не надо вестись на мифы и предрассудки. Часто рак воспринимается как приговор. У меня есть знакомые, которые говорят: «Ой, я лучше не пойду к врачу, вдруг там что-нибудь обнаружат». Наоборот, лучше узнать об этом раньше и вылечиться. Есть известная фраза, что на начальных стадиях все раки лечатся одинаково хорошо. Да, по-человечески будет страшно, но это не должно останавливать.

Фото: Алена Кочеткова