Бывает трудно определить, какое именно событие повлияло на ход твоей жизни. Было ли это нечто или то, что было ДО этого нечто, и почти невозможно проследить цепочку целиком, но, пожалуй, начну с развода родителей.
Я училась в девятом классе, когда произошло это печальное, но для меня радостное событие. Родители часто ругались между собой, что потом так или иначе сказывалось на нас с сестрой, так что я была рада, когда ситуация кардинальным образом разрешилась. Однако это был не конец: начались новые скандалы, суды, дележка имущества … Маме тогда было тридцать пять, и она, как многие женщины в ее возрасте и ситуации, бросилась в храм. Именно «бросилась», потому что иначе трудно назвать то состояние, в котором она нас с сестрой вытягивала за уши из постели рано утром в воскресенье и тащила на исповедь или Причастие, в то время как нам хотелось спать, и не было никакого дела до того, что «Боженьке это не понравится».
Когда мне исполнилось шестнадцать, маме показалась замечательной идея отдать нас в воскресную школу, чему я рада быть ну никак не могла, поскольку считала, что «такой взрослой и начитанной девушке, как я, нечего делать с мелюзгой» (в школе в основном учились дети до двенадцати лет). Воспользовавшись первым удобным случаем, поскандалив с учительницей, я триумфально покинула «сие учебно-воспитательное заведение», расстроив маму неимоверно. На тот момент я считала, что с «этой кабалой» покончено навсегда. Не могу сказать, что тогда я не любила Церковь, отчего же, я очень любила пофилософствовать на околоцерковные темы, прикрываясь высказыванием одного известного в свое время певца: «не всякий ходящий в храм верит в Бога, равно как и всякий верующий не обязательно постоянно ходит в храм».
На тот момент это было удобно, и я благодарю Бога, за то, что именно в это время у нас в школе появились два замечательных преподавателя из МГУ, которые проводили у нас в классе занятия по «Истории религий». Сами они были людьми верующими, очень образованными, а значит, для меня – очень авторитетными. Так случилось, что в одно воскресенье, стоя по строгому указанию мамы на службе, я увидела в храме Марину Алексеевну (ту самую учительницу) и долго гипнотизировала ее взглядом, решив, что если она обернется, я тут же сбегу со службы, однако этого не произошло. В конце концов, я подошла к ней, мы разговорились. Литургия заканчивалась, мы приложились к Кресту, и Марина Алексеевна заговорила с женщиной, вышедшей с клироса, потом обернулась ко мне и спросила, хочу ли я петь в церковном хоре. Мне стало интересно – в самом деле, чего зря стоять на службе, уж лучше попеть, все же какое-то занятие.
Вот так и началась моя клиросная жизнь. Меня, как новенькую и ничего не соображающую в пении, поставили прямо к аналою, чтобы никому не мешала и не пела в ухо что-нибудь уж очень несуразное. Было трудно, интересно, временами ничего не понятно. В лексиконе появились какие-то новые невразумительные слова: тропарь, кондак, ирмос и еще полсотни всяких церковнославянизмов, которые порой вызывали недоумение у окружающих, да и у меня самой. Я никак не могла понять, почему в каноне девять песен, но вторая отсутствует, чтО именно надо отвечать на прошениях молебна, в какой момент надо перекреститься, в какой поклониться, и прочая, и прочая, и прочая. Темный лес!
Помню, я только-только привыкла к Литургии и ее последование перестало вызывать у меня бесконечные вопросы, как начался Великий Пост. Естественно, в первую же среду у меня произошло открытие Литургии Преждеосвященных Даров. Вот тут я начисто перестала понимать, что же происходит. Забавно, но в этом году, когда я уже регентовала (впервые) эту Литургию на своем клиросе, меня насмешило выражение лица одной певчей, которая в самом конце службы поинтересовалась у меня: «Матушка, ну хоть теперь-то скажите мне, что это мы такое сегодня пели? И не Всенощная и не Литургия, а сплошное перескакивание из службы в службу». Наверное, десять лет назад я была такая же…
Спустя некоторое время, думаю, года через полтора-два, в голове и в душе наступило какое-то просветление. Все это время я старалась исповедоваться, причащаться хотя бы раз в месяц (благо, второй из моих «авторитетных» школьных преподавателей пономарил на этом же клиросе и наставлял меня в самых необходимых духовных вопросах). Я начала постепенно понимать, что к чему относится, стала потихоньку вникать в церковную жизнь, читать духовную литературу, осмысленно приступать к Исповеди и Причастию, наверное, это и называется воцерковлением.
Честно говоря, не могу сказать, когда произошел перелом, и когда «просто интерес» превратился в понимание и принятие церковной жизни. Может быть, в Великий Четверг, когда я, простояв пять часов на службе, была готова простоять еще столько же, только бы не упустить обретенное чувство душевного мира и покоя; а, может быть, в первые в моей жизни Святки, когда мы ставили спектакль с детьми воскресной школы, которая мне уже не казалась противной и занудной; или в первую Пасху, когда все внутри перевернулось от слов «Христос Воскресе!!!» – и хотелось плакать от радости… Не знаю, но я ощутила, что эта жизнь – моя, и я не хочу ничего менять.
По окончании школы я поступила в Российский Православный Университет, где с радостью поняла, что православие – не безрадостная жизнь под черным платочком и в длинной до пола юбке. Здесь я познакомилась с теми людьми, которых очень люблю, без которых не было бы меня такой, какая я есть. Это – мои друзья, однокурсники, преподаватели, духовенство Высоко-Петровского монастыря. Эти пять лет РПУ – огромная незабываемая и неповторимая часть моей жизни. Мне кажется, именно в такие периоды что-то случается со временем: с одной стороны кажется, что его полно, так как в голове оседает такое количество информации, которое потом не получишь за всю жизнь, с другой оно летит с безумной скоростью, и очень тяжело расставаться с теми, с кем пять лет делил все: радости, печали, прогулянные лекции, пересдачи греческого и латыни, чтение запоем, прогулки по Москве, простые беседы с «недоступными» преподавателями за чашкой чая во время перевода «Анабасиса»… Это все неповторимо, невосполнимо и в то же время всегда со мной. И это все – часть моей жизни, в том числе и церковной, ибо собрались мы все благодаря храму…
Через четыре года случился кризис – Александр Витальевич (тот самый, который был чтецом на нашем клиросе) ушел из храма. Какое-то время он бывал на разных московских приходах, однако нигде не остался. Мотивировал он свое решение некими философско-антиклерикальными идеями и почти (да что там «почти» – основательно) заразил ими и меня. Я почти перестала ходить в храм, по инерции раз в месяц причащалась и считала себя «продвинутой верующей». Честно говоря, мне не хочется вдаваться в подробности того, чем я в это время оправдывала свое отсутствие в Церкви, причины находились – как всегда веские и философски обоснованные.
Но, видимо, кто-то (может быть, мама) молился за меня с таким усердием, что Господь пожалел меня и на этот раз и послал человека, благодаря которому я поняла, насколько была не права. В Университете я познакомилась со своим будущим мужем, который к тому времени уже закончил Семинарию и по благословению своего духовника пришел учиться к нам, хотя, как он признавался, сам не очень понимал, почему его благословили поступать сюда, а не в Академию. Воистину, пути Господни неисповедимы. Мы встречались меньше года, и через некоторое время я вышла за него замуж и стала матушкой.
Я долго не могла привыкнуть к своему новому статусу, да, пожалуй, и сейчас не всегда бываю готова откликнуться на имя «матушка Вероника». Помню как я рыдала, когда рукополагали мужа в дьяконы, а затем в священники, помню как злилась, потому что четко осознавала, что в этот момент он венчается с Церковью и больше никогда не будет «моим» до конца, что вся, ВСЯ его жизнь теперь принадлежит не мне…
Ох, как это нелегко, до сих пор нелегко. И все же я понимаю, что все должно было быть только так и не иначе.
В августе на Смоленскую мы праздновали трехлетие со дня его хиротонии. С Божьей помощью батюшка уже построил небольшую деревянную деревенскую церковь и сейчас занимается восстановлением каменной в соседнем селе.
Дело непростое, но по Воле Божьей находятся люди, материалы, средства… А в этом году, спустя десять лет после моего прихода в храм, Господь даровал мне духовного отца, в котором я раньше «не нуждалась, потому как и так сама все знала».
Вот так и идет жизнь своим чередом: шажок за шажком, прыжок за скачком; то по дорожке, то мимо, то в яму свалишься, то в ненужную сторону завернешь. Спасибо моему Ангелу Хранителю, что выдергивает меня из житейских и духовных колдобин и буераков. Слава Богу за все!
Печалит одно: жаль, что те люди, благодаря которым я пришла к Богу, сейчас вне храма. Стараюсь по своим скудным силам молиться за них, может, Господь пошлет и им кого-то, кто выдернет их с неверного пути, ведь у Бога нет ничего невозможного, теперь я это знаю.
М. 2005 год
