Место великого канона преподобного Андрея Критского и других его произведений в песнотворческом достоянии церкви

¹
Труды песнопевцев и Отцов Церкви, вошедшие в состав Богослужения, рассматриваются в последнее время как особый раздел — Литургическое Богословие. Мы не находим подобного определения в работах маститых исследователей песнопения и песнопевцев Православной Церкви ни в XIX веке, ни в начале XX-го. С трактовкой богослужебного достояния отцов и песнопевцев Церкви как Литургического богословия, мы встречаемся только во второй половине XX столетия — особенно отчетливо она представлена преосвященным Вениамином (Миловым) ².
Разбирая чинопоследование вечерни, утрени и других частей богослужения Православной Церкви, изложенное в различных богослужебных книгах, преосвященный Вениамин, касаясь трудов святых песнописцев, весьма обстоятельно излагает значение тех или иных произведений, которые, будучи посвящены различным спасительным догматам нашего православного исповедания, и в наше время имеют непосредственное отношение к жизни, подвигу и великому делу спасения каждого из членов Церкви — как мирянина, так и инока.

Автор “Чтений по Литургическому Богословию” отдает дань как отдельным отцам, так и их различным произведениям, то бегло, то более подробно касаясь тех основных богословских положений, которые в них раскрываются. Эти-то положения и составляют живую ткань предмета Литургического Богословия.

В наших опытах разбора богослужебного достояния православной Церкви мы пошли по пути исследования отдельных творцов этого великого достояния — с уяснением как отдельных богословских истин, являющихся предметом воспевания этих отцов, так и возможного понимания индивидуальности каждого из преподобных песнопевцев, обогативших в меру своих дарований сокровищницу православного Богослужения.

Тем плодотворней было бы, по нашему разумению, сопоставить между собой различные подходы к изучению православной Литургии; рассмотреть труды отдельных церковных песнопевцев со стороны их значимости как литургистов-богословов, иными словами, — со стороны участия каждого из церковных песнописцев в созидании Литургического богословия.

Православное богослужение содержит силу в своем непосредственном воздействии на человеческую душу, и потому анализ этого воздействия, возможно, и не является безусловным, как безусловно само священнодействие Богослужения. Вместе с тем исследование источников, тех живых кладезей, которые питают это Безусловное, не может быть признано излишним, тщетным.

Каждый, кто молится в храме, кто возлюбил церковную доброту, красоту святого богослужения, тем самым сегодня уже причастен Литургическому богословию. Он учится и учит, как мудрствовать, как проходить жизненное поприще с помощью молитв и славословий тех столпов Духа, которые посвятили свои силы и жизнь служению Церкви, устрояя чин ее Божественного Богослужения.

Одним из таких столпов Духа, одним из наиболее ранних и пламенных деятелей на поприще песнотворчества, несомненно является преподобный Андрей, архиепископ Критский, песнописец VII и начала VIII века.

Преподобный Андрей Критский жил и писал в том периоде Византийской церковной поэзии, который признается профессором И. А. Карабиновым порой ее расцвета и обнимает время с V по IXвек ³. Этот расцвет начинается в восточной части Византии, в Сирии, откуда позднее церковная поэзия движется на запад; в частности, в Константинополе тогда увеличивается количество песнописцев.

По мнению архиепископа Филарета Черниговского, период, в которой жил и творил преподобный Андрей, наполнен бедствиями, которые святая Церковь терпела от ислама, монофизитства и монофелитства. Период этот преосвященный Филарет определяет сроками от 620 до 850 года ⁴. Преподобный Андрей Критский жил в начале означенного периода, когда усилилось развитие ислама.

Творчество святителя Критского предваряет труды таких песнопевцев Церкви, как преподобный Иоанн Дамаскин и Косма, епископ Маиумский, которые творили преимущественно в середине и конце VIII века.

Жизненный путь преподобного Андрея Критского

Преподобный Андрей родился в VII веке в Дамаске, где и получил домашние образование. Как рассказывается в Четиях-Минеях святителя Димитрия Ростовского и в труде С. Булгакова, преподобный Андрей был нем до 7 лет и получил дар слова после приобщения Святых Христовых Таин ⁵. На 14-м году жизни преподобный Андрей ушел из родительского дома в Иерусалимскую обитель святого Саввы. Здесь он скоро становится письмоводителем при дворе правителя Иерусалимской патриархии Феодора, продолжая строгую подвижническую жизнь. В 679 году он вместе с двумя другими доверенными Иерусалимской патриархии направляется в Константинополь на VI Вселенский собор и привозит оттуда список определений Собора. У святителя Димитрия есть указание, что на этот Собор преподобный Андрей был послан в чине архидиакона, тогда как преосвященный Филарет свидетельствует, что преподобный Андрей был вторично вызван в Константинополь патриархом Константинопольским и там посвящен им в диакона великой Софийской Церкви ⁶. Вместе с тем подвиги, которые положил в Иерусалимской обители преподобный Андрей, ревностное изучение им там Слова Божия и писаний святых Отцов навсегда сохранили за ним именования Иерусалимлянина. При церкви Святой Софии преподобному Андрею была поручена патриархом Константинопольским должность питателя сирот. В Четиях-Минеях указывается кроме того, что преподобный Андрей был также служителем болящих и попечителем странников.

При Юстиниане II преподобный Андрей поставляется архиепископом Критским и ревностно проповедует слово Божие своей пастве. Его молитвы спасают Крит от нашествия сарацин, о чем свидетельствует сам святитель в Слове на обрезание Господне: “Так оставаясь православными, избегли мы страха языков и острова прияли спасение”. Известны и многие другие чудеса пастыря Критского. В засуху по его молитвам ниспосылался дождь, и верные ограждались от бед его предстательством.

Преподобный Андрей жил долго. Имеются свидетельства, что он приносил похвальные слова святым, уже убеленный сединами. Есть и в словах его Великого канона указания на то, что это произведение пастырь Критскй писал в преклонном возрасте. В 712 году преподобный Андрей, возвращаясь с Константинопольского собора, куда он ездил по церковным делам, почувствовал, что не доедет обратно на Крит, заболел на острове Мителена и скончался в г. Иерис. Свидетельством долгой подвижнической жизни остались его творения, — его, по слову святителя Димитрия Ростовского, медоточные глаголы.

Творения преподобного Андрея

Наследие преподобного Андрея Критского обширно. Профессор И. А. Карабинов в своем основательном исследовании Постной Триоди считает, что всех канонов пастыря Критского по древним ирмологиям насчитывается до 70-ти. Он указывает, что песнотворческая деятельность преподобного Андрея очень мало изучена ⁷.

Преосвященный Филарет Черниговский различает в песнотворческом наследии Критского пастыря различные формы произведений ⁸.

1. Песни Богословские. К ним относятся:

а) Трипеснцы на повечерии недели Ваий и первых четырех дней Страстной Седмицы.
б) Каноны:
на воскрешение Лазаря,
на неделю Мироносиц,
на преполовение Пятидесятницы,
на рождество Иоанна Предтечи.
в) Стихиры самогласные:
на Сретение Господне,
на Воздвижение Креста Господня,
на Рождество Христово.

2. Песни в честь Богоматери:

канон на Рождество Богородицы,
канон на зачатие святой Анны (9 декабря).

3. Песни в честь Апостолов:

стихиры святым апостолам Петру и Павлу,
стихиры святому апостолу Андрею.

4. Песни мученические:

каноны святым Маккавеям,
канон Усекновению главы Иоанна Предтечи,
канон святым мученикам Трифону и Феофилу (23 июля),
канон святому священномученику Игнатию Богоносцу (20 декабря),
святым убиенным младенцам (29 декабря),
мученику Прову (12 октября),
великомученику Димитрию (26 октября).

Однако, наряду со всеми упомянутыми произведениями преподобного Андрея наибольшую известность дал ему его Великий канон, которой положен Святой Церковью к чтению на утрени четверга 5-й недели Великого поста, а также по частям на великом повечерии в первые четыре дня первой седмицы святой Четыредесятницы.

Архиепископ Филарет Черниговский утверждает, что во время жизни преподобного Андрея Критского именования канона как такового не имелось; Великий канон назывался стихирою или “стихирами Святоградца” (напомним, что за преподобным Андреем сохранилось имя Иерусалимлянина), а также “последо­ванием песней Святоградца”. Эта великая стихира преподобного Критского пастыря лишь позднее приобрела форму канона. При этом были написаны тропари преподобной Марии, поскольку и самое чтение Великого канона положено на день ее памяти на утрени в четверток 5-й седмицы Великого поста.

Это преобразование великой стихиры Святоградца в форму канона преосвященный Филарет Черниговский относит к трудам преподобного Иоанна Дамаскина ⁹, в то время как более поздний исследователь песнопевцев профессор И. А. Карабинов связывает эту работу с именем преподобного Феодора Студита ¹⁰. Ирмосы песен Великого канона преподобный Андрей брал, по-видимому, непосредственно из библейских песен, причем не опускал 2-й песни, которая имеет непосредственное отношение к глубокому чувству покаяния, чему посвящен и весь Великий канон.

Кроме перечисленных произведений Критского пастыря, И. А. Карабинов относит к его трудам канон в среду сырной седмицы, указывая также, что многое из его произведений находится в рукописях, и упоминает, что несколько самогласных стихир на неделю Ваий, Великий четверток и Пяток также принадлежат перу преподобного Андрея Критского ¹¹. Преосвященный Филарет Черниговский говорит, что в рукописях находятся каноны преподобного Андрея на исход души и канон покаянный 6-го гласа ¹².

Исследователи творчества пастыря Критского единогласно признают, что произведения его были чрезвычайно пространны и позднее сокращались. Сокращены и трипеснцы, несмотря на их высокое достоинство. Имеются сокращения и в 9-й песни Великого канона. В практике церковного Богослужения многие каноны святого Андрея Критского со временем были заменены появившимися позднее канонами преподобных Космы Маиумского и Иоанна Дамаскина. Возможно, что одной из причин этой замены было то, что каноны преподобного Андрея были чрезвычайно пространны.

Воскрешая образ преподобного пастыря Критского в своем “Историческом обзоре песнопевцев… греческой Церкви”, преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский, говорит, что в его произведениях отмечается “основательное знание и богатство учености, речь приятная и стройная” ¹³. В другом своем произведении преосвященный Филарет характеризует преподобного Андрея прежде всего как витию и церковного поэта. Он перечисляет большое количество его Слов (до 20) на Великие господские и богородичные праздники, упоминает и о стихах, которые написал преподобный архидиакону Агафону в благодарность за доставленное ему архидиаконом описание деяний VI Вселенского Собора. В этих стихотворениях наиболее значительными преосвященному Филарету представляются слова Критского пастыря: “Два во Христе действия, — два в Нем хотения”. Это утверждение преподобного Андрея очень важно как его мнение против распространенной в то время монофелитской ереси ¹⁴.

Ссылаясь на издание проповедей преподобного Андрея Комбефизом и Дюпеном, преосвященный Филарет с большим удовлетворением отмечает, что эти издатели, подобно ему самому, с похвалой отзываются о достоинстве произведений Критского пастыря “указывая в них украшения речи приятные, стройный состав, обилие чувствований, основательность мыслей богословских, высоту созерцаний таинственных” ¹⁵.

Следует также указать, что в своих чтениях по литургике профессор Московской Духовной Академии А. П. Голубцов, часто высказывающий критические замечания в адрес знаменитых церковных песнописцев, не делает таковых в отношении трудов преподобного Андрея Критского. Он говорит, что “со­ставители полных песненных канонов Иоанн Дамаскин и Косма Маиумский отмечают уже эпоху окончательной организации этого рода произведений и стоят на конце долгого пути, пройденного этою отраслью песнопения”. “Поднимаясь от них выше, — продолжает А. П. Голубцов, — мы встречаемся с именем Андрея Критского”. Он допускает, что Преподобный пользовался в качестве ирмосов особыми песнями “и по ним составлял свои строфы или тропари”. Вслед за преосвященным Филаретом Черниговским А. П. Голубцов говорит о Великом каноне преподобного Андрея, как о поэме ¹⁶. Из слов А. П. Голубцова о трудах Критского пастыря явствует глубокое уважение его к деятельности Преподобного.

Интересно, что и в новых исследованиях по истории Византии авторы, дающие разбор Византийской культуры, отзываются с большой симпатией о личности преподобного Андрея, говоря об “эмоциональной теплоте” его произведений ¹⁷.

Образ святителя Критского, подвизавшегося на удаленном от центров Византийской империи острове, умершего на пути, на другом острове при исполнении своего церковного послушания, вырисовывается с определенной отчетливостью из толщи многих веков. Еще отчетливей можно прочитать особенности души преподобного Андрея, его неповторимой индивидуальности, образ его миросозерцания и мироощущения в строках его божественных произведений.

Умерши в начале VIIIвека (712 г.), уже к концу этого века, когда дорабатывался преподобными песнописцами его Великий канон, он был уже канонизирован, и ему как святому были составлены тропари, в которых взыскуется его помощь и заступление перед престолом Божиим.

Великий покаянный канон: его история и особенности

Разбор песнопевческого достояния преподобного Андрея Критского несомненно следует начинать с наиболее прославленного его произведения — Великого канона. Это произведение, называемое в древних списках, как уже указывалось выше, стихирою святоградскою, поистине является особым. Оно содержит до 250 тропарей и, по мнению преосвященного Филарета Черниговского, первоначально не имело типичных ирмосов, не было отчетливо поделено на песни. Ирмосы песней в их современном звучании присоединил позднее преподобный Иоанн Дамаскин, а тропари в честь преподобной Марии Египетской и самого преподобного Андрея написаны также позднее преподобными братьями Феодором и Иосифом Студитами при приведении ими в порядок Триоди (согласно свидетельству Никифора Каллиста). Тропари в честь преподобной Марии имеют даже свой самостоятельный акростих ¹⁸.

Профессор Е. И. Ловягин при переводе богослужебных канонов с греческого языка на русский указывает, что Великий канон преподобного Андрея Критского заслуживает именования великого произведения не только по своему содержанию, но и по своей обширности. Если обычные каноны, свидетельствует профессор Ловягин, “заключают в себе около 30 песнопений или немного более, он (Великий канон) содержит в себе до 250 тропарей с ирмосами” ¹⁹.

В исследовании песнопевцев и песнопения Греческой Церкви преосвященный Филарет Черниговский дает глубокую оценку внутренним качествам Великого канона преподобного Андрея. “Великий канон, — пишет он — является таковым — не по числу только стихов, но и по внутреннему достоинству, по высоте мыслей, по глубине чувств и по силе выражений. В нем духовное око зрит события обоих Заветов в духовном свете” ²⁰. Это свидетельство преосвященного Филарета очень значительно, так как нам известно его весьма строгое суждение о многих богослужебных произведениях, подвергающихся его разбору. Тем более ценно указание маститого богослова на подлинно духовную ценность произведения преподобного Андрея, в котором “духовное око зрит события <…> в духовном свете”.

Другой серьезный исследователь Постной Триоди, профессор И. А. Карабинов называет Великий канон “покаянной автобиографией преподобного Андрея Критского”. Он считает, что Великий канон был составлен в последние годы жизни Критского пастыря, что это произведение было его покаянным трудом перед смертью ²¹.

С приведенными данными И. А. Карабинова согласуется мнение преосвященного Филарета Черниговского, который опровергает слова Никифора Каллиста о том, что Великий канон якобы принесен преподобным Андреем на VI Вселенский собор в 679–680 годах ²². Произведение это, несомненно, более позднего периода, и мнение И. А. Карабинова имеет все основания, так как в отдельных тропарях Канона действительно имеются указания, что он написан в старости.

В своем исследовании источников Постной Триоди профессор И. А. Карабинов вместе с тем отмечает, что Великий канон преподобного Андрея первоначально не имел связи с Четыредесятницей, что связь эта случайна ²³. Возможно, что Канон этот был принят святою Церковью для чтения в дни Великого поста позднее, но целый ряд исследователей, и в том числе профессор Е. И. Ловягин, находит в нем органическую связь с днями покаяния, положенными святой Церковью в дни Четыредесятницы. “Быв усвоен особенно времени покаяния, — пишет он, – этот Канон совершенно соответствует сему времени своим содержанием, своим духом и направлением, по которому он справедливо называется иначе каноном покаянным или умилительным” ²⁴.

О том же свидетельствует сама святая Церковь словами Синаксария Триоди на утрени четверга 5-й седмицы, указывая, что Канон этот исполнен неисчетным умилением: “умиление неисчетно имущ”, что он “поущает <…> всякую душу, еликим убо благим повести ревновати и подражати по силе, еликих же злых отбегати, и присно к Богу востекати покаянием, слезами и исповеданием и иным яве благоугождением; обаче (сей Канон) толико есть широкий и сладкогласный, яко и саму жесточайшую душу доволен умягчити и к бодрости благой воздвигнути, аще точию с сокрушенным сердцем и вниманием подобным поется” ²⁵.

Очевидно, отсюда мы должны признать, что если Великий канон святого Андрея Критского и является его покаянной автобиографией, то его преподобный автор несомненно думал и о душах человеческих, как пастырь и епископ, располагая верующих во Христа ко спасительному и животворному покаянию в дни Великой Четыредесятницы.

Преосвященный Филарет Черниговский в своем большом труде “Историческое учение об отцах Церкви” уделяет большое внимание оценке Великого канона преподобного Андрея Критского. Он указывает, что хотя этот Канон написан не стихами, а прозой, по тону своему он является “самым высоким произведением поэзии” ²⁶. В тропарях Канона, по преосвященному Филарету, “много <…> чувства живого, глубокого, святого, так много образов и образов не мечтанием созерцаемых, а мыслию верною! <…> одна мысль дает разнообразию частей стройный состав, мысль о нужде обращения к Богу для души грешной; одно чувство проникает во все части целого — чувство сокрушения. Духовное око поэта зрит события обоих Заветов в свете веры; лица святой истории то представляют ему образы духовной жизни, то примерами падения возбуждают к строгому подвигу; в том и другом случае изображают тайны внутренней жизни <…> Так святой Андрей зрит на священную историю оком древности, озаренной светом откровения! Но у него все более в движении чувство — чувство, занятое скорбью о грехе и гибели страстей; при первой мысли о том или о другом душа его вся обращается к своему состоянию, вопиет к Господу о милости и только по временам восторгается сладким упованием на Бога в Христе Иисусе” ²⁷.

При разборе Великого канона профессор И. А. Карабинов усмотрел определенную структуру в каждой его песни. Так, он утверждает, что преподобный Андрей в первой части каждой из песней беседует со своей душой, а во второй — обращается с воплем к Богу о помиловании. И. А. Карабинов отмечает, что в песнях Канона не всегда сохранена точная библейская хронология. Так, преподобный Андрей говорит о всемирном потопе после упоминания о гибели Содома и Гоморры. И. А. Карабинов указывает также, что библейские повествования даются в первых восьми песнях Канона, тогда как новозаветные — только в девятой ²⁸.

Однако изучение Великого канона Андрея Критского в переводе профессора Е. И. Ловягина позволяет обнаружить, что во всех песнях Канона, начиная с самой первой, где повествуется о создании человека и его грехопадении, есть тропари, полностью построенные на новозаветных откровениях, касающихся законов новозаветной благодати. Уже в первой песни преподобного Андрея захватывает образ кающегося блудного сына, а также образ доброго самарянина ²⁹.

Строение Великого канона

Намерение рассмотреть Великий канон преподобного Андрея Критского побуждает нас изучить его как со стороны его внешнего построения, так и с точки зрения особенностей его внутреннего содержания. Великая святоградская стихира, или Великий канон преподобного Андрея при его обширности имеет вместе с тем отчетливо выраженную структуру. Преподобный пастырь начинает свое исповедание Богу, как бы раздумывая над делами своей жизни, и сразу же встает на путь спасительного покаяния и приношения Богу покаянных слез. Это раздумье дается как бы от лица самого Преподобного, так и от лица всех людей, обретающихся пред Богом в акте спасительного самовоззрения и самоанализа. Святой Андрей находит такой образ обращения к Богу, что в глубокой христианской любви своей словно берет каждую человеческую душу, вместе с ней вздыхает о неправдах жития и вместе с ней ищет, просит выхода.

Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний, — слышим мы первые слова первого тропаря Канона вечером в первый день Великого поста. Мы ждем этих слов, глубоко вздыхаем вместе с преподобным творцом Канона и вместе с ним уходим в глубину его размышлений Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию, — продолжает Преподобный, но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление ³⁰.

Это — начало, как бы введение ко всему последующему произведению. Еще один тропарь, приглашающий душу человека с его телесным составом человека исповедаться Богу, — и преподобный Андрей начинает свои библейские аналогии, прилагая их к состоянию человеческой души. Сказания Ветхого Завета в устах Преподобного полны раздумья над сущностью человеческих дел, они постепенно с большой глубиной, состраданием и любовью предносятся, предлагаются кающейся душе.

При вникании в основу покаянных воздыханий Преподобного становится очевидным, что он не торопится изложить библейскую историю. Коснувшись того или иного события, он может вернуться к нему позднее, как бы с другой стороны, чтобы сделать свое покаяние, свое раздумье над природой человека всесторонним, неспешным, подлинным. Вероятно, поэтому у профессора И. А. Карабинова могло создаться впечатление, что преподобный Андрей не всегда выдерживает порядок ветхозаветной истории ³¹. Преподобный творец Канона, в целом придерживаясь хронологии, находит необходимым временами опять и опять повторить внутренний урок, извлеченный из того или иного уже изложенного события.

Так, в первой песни Канона, сказав в начале о преступлении первозданного Адама (тропарь 3), позднее (в тропаре 10) ³² он возвращается к мысли о творении человека Богом, чтобы опять, размыслив о величии данных человеку даров, склонить его к покаянию.

Брение Здатель живосоздав, вложил еси мне плоть и кости, и дыхание, и жизнь, — говорит Преподобный в 10-м тропаре, — но о, Творче мой и Избавителю мой и Судие, кающася приими мя ³³.

Мало того. Уже в первых песнях Канона — там, где ему недостает одних ветхозаветных подобий, — он свободно обращается к словам и образам Новой Благодати и смягчает, умиряет свою исповедь новозаветными образами, чтобы позднее опять перейти к воспоминанию о библейских событиях. Таких новозаветных отступлений в одной первой песни можно насчитать до пяти-семи тропарей. Этот факт говорит против мнения тех исследователей Великого канона Андрея Критского, которые считали, что его новозаветная часть начинается только с 9-й песни.

Таким образом, для структуры основной части Великого канона характерно свободное использование новозаветных обращений ко Христу Спасителю на фоне главенства ветхозаветных размышлений, с удержанием основных пунктов хронологии. Характерны также многократные возвращения к уже высказанной ранее мысли или факту для того, чтобы углубить их осмысление или придать им иное, необходимое для течения мысли содержание.

Отметим далее, что, выстраивая Великий канон как единое целое, преподобный Андрей вначале всего несколько раз обращается к свей душе, а во всем объеме возвращается к этому приему только после второго ирмоса второй песни. Здесь это взывание к душе (душе, душе моя, многогрешная душе, душе окаянная) возрастает и учащается, сохраняясь на протяжении целого ряда песней ³⁴. Здесь же наряду с обращением к душе, нарастает и пафос, глубина покаянных воздыханий, которые, по нашему представлению, достигают своего наивысшего развития в 7-й песни Канона.

Согреших, беззаконовах и отвергох заповедь Твою, яко во гресех произведохся и приложих язвам струпы себе, но Сам мя помилуй, яко благоутробен, отцев Боже. Это звучит уже в первом тропаре 7-й песни, усиливаясь к ее окончанию ³⁵.

К концу Канона покаянные вопли как бы облегчаются. Здесь чаще появляются строки Нового Завета. Сам Преподобный говорит об этом отчетливо в 12-м тропаре восьмой песни: Ветхого Завета вся приведох ти, душе, к подобию… Еще более утвердительно высказывается он о том же во 2-м тропаре последней девятой песни: Моисеево приведох ти, душе, миробытие и от того все заветное писание… Остальные тропари Канона связаны уже только с событиями Нового Завета ³⁶.

Впрочем, в согласии с высказанной нами мыслью о том, что преподобный Андрей находил необходимым на протяжении всего Канона по ходу основного ветхозаветного сказания обращаться к новозаветным мыслям, мы читаем в 19-м тропаре 4-й песни: Чашу Церковь стяжа ребра Твоя живоносная, из них же сугубая нам источи токи, оставления и разума, во образ древняго и новаго двоих вкупе Заветов, Спасе наш. Эти оба Завета содержит Преподобный в душе своей все время по ходу написания Великого канона. Они необходимы ему для последовательного развития его богословия об оставлении прегрешений и приобретения духовного разума ³⁷.

Кончается Великий канон мирными новозаветными строками человеческого сердца, принесшего покаяние. Здесь опять исповедание милосердия Божия и духовной нищеты человека, который ее приносит Богу как приятную жертву. Достойных покаяния плодов не истяжи от мене, — вздыхает в предпоследнем тропаре 9-й песни преподобный Андрей, — <…> сердце мне даруй присно сокрушенное, нищету же духовную, да сия Тебе принесу, яко приятную жертву, едине Спасе. Преподобный просит Христа призреть на него милостивым Его оком, и ущедрить его паче всякого естества человеча согрешивша (последний тропарь) ³⁸.

Такова структура Великого канона. Он имеет вступление, развитие основной темы покаяния, которая восходит к своему кульминационному пункту, и свое завершение в мирных тропарях новозаветных мыслей надежды и веры в Искупителя.

Образный строй Великого покаянного канона

При продолжении разбора Великого канона с его внешней, структурной стороны нам представляется необходимым остановиться на стиле всего произведения, дать с этой точки зрения характеристику как всего произведения в целом, так и отдельных, присущих автору Канона выражений, им наиболее часто употребляемых.

Мы должны полностью подтвердить мнение преосвященного Филарета Черниговского, называющего преподобного Андрея Критского поэтом церковным. Для нас представляет также большое значение мнение преосвященного о том, что хотя тропари Великого канона писаны не стихами, а прозою, “но по тону своему они — самое высокое произведение поэзии” ³⁹. Действительно, тропари преподобного Андрея полны неизъяснимой духовной сладости. В них форма и смысл, образ внешний и внутренний, сочетаясь необычайно удачно, помогают излагать законы духовной жизни.

Вместо Евы чувственныя мысленная ми бысть Ева во плоти страстный помысл, показуя сладкая и вкушаяй присно горького напоения, — изрекает преподобный поэт уже в первой песни Канона. Этот образ свободно принимается сердцем, и так же свободно ведет его к жажде и необходимости покаяния ⁴⁰.

Почти в том же размере и в том же состоянии духа преподобный Андрей показывает грех: В нощи житие мое преидох присно, тма бо бысть и глубока мне мгла нощь греха; но яко дне сына, Спасе, покажи мя (песнь 5) ⁴¹. В душе подолгу живут (и животворят ее) отдельные строки тропарей, сохраняясь в благодарной памяти: яко миро, приме, Спасе, и моя слезы (песнь 2) ⁴². Иногда это краткие образные новозаветные предложения, которые способны поднять, поддержать дух: Ты еси, сладкий Иисусе, Ты еси Создателю мой, в Тебе, Спасе, оправдаюся (песнь 3) ⁴³. Или такие тонкие выражения, как медленное по ритму и печальное размышление преподобного Андрея: Исчезоша дние мои, яко соние востающего ⁴⁴, — и душа молит о продлении жизни, подобно Езекии. Этот образ проходящих дней, которые подобны сновидению пробуждающегося, очень глубок. Он западает в душу, он может подействовать на все существо человека сильнее, чем громкие и грозные фразы о борьбе со грехом.

Вся помрачися доброта, — говорит в другом месте Преподобный, — и страстьми угасися, Спасе, свеща ⁴⁵. Свеча, угасшая от неправды, от греха человеческого! Какой тихий, почти безмолвный образ — и вместе с тем образ, исполненный действенной силы… И страстьми угасися, Спасе, свеща. Так умеет преподобный Андрей привлекать душу к покаянию!

Поэзия преподобного Андрея достигает особых высот, когда краткое, образное предложение наполнено глубочайшим внутренним смыслом. Иже первее на престоле, наг ныне на гноище гноен, — говорит святитель Андрей о праведном Иове, — многий в чадах и славный, безчаден и бездомок напрасно; палату убо гноище и бисерие струпы вменяше ⁴⁶.

Не только в дни Великого поста, когда читаются эти пророческие слова преподобного Андрея, но и в различные периоды жизни, когда для человека наступают черные дни, как спасительно вспомнить, что, находясь в духе и перенося скорби, можно дойти до такого состояния, когда ты способен принимать свое гноящееся ложе за палату, а струпы тела за драгоценные камни! Кто способен подняться до такого состояния? Но преподобный Андрей уверяет нас, что подобное состояние возможно. И как кратко выразил это состояние пастырь Критский — всего несколькими словами: палату убо гноище и бесерие струпы вменяше.

Нам не достанет времени коснуться всех наиболее изумительных и сильных образов в Каноне преподобного Андрея. Может быть, стоит упомянуть только еще один тропарь, который был выписываем подвижниками нашей русской Церкви и сохранялся ими в памяти (а, может быть, и заучивался наизусть). Рука нас Моисеева да уверит душе, — гласит этот тропарь, — како может Бог прокаженное житие убелити и очистити, и не отчайся себе, аще и прокаженна еси ⁴⁷. Здесь кратко дана библейская история о чудесах пророка Моисея; но это древнее чудо сведено к чуду животворного покаяния. И с какой заботливостью, даже нежностью поддерживает преподобный Андрей кающуюся душу, как оберегает ее от злого отчаяния. И не отчайся себе, аще и прокаженна еси.

Изучение внешней стороны Великого канона предпринято нами с тем, чтобы показать, каким сокровищем высокой поэзии обладает святая Церковь, на каком твердом и славном основании покоится здание ее Божественной службы, какие гениальные строки вложены в ее присноживопитание души человеческой!

Все творения преподобного Андрея Критского и особенно его Великий канон есть высокое и безупречное произведение человеческого духа. Слова преподобного Андрея — те же, что слова величайших писателей мира, и они ложатся на душу спокойно и мирно, соделывают ее терпеливой и зрячей и одновременно поставляют перед Содетелем всяческих, Который Тих и Любовен и беседует с душой человеческой образом драгоценных камней страждущего Иова, знаком свечи, образом излиянного мира и слез или исцеленной от проказы руки Моисеевой.

В творениях преподобного Андрея все исследователи литургики минувших веков отмечают этот естественный, мирный ход мысли, свободу выражения сложных состояний внутренней жизни при большой сладкозвучности самой речи. В славянском переводе, который является совершенным подобием исходного греческого текста, эта своеобразность слова и слога передается и сохраняется особенно полно. Следует отметить, что все исследователи песнопений греческой Церкви отмечают эту свободу в построении фраз и легкость восприятия слога преподобного Андрея, чего нельзя сказать о более поздних церковных песнописцах, когда при написании канонов стихами с использованием акростихов имело место искусственное построение фраз, что иногда весьма затрудняло понимание.

Некоторых больших русских писателей захватили отдельные речения Великого канона. Они строили на них строгий и часто трагичный рисунок своих повестей (А. И. Куприн) ⁴⁸. В жизни церковных людей нашего века бывают такие ситуации, особенно если это случается в дни Великого поста, когда только речения Великого канона дают душе выход из тяжелых внешних и внутренних обстоятельств. Тогда такой человек, спасаясь в лоне Христовой Церкви, восклицает вслед за преподобным Андреем: Пристанище Тя вем утишное, Владыко, Владыко Христе: но от незаходимых глубин греха и отчаяния мя предварив избави ⁴⁹.

У преподобного Андрея, если останавливаться на внешней стороне Великого канона, имеются некоторые излюбленные выражения и образы. Так, чаще других эпитетов в приложении ко Христу Преподобный любит употреблять слова милостивый, милосердный. Вонми ми, Боже Спасе мой, милостивым Твоим оком ⁵⁰ или вем, яко человеколюбец еси: наказуеши милостивно и милосердствуеши тепле, слезяща зриши и притекаеши, яко Отец, призывая блудного ⁵¹. Часто преподобный отец говорит и об умилении, в которое душу человека вводят приводимые им слова писаний ⁵².

Очень любит преподобный Андрей образ Евангельской драхмы. К нему он обращается в различных песнях Канона. Юже, яко иногда драхму, взыскав, обрящи ⁵³, — говорит он во 2-й песни. Здесь для преподобного Андрея дорого, чтобы была обретена погибшая драхма, кающаяся человеческая душа. Аз есмь, Спасе, юже погубил еси древле Царскую драхму, — вопиет Преподобный в 6-й песни Канона, — но вжег светильник предтечу Твоего, Слове, взыщи и обрящи Твой образ ⁵⁴. Преподобному дорога погибшая драхма как извечный образ Божий в человеке.

Дорог также преподобному поэту образ белого снега. Где созерцал снег преподобный Андрей, на вершинах каких гор? Живя в Палестине и на острове Крит, он вряд ли видел снежный покров на земле. К горному снегу обращает свой взор Преподобный. Омый, очисти, покажи, Спасе мой, паче снега чистейша, — вопиет Преподобный в 15 тропаре 4-й песни Канона ⁵⁵, а в 5-й песни молит: Омый мя, Владыко, банею моих слез, молю Тя, плоти моея одежду убелив, яко снег ⁵⁶.

Воистину здесь вспоминаются слова святителя Димитрия Ростовского о “медоточных словесах” преподобного Андрея: “от лицезрения <…> его, — пишет святитель Димитрий, — и медоточных глаголов всяк услаждашеся и исправляшеся, того ради стекахуся к нему ищущии спасения душам своим”. Мнение святителя Димитрия о том, что Господь, в детстве исцелив немоту преподобного Андрея, соделал его проповедником Слова, выражено в первых строках его жизнеописания: “Христос Сын Божий из уст сего немотствовавшего отрока <…> «совершил» <…> Себе хвалу” ⁵⁷.

Вот те краткие указания, которые мы считаем необходимым сделать по ходу изучения стиля великого произведения преподобного Андрея Критского — его Великого канона. Несомненно, изучение стиля могло бы быть представлено значительно более подробно, но в данном разборе оно не является самодовлеющим. Нам представлялось вместе с тем необходимым не пройти мимо структуры и стиля этого неповторимого произведения церковной поэзии и письменности.

Великий канон — путеводитель в духовном восхождении

Несомненно, что наряду с разобранными нами выше внешними достоинствами труда преподобного Андрея Критского основную ценность представляют его внутренние качества и прежде всего — руководство Великого канона к внутреннему возрождению души человеческой. По ходу изложенных нами выше соображений мы, естественно, касались этого внутреннего содержания покаянного воздыхания преподобного Андрея. Здесь же мы остановимся на этом как основном, ибо и самый Канон написан ради этого внутреннего его отношения к жизни человека.

Прежде всего необходимо тщательно всмотреться в то основное, на что направлены помыслы преподобного составителя Канона, а цель его как подвижника, инока, естественно, — внутренняя духовная жизнь. Руководство к ней и жизнь в духе есть, по известному выражению, “наука из наук и художество из художеств”.

И мы замечаем, что преподобный Критский пастырь вводит душу человека в эту науку и в это художество с присущей его личности последовательностью, мягкостью, искренностью. Он не хочет отпугнуть душу, которая несет на себе печать и язвы греха, а тихо раскрывает несчастье этих язв, этого греха и убеждает в том, как прекрасна жизнь в Боге, какое великое милосердие ожидает душу, возжелавшую Бога, но одновременно и не скрывает, что путь этот — деятельное и совершенное покаяние.

Вначале преподобный Андрей только констатирует состояние души, которая ушла далеко от Бога, спокойно и ясно объясняет, чего она лишается. Авелеве, Иисусе, не уподобихся правде, дара Тебе приятна не принесох когда, ни деяния Божественнаго, ни жертвы чистыя, ни жития непорочнаго ⁵⁸. Только это утверждение, только указание на то, чего нет у человека, только желание показать, как душе хорошо, когда у нее есть и дар приятен, и жертва чистая, и непорочное житие… Здесь — еще ни одного покаянного возгласа: душу надо привлечь к красоте Божественной жизни, не запугать, не удалить ее.

Далее Преподобный развивает мысль о том, что Господь не войдет в суд с кающейся душой, взвесит все ее неправды, но презирая лютая, спасет человеческую душу (песнь 1-я) ⁵⁹. И только позднее, когда душа возымеет доверие к ведущему ее доброму и милостивому пастырю, преподобный Андрей со всей откровенностью приступает к обнаружению духовных язв, к покаянию, которое воистину соделывается таинством.

Уязвихся, уранихся, — вопиет преподобный песнописец вместе с душой, которую взял на свои плечи, — се стрелы вражия, уязвившия мою душу и тело, се струпы, гноения и омрачения вопиют раны самовольных моих страстей (песнь 2-я) ⁶⁰. Дальше сугубость покаяния нарастает. Преподобный говорит вместе с кающейся душой, что он сам — тот человек, который более всех грешен: несть… иже согреши в человецех, егоже не превзыдох прегрешеньями (песнь 3-я) ⁶¹.

Далее душе показывается возможность спасаться от содомского греха: горе в Сигор ⁶². А дальше мы слышим уже подлинные покаянные вопли; человек введен, он входит в благодать покаяния. Отсюду осужден бых, — свидетельствует преподобный Андрей уже в 4-й песни, — отсюду и препрен бых аз окаянный от своея совести еяже ничтоже в мире нужнейше: Судие, Избавителю мой и Ведче, пощади, и избави, и спаси мя, раба Твоего ⁶³. Преподобный пастырь Критский доходит здесь до всечеловеческой трактовки греха, он говорит о суде совести, которая строже всего (нужнейше) в мире и исторгает у кающегося сознательный глубокий голос покаяния: пощади… избави… спаси.

Преподобный песнописец действует здесь в согласии с тем законом Христовым, который начертан был в его сердце, с теми заповедями Спасителя, которые были открыты человеку в Нагорной Проповеди; и первой заповедью было смирение сердца, нищета духа: Блажени нищие духом (Мф 5:3; Лк 6:20). Только приведя душу человека к состоянию этой блаженной нищеты, преподобный Андрей может вести ее дальше по лествице Евангельских добродетелей.

В нашей отечественной аскетической литературе много внимания уделял учению о Евангельских добродетелях, о их последовательности святитель Игнатий Брянчанинов. “Нищета духа, — пишет святитель Игнатий, — блаженство, первое в Евангельском порядке, первое в порядке духовного преуспеяния, первое состояние духовное, первая ступень в лествице блаженств”. “Нищета духа, — пишет Святитель далее, — соль для всех духовных жертв и всесожжений. Если они не осолены этой солию, — Бог отвергает их”. “Такое состояние — дар благодати, — заключает преосвященный Игнатий, — действие благодати, ее плод, а потому и блаженство” ⁶⁴.

Итак, нищета духа, смирение сердца есть первая Евангельская заповедь Христова, но она содержит в себе и все последующие добродетели. Недаром сказано Христом, что все Небесное Царство уже принадлежит смиренным, нищим духом людям. Блажени нищие духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф 5:3). Вот к этому-то состоянию и ведет своим Великим умилительным покаянным каноном преподобный Андрей; ведет, показывая шаг за шагом, каково должно быть покаяние. Таким образом, он становится, вместе с другими преподобными отцами, учителем этого спасительного подвига.

И в самом деле, доведя душу до деятельных, глубоких вздохов покаяния, в той же 4-й песни Канона, несколько ниже преподобный Андрей говорит уже и о ступенях последующих добродетелей: Дванадесяте патриархов великий в патриарсех детотворив, — пишет он, — тайно утверди тебе лествицу деятельного, душе моя, восхождения, дети яко основания, степени яко восхождения, премудренно подложив ⁶⁵.

Здесь приходит на память классический аскетический труд Лествица преподобного Иоанна Лествичника, где подробно разбираются все состояния человека на его пути к Богу по лествице восхождения добродетелей ⁶⁶. Сравнительно близкие по временам своего жития, преподобные Андрей и Иоанн имели и близкие понятия о законах духовной жизни. Каждый из Преподобных схожим образом предлагал путь духовной жизни. Представление о духовной жизни, которая может быть уподоблена лестнице восхождения, доводится преподобным Андреем до слуха всех молящихся, поскольку его произведение есть богослужебное песнопение. Лествица преподобного Иоанна известна, главным образом, только инокам. Но — благодарение Богу за то, что через труд преподобного пастыря Критского законы внутренней жизни становятся известными большому кругу присутствующих в храме.

Покаянные вздохи усугубляются, как мы указывали выше, к 7-й песни Канона, где они достигают своего крайнего выражения, где преподобный Андрей говорит о скотских похотях человека, тяжчайших делах, о его страстных и любосластных стремлениях. Житие человека преподобный Андрей называет в этой песни проклятым, говорит о мерзости страстей, о сладострастиях скверных, об умножении негодований, но одновременно все больше и больше в покаянные строки Канона проникают звуки Нового Завета, и покаяние человека облекается опять духовными размышлениями ⁶⁷. Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи, — говорит тогда Преподобный, — да умыю и аз зеницы сердца и вижу Тя умно, Света превечна ⁶⁸. Какая милость во всем тропаре, и как чудно удалось сказать преподобному Андрею о зеницах сердца, очах сердца, его глазах. Этот образ хотя и идет от Преподобного из глубины VII века, вполне необходим нам, людям, доживающим век XX, он так же нов и животворящ для нас. Зеницы сердца...

Опять спокойно звучат строки Канона и просятся в душу мирные размеренные звуки, когда мы дальше слышим: Тайная сердца моего исповедах Тебе, Судии моему; виждь мое смирение, скорбь мою, и вонми суду моему ныне, и Сам мя помилуй, яко благоутробен, отцев Боже (песнь 7-я) ⁶⁹. Человек уже вошел здесь в свое делание покаяния; он открыл Богу свое самое глубокое, скрытое в нем самом, он сам произнес над собою суд и теперь, как бы очень утомившись от своего напряжения и труда, ждет помилования от благоутробного Бога.

И опять, теперь уже с некоей надеждой вздыхает душа, очищает себя от своих последних терний и в 8-й песни Канона взывает: Пощади, Спасе, Твое создание, и взыщи яко пастырь погибшее, предвари заблудшего, восхити от волка, сотвори мя овча на пастве Твоих овец ⁷⁰. В этом тропаре — уже полностью новозаветные образы. Ветхий Завет отошел, человек стал лицом к лицу перед своим Спасителем, он просит, чтобы ему войти в паству Доброго Пастыря, стать его спасенным новозаветным овчатем.

В 9-й песни — вдруг неожиданный, очень нежный образ, обращенный к святому Иоанну Предтече: Горлица пустыннолюбная, глас вопиющего возгласи, Христов светильник, проповедуяй покаяние. Преподобный ублажает святого Предтечу как светильник покаяния и кончает тропарь тем, что тоже проповедует покаяние, ту добродетеь, то чудо и таинство, которому он послужил, написав свой Канон. Зри, душе моя, — кончает он приведенный выше тропарь, — да не увязнеши в беззаконные сети, но облобызай покаяние ⁷¹.

Великий канон уже почти кончается, еще несколько стихов — и труд завершен, преподобный Андрей довел до конца исповедь своей жизни, введя и всех христиан в возможность и сладость исповеди и покаяния перед Богом. Уже совсем в конце своего произведения Преподобный только воскликнет, вспоминая благоразумного разбойника: Но, о Благоутробне, яко верному разбойнику Твоему, познавшему Тя Бога, и мне отверзи дверь славного Царствия Твоего ⁷². Так, по написании всего Канона Преподобный умолял, чтобы ему сравняться с разбойником.

Человек, вникающий в уроки преподобного Андрея, узнает начертанный ему путь спасения. Не призрачный, не гордый, не восхищающий явления внутреннего мира, а путь очищения своей души, путь покаяния, путь сознания своих неправд и отрицания их. Таким путем человек, утвердивший ноги свои на степени покаяния, может беспрепятственно двигаться и дальше по ступеням восхождения. Но даже и оставаясь на первой ступени, он не теряет ничего и имеет уже все Царство. Таково действие покаяния, которое становится подлинным таинством человеческой жизни, в результате чего человек приобретает непадательное смирение.

А о смирении как особом состоянии человека говорит преподобный Исаак Сирин, аскет и наставник монашества: “Смирись, и смирится тебе небо и земля” ⁷³. (Примирись сам с собою, и примирятся с тобою небо и земля.) Мы знаем также, что наш великий Достоевский, вникая в суть человеческих отношений на основе Евангелия, сказал: “Смирение… — страшная сила” ⁷⁴. Вот к этому состоянию покаяния, нищеты духовной и смирения ведет неуклонным путем исповедь преподобного Андрея Критского, начертанная в его Великом каноне.

В этом великом деле наставления людей церковных на путь непадательного смирения через вникание в нужды, слабости и падения человеков, в деле руководства их по пути покаяния, в указании им подлинных, а не призрачных духовных ценностей, мы усматриваем одно из существеннейших достоинств Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского, не теряющего своей силы и влияния до дней последнего века.

Публикация А. Беглова

Великий канон преподобного Андрея Критского и других его произведений в песнотворческом достоянии церкви* ⁷⁵

Окончание. Начало см. № 1(23) за 2000 г.

Богословские истины в Великом покаянном каноне

Преподобный пастырь Критский, посвятивший дни своей юности изучению Священного Писания и трудов святых Отцов, наряду с опытным знанием инока и возможностью руководства к основам духовной жизни, был одновременно и вдумчивым богословом, что не могло не отразиться в строках Великого канона, где он исповедывал дела своей жизни перед Богом.

Наряду со всем тем, что было изложено выше о великой святоградской поэме преподобного Андрея, в различных песнях Канона мы находим и замечательные высказывания преподобного пастыря-богослова. Это размышления — прежде всего в начальных песнях его великого труда — о значении, величии боготканной одежды, которою был облечен первозданный Адам. Это вздохи преподобного Андрея о том, что сотворил с первозданным Адамом прародительский грех, нарушение заповеди. Оскверних плоти моея ризу, — глубоко вздыхает Преподобный, — и окалях еже по образу Спасе, и по подобию ⁷⁶. Преподобным пастырем Критским с юных лет усвоено глубокое богословское представление об образе Божием в человеке и о том, когда он (человек) обретает подобие Богу. В своей великой стихире Преподобный не входит в детальный разбор этих истин, так как здесь он прежде всего — духовный и церковный поэт; но он не может и лишить свой поэтический труд основ понимания жизни и мира, Бога и человека.

К этому богословскому учению об образе и подобии Божием преподобный Андрей, будучи занят изложением других богословских положений, возвращается в своем Каноне нечасто, но эти глубоко усвоенные преподобным автором истины мы находим в отдельных тропарях 7-й и 9-й песней. Погребох образ Твой, — размышляет Преподобный в 19 тропаре ⁷⁷ 7-й песни, — и растлих заповедь Твою, вся помрачися доброта ⁷⁸.

Уже почти заканчивая Канон, преподобный Андрей считает необходимым опять вспомнить об основных законах творения применительно к подвигу Христову: Христос вочеловечися, — пишет он, — плоти приобщився ми, и вся елика суть естества хотением исполни греха кроме, подобие тебе, о душе, и образ предпоказуя своего снисхождения ⁷⁹. Здесь, по существу, Преподобный дает свое изложение догмата Богочеловечества Христова и говорит о богосыновстве человека, о его возможности подвигом Христовым воссоздать полученную при создании и утраченную полноту образа и подобия Божия.

В строках Великого канона смиренный пастырь Критский почти нигде не позволяет себе говорить о богословии как таковом, и мы нашли единственный тропарь в 6-й песни, где он употребляет это понятие: Кладенцы, душе, предпочла еси Хананейских мыслей, — изрекает Преподобный, — паче жилы камене, из негоже премудрости река, яко чаша, проливает токи богословия ⁸⁰. Здесь преподобный богослов несомненно разумеет Христа, Который есть Камень краеугольный (Мф 21:42; Мк 12:10; Лк 20:17). Это отчетливо видно из последующих тропарей той же песни, где Христос как раз и называется Камнем, ударив в Который, Моисей образно животворивая ребра Твоя прообразоваше.

Преподобный песнописец приводит образ ребр Христовых и выше, а в 6-й песни возвращается к этому речению. Такое повторение, как мы уже указывали, часто используется им. Ранее в 4-й песни ребра Христовы вспоминаются в связи с другим богословским рассуждением — о значении Ветхого и Нового Заветов. Чашу Церковь стяжа ребра Твоя живоносная, — поведал Преподобный, — из нихже сугубыя нам источи токи, оставления и разума, во образ древнего и нового двоих вкупе заветов, Спасе наш ⁸¹.

Здесь же, в 4-й песни, мы обнаруживаем больше всего богословских рассуждений Преподобного, выраженных в наиболее прекрасной, захватывающей форме. Необходимо, однако, сказать, что эти драгоценные перлы творчества преподобного Андрея касаются здесь как богословских, так и нравственных истин о месте и роли деяния и зрения, внешних трудов и внутреннего созерцания в духовной жизни человека. Вот эти сокровища творчества Преподобного.

Жены ми две разумей, — говорит святой пастырь Критский о женах патриарха Иакова, — деяние же и разум в зрении: Лию убо деяние, яко многочадную, Рахиль же разум, яко многотрудную; ибо кроме трудов ни деяние, ни зрение, душе, исправится ⁸². Восходя к возможности человека стать богословом, иметь разум в зрении, преподобный Андрей говорит о том, что проповедывал и раньше, когда выступал учителем духовной жизни, — о том, что здесь необходима последовательность: сначала труды покаяния, дела, и только потом — богословие, зрение, потому что — убеждает он — кроме трудов ни деяние, ни зрение исправится, совершится.

В следующем тропаре той же песни обретаем еще одно из драгоценных выражений преподобного Андрея. Душа Преподобного раскрылась. Как бы снимая ветхозаветный покров со своих только что изложенных мыслей о двух женах, он отчетливо печатлеет ход духовного восхождения человека: Бди, о душе моя, — изрекает он в этом тропаре, — изрядствуй, якоже <…> великий в патриарсех, да стяжеши деяние с разумом, да будеши ум, зряй Бога, и достигнеши незаходящий мрак в видении и будеши великий купец ⁸³. Здесь Преподобный говорит по существу об основном принципе богословия — его апофатизме, незаходящем мраке видения, в котором святые зрят Бога.

В этой же 4-й песни мы опять находим образ лествицы, о котором говорили в предыдущем разделе. Но если там он был отчетливым назиданием к последовательному прохождению добродетелей, то здесь образ лествицы относится к разбираемому Преподобным положению о сосуществовании деяния и зрения в ходе богословского постижения основ христианской жизни. Лествица, юже виде древле великий в патриарсех, — говорит преподобный Андрей, — указание есть, душе моя, деятельного восхождения, разумного восшествия; аще хощеши убо деянием, и разумом, и зрениемпожити, обновися ⁸⁴. Богословие, зрение, свидетельствует преподобный Андрей, находится на высоте лествицы и доступно только тем, кто имел деяние, деятельное восхождение, тем, кто жаждет, ищет обновиться.

Преподобный Андрей так высоко ставит возможность для человека прийти к боговидению через деятельное упражнение в покаянии, что в той же песни связывает высокое состояние зрения с деятельным покаянием. Воспряни, о душе моя, — восклицает он, — деяния твоя, яже соделала еси, помышляй, и сия пред лице твое принеси, и капли испусти слез твоих; рцы со дерзновением деяния и помышления Христу и оправдайся ⁸⁵. В дальнейшем ходе библейского повествования Канона эти отчетливые богословские высказывания преподобного Андрея будут встречаться реже, если не считать, что все его сладостные речения полны глубочайшего, хотя и смиренного, богословствования.

Так, в 5-й песни, поминая деяния пророка Моисея, преподобный Андрей опять не сможет удержаться, чтобы не сказать явно о глубинах духовной жизни: В пустыню вселися великий Моисей, — утверждает он, — гряди убо, подражай того житие, да и в купине богоявления, душе, в видениибудеши ⁸⁶. Он, как истинный отец иноков и пастырь, облеченный епископским званием, насколько изучил претрудный путь смирения и покаяния, насколько наставлял на спасительную нищету духа, настолько же и считал неправильным скрывать от своих пасомых те высокие горизонты, которые Господь открывает трудникам, нуждникам Своим (Мф 11:12 церк.-слав.). Поэтому для всех, кто шел смиренным путем, указанным Преподобным, открыта купина богоявления. Теперь пусть душа идет (гряди) к этой купине, даже внутрь нее, чтобы пребывать — после того, как Он явился душе, после того, как человек достиг купины богоявления, пришел к ней — в видении Бога.

Ниже, в 6-й песни даже только ради этих высоких истин святой Андрей предлагает человеческой душе спасать жизнь свою от тенет. Яко серна от тенет сохрани житие, — убеждает Преподобный, ссылаясь на слова пророка Иеремии, — вперивши деянием ум и зрением ⁸⁷. Здесь, хотя и сказано очень решительно о внутренней жизни, ее безусловности, ее необходимости — настолько, что только ради нее и следует спасать свое бытие, сохранять жизнь, — опять не упускается из виду закон последовательности подвига: сначала труды, деяние, а потом лишь зрение. При этом и труд деяния “окрыляет” ум ⁸⁸. Не говоря уже о том, что зрение — это высокий полет ума (noаj), всего умного состава человека.

Для нашего краткого очерка следует считать достаточным предпринятое нами изложение непосредственно богословских высказываний преподобного Андрея в строках его Великого канона. Мы могли убедиться, что для всей паствы преподобного Критского пастыря — и в то время, когда он жил, и сейчас, для всех молящихся за слушанием его Великого канона в дни святой Четыредесятницы — в его великой, мы бы сказали вселенской исповеди жизни, в речениях его умилительного покаянного Канона сохранены сокровища богословия.

Таким образом, если вспомнить сказанное в начале данного очерка, совершенно очевидно, что в великом труде преподобного Андрея сокрыто для нас и богатое наследство Литургического богословия, источники и сила которого поистине неисчерпаемы. Каждый верный, пьющий из этого источника, берет себе то, что ему наиболее дорого, наиболее сродно, что является не только его питием, но и пищей на пути его земного жития (ср. Рим 14:17). Так же, как красота церковного здания, как храм, ему потребны живые словеса святых, ведущие его к истинному пониманию своей земной жизни. И тогда не только рассуждения преподобного Андрея Критского о боговидении, но и все сладчайшие, “медоточные” глаголы его Великого канона становятся подлинным источником православного Литургического богословия.

Вероятно, заканчивая обзор Великого канона преподобного Андрея, необходимо сказать и о том, что истекает из всех строк этой великой святоградской стихиры. Это — указание в ней пути к Богу, пути к любви, смиренной, не восторженной, не восхищающей недозволенных и опасных высот. Любви, которая произрастает в сердце тихо и верно посреди покаянных воздыханий и держит душу среди самых разнообразных злоключений, тревог и несчастий жизненного пути и толкует, объясняет все обстоятельства. Любви, внушенной любящим и смиренным сердцем Критского пастыря, любви, увенчанной тонким и духовным его словом, вложенной, утвержденной в нашем восприятии мира и жизни.

Однако последнее может быть окончательно освещено лишь после того, как наряду с основным трудом преподобного Андрея, его Великим каноном, будут рассмотрены и остальные его произведения, в которых также представлены все те мироухающие истины, которые были в таком обилии изображены в покаянном Каноне.

Другие творения преподобного Андрея
для периода Четыредесятницы

К идее великого труда преподобного Андрея, в котором собраны и пережиты все образы покаяния, наиболее близко тяготеют те его сочинения, которые связаны с днями святой Четыредесятницы и, следовательно, опять сосредоточены на подвиге покаяния. Сюда относятся: канон Преподобного на среду Сырной седмицы и канон на воскрешение Лазаря, положенный на повечерии пятка недели Ваий, а также собрание его трипеснцев на четыре первые дня Страстной седмицы и трипеснец на повечерии праздника Входа Господня во Иерусалим.

Трипеснцы преподобного Андрея Критского предназначены для чтения на повечерии. В приходских храмах они часто опускаются и поэтому мало известны молящимся. Это тем более прискорбно, что все они обладают большими достоинствами и профессор И. А. Карабинов в своем основательном исследовании Постной Триоди дает указание, что самое название Триодь получила от этих трипеснцев преподобного Андрея, которые появились в ее составе раньше, чем трипеснцы преподобных Феодора и Иосифа Студитов ⁸⁹.

Канон среды Сырной седмицы очень близок по форме и духу Великой стихире преподобного Андрея, его Великому канону. Здесь так же, как и там, неоднократно упоминаются имена ветхозаветных праведников Авраама, Моисея, Ионы, Даниила, Иосифа и других, и так же, как и в Великом каноне, преподобный пастырь Критский ублажает покаяние. Молитвами и пощеньми Избавителя умолим, — говорит Преподобный в 1-й песни этого канона, — срадуется бо Создатель покаянию созданий своих ⁹⁰. Здесь выражено то сокровенное чувство Критского пастыря, которое он так широко и в различных образах развивал в своем Великом каноне: покаяние созданий Божиих — основа для их спасения, их подлинной духовной жизни, правильного непадательного пути к Богу.

Канон преподобного Андрея
на воскрешение праведного Лазаря

В каноне на воскрешение праведного Лазаря поэтическое дарование преподобного Андрея проявляется во всей силе и разнообразии. В этом пространном произведении дается пересказ евангельского повествования ⁹¹. Преподобный Андрей с умилением говорит о слезах Христовых над Лазарем; Ему он усвояет трогательное обращение к Лазарю, расширяя Евангельскую повесть. Иисус повелев, абие воскреси тя, — говорит преподобный Андрей в 3-й песни канона, — возгласив тебе: Лазаре востани, гряди ко Мне ⁹². Последнее выражение: гряди ко Мне, — показывает, какой живой и глубокой верой обладал Преподобный песнописец для того, чтобы найти подобное выражение, означающее внутреннюю связь Создателя со своим созданием. Не только: гряди вон (Ин 11:43), но и гряди ко Мне. Сколько любви и доверия здесь к человеку!

В этом же каноне приводится и речь самого Лазаря, который из глубины своего исповедания Христа и веры в Него повествует о том, что Христос вдохнул в него жизнь, воздвигл его мертва, и что он увидел Его свет. Это исповедание — воздвигл мя еси мертва повелением Твоим — повторяется Лазарем пять раз в заключение пяти тропарей 6-й песни канона. И речь воскрешенного мертвеца достигает сердца молящихся ⁹³.

Но в этом удивительном (и так мало нам известном!) каноне мы слышим не только голос Создателя и воскрешенного из мертвых Лазаря, — здесь говорит и сам ад. Преподобный Андрей отводит этой беседе ада несколько тропарей 7-й песни. Молю тя, Лазаре, ад рече, востани, изыди от заклепов моих, — говорится в одном тропаре. О, что косниши, Лазаре; глаголет, гряди вон, зовет стоя Друг твой, — читаем в следующем. Что не востанеши, Лазаре, скоро, воззва из долу ад рыдая, — развивает дальше свою идею преподобный Андрей ⁹⁴.

А в заключение в 9-й песни Преподобному хочется запечатлеть основное: помянуть Вифанию только потому, что в ней прослезился Создатель. Да поет чудо Вифания с нами, — пишет Преподобный в первом тропаре этой песни, — в ней бо прослезися Создатель. Дальше, естественно, излагается и самое чудо воздвижения от ада мертвого.

В этом каноне не опущена вторая песнь, количество тропарей значительно и число их вместе с ирмосами составляет 70. Это в два с лишним раза превосходит число тропарей и ирмосов в канонах преподобных Космы и Иоанна Дамаскина, положенных на великие праздники. Исследователи творчества преподобного Андрея Критского видят причину того, что каноны его заменены творениями более поздних песнописцев, именно в этой излишней пространности его произведений. Возможно, что по той же причине устранены от наиболее торжественного чтения на утрени и положены на повечериях и трипеснцы преподобного Андрея. Это явление, несомненно, не может быть не признано достойным сожаления, так как высокие качества трудов преподобного Андрея Критского в этих произведениях очевидны. В обителях, где устав богослужения сохраняется полностью, молящиеся на повечериях и читающие эти трипеснцы могут испытать на себе то сильное молитвенное влияние, которое оказывают эти произведения святого Андрея.

Страстные трипеснцы преподобного Андрея

Мы уже указывали выше, что от трипеснцев преподобного Андрея имеет свое именование и Постная Триодь. В предлагаемом разборе нет нужды подробно излагать содержание этих богослужебных произведений Критского пастыря, поскольку одни из них дают развитие основной идеи совершаемого дня Страстной седмицы, другие содержат изложение Евангельских чтений этих дней. Нам представляется необходимым остановиться на тех тропарях разбираемых трипеснцев, где проявляются наиболее характерные, уже отмеченные раннее особенности творчества преподобного Андрея Критского. Прежде всего — это его масштабные идеи (и сильная молитва) о значении великих дней Страстной седмицы в деле спасения человеков подвигом Христовым.

Так, в трипеснце на повечерии в неделю Ваий преподобный Андрей, говоря о смоковнице, которая поминается в этот день ⁹⁵, думает о всем человечестве, когда пишет в 8-й песни: Преходя житейская шествия, Спасе мой, взалкал еси волею, спасения всех желая: сего бо взалкал еси обращения от Тебе удаленных ⁹⁶. Преподобный Андрей, архиепископ Критский, поднимает здесь вопрос во всем его объеме, подобно тому, как и в дни нашего века этот вопрос не сходит со страниц произведений богословов, писателей и всех людей, ищущих во Христе разрешения своих страданий.

Высказанная святителем Андреем мысль о спасении удаленных от Христа опять появляется в 9-й песни того же трипеснца. Взалка человеческого спасения, — настаивает на своем утверждении святитель Андрей, — хлеб сый жизни, Христос и Бог мой ⁹⁷. Господь взалкал нашего спасения. Это образное выражение сущности подвига Христова не умирает в веках; оно живо и сегодня. Ниже преподобный Святитель снова повторяет свое исповедание о пришествии Христовом на страдание для спасения людей: Прииде кроткий и молчаливый на страсть, Агнец сый и Пастырь наш, Христос Царь Израилев ⁹⁸. Кажется, лучше невозможно выразить всей глубины служения Христова.

Но, по мысли Святителя, для того, чтобы мы могли быть вместе со Христом, мы тоже должны быть готовы к страданию. Готови будем, — пишет преподобный Андрей в 1-й песни того же трипеснца, — на оплевание, на поругания, и на уничижения, яко да пречистыми Его страстьми спрославимся вернии ⁹⁹. Вот достоинства христиан — даже до дня сего! — оплевания, поругания и уничижения; что и сбывается для них во всем мире.

В трипеснце на Великий понедельник в связи с чтением в грядущий день Евангелия о кончине мира ¹⁰⁰ Преподобный говорит и о веке седьмом (8-я песнь), о конце мира и о вечном царстве Христовом (2-я песнь). Кто времена положи? — восклицает преподобный Андрей. — Кто веки соблюдаяй? Кто вся определяяй и совоздвизаяй? Разве Безначальный, присно сый со Отцем, якоже заря во свете ¹⁰¹.

Заря во свете! Какой образ нашел преподобный поэт, чтобы изобразить Того, Кто в Символе нашей веры назван Светом от Света! Этот образ могла внушить Преподобному только та любовь ко Христу, о которой мы писали, заканчивая разбор Великого канона. Чистая, непадательная любовь, струящаяся в сердце архиепископа Критского!

Именно эта любовь ко Христу позволяет Преподобному и в следующем его трипеснце (во святой и Великий вторник) сказать незаурядное слово: темже стяжи к Богу готовосердце ¹⁰². Дальше, в 9-й песни этого трипеснца, говоря Христу, что Он Хлеб сый животворящий, преподобный Андрей словами жены-блудницы именует Его Миром: Миро у мене тленное, — читаем мы в последнем тропаре этой песни, — миро у Тебе жизни, Миро бо Тебе имя, излиянное на достойныя ¹⁰³, — богословствует жена в творении преподобного Андрея.

Трипеснцы на повечериях Великой среды и четвертка отражают содержание этих дней, однако с наибольшим вниманием преподобный Андрей останавливается в них на таинстве Тела и Крови Христовых. Блажен есть, иже может верно прияти Господа, — восклицает пастырь Критский в 4-й песни трипеснца на Святую среду, — горницу убо сердце предъуготовав, и вечерю — благочестие ¹⁰⁴. Вспоминая ветхозаветную Пасху, преподобный Андрей в 8-й песни того же канона говорит о Пасхе Христовой: бысть же Пасха тайная и живожертвенная ¹⁰⁵. В 9-й песни эта мысль раскрывается подробней; святитель Андрей говорит здесь о таинстве Евхаристии, о значении горницы, в которой это таинство открылось. Сень небесная явися горница, идеже Пасху Христос соверши, — богословствует Преподобный, — вечеря бескровная, и словесная служба, трапеза же тамо совершенных таин, мысленный жертвенник ¹⁰⁶.

Таково высокое богословие трипеснцев преподобного Андрея Критского, в которых наряду с изложением событий, происходящих в последние дни жизни Спасителя, излагаются высокие христианские истины, и слово преподобного Критского пастыря более всего направлено на то, чтобы сообщить людям церковным подлинный, непрелестный, смиренный и одновременно возвышенный путь ко спасению.

Творения преподобного Андрея пасхального цикла

Изпроизведений пасхального цикла до нас дошли только два труда преподобного Андрея Критского: канон в Неделю мироносиц и канон в день Преполовения Пятидесятницы. В творениях на последние дни Великого поста — каноне на воскрешение Лазаря и в трипеснцах первых четырех дней Страстной седмицы — нам удалось отметить глубокий богословский анализ событий разбираемых дней и живую действенную веру Критского пастыря в Христа — Агнца Божия. Его пасхальные произведения обладают теми же высокими достоинствами.

Канон в неделю жен мироносиц

Канон мироносицам так же значителен по объему, как и канон на воскрешение Лазаря. В нем прослеживается тенденция расширенно повествовать о событиях воскресения Христова. Уже в 1-й песни канона, формируя его как произведение, преподобный Андрей останавливается на идее, которая ему особенно полюбилась и близка, и эту идею, эту мысль повторяет почти в каждом тропаре. Это — идея исповедания Христа Богом и Спасителем мира и одновременно Его славословие.

Ты Бог наш, и прославляем Тя, — печатлеет преподобный пастырь Критский окончание тропарей, подробно излагающих подвиг Христова страдания и восстания из мертвых. Аще и вкусил еси желчи, Сладосте церковная, — обращается ко Христу преподобный Андрей в одном из тропарей 1-й песни, — но источил еси нам нетление от ребр Твоих: Ты Бог наш, и прославляем Тя ¹⁰⁷. Этот последний гимн всюду дается в славянском переводе после двоеточия (:); тем сильнее он воспринимается при чтении канона. Этот заключительный возглас как бы результирует всю ту повесть, которую подробно излагает преподобный Андрей в строках своего произведения: Ты Бог наш, и прославляем Тя.

Самих жен мироносиц, в честь которых создан этот канон, преподобный Андрей поминает кратко только в конце 1-й и 3-й песни; дух его отдан воспеванию подвига Христова и Его воскресения.

Наиболее замечательной с точки зрения проводимого нами анализа произведений святого Андрея Критского представляется 4-я песнь канона мироносицам, в которой, наряду с изложением тех же евангельских событий страданий и Воскресения Христовых, прорывается молитва живой человеческой души с призывом о помиловании, о даровании чуда. На кресте пригвоздивый мою древнюю клятву, — вопиет преподобный Андрей, — и источивый мне Спасе, благословение от ребр Твоих, разреши узы многих моих согрешений: можеши бо, елика хощеши, творити ¹⁰⁸.

Последнее свидетельство: можеши бо, елика хочеши, творити, — опять дается в славянском переводе (который является точной калькой греческого текста) после двоеточия. Этому заключительному прошению преподобный Андрей усвояет воистину очень большое значение, так как в тропарях 4-й песни оно повторяется пять раз, только однажды с небольшим изменением: может бо, елика хощет, творити.

Это утверждение преподобным Андреем чуда Христова, возможности этого чуда, мольба о нем и почти полная уверенность, что оно совершится, выражены им на все времена.

Промыслительно и таинственно хранит Церковь Христова слова своих избранников, чтобы донести их до скорби наших дней. Может быть, теперь, как никогда раньше, человек имеет потребность, нужду молить Бога о разрешении своих согрешений, уз, оков этих согрешений. И может быть сейчас, сокрушенный прогрессом века и его разрушающими темпами, он просит, молит о чуде: Можеши бо, елика хощеши, творити.

Человеку наших дней нужно твердое стояние, необходимо утверждение. Оно, это утверждение — в признании своих согрешений, уз этих согрешений, оно — в молитве к Богу — Христу Спасителю, Который может все, сколько и как хочет сотворить с душой человека. Разреши узы многих моих согрешений: можеши бо, елика хощеши, творити.

И оказывается, этот живой зов, живой вопль о помощи был у человека всегда. Он приходит к нам из глубины VII века, его учуяло, подметило преподобное сердце преподобного Андрея, и этот его зов сохранила нам Святая Церковь.

Преподобный Андрей в последующих песнях канона прославляет святых жен мироносиц и благообразного Иосифа с Никодимом. Развертывая Евангельское сказание, он обращается к мироносицам, предлагая им оставить слезы: да престанут ваши слезы, прешедшия на радость ¹⁰⁹, — но основным и центральным все время остается для него воспевание непостижимого чуда Воскресения Христова.

Возвращаясь к этой центральной идее своего произведения, в 8-й песни канона преподобный песнописец вопрошает: Кто изсушивый смоковницу? Кто же сухую исцеливый руку?.. Кто просветывый слепцы, и прокаженныя очистивый?.. Кто воздвигнувый мертва четверодневна из гроба, и вдовича сына? На все эти вопросы у Преподобного один ответ: кто же, как не Христос — аще не Христос Бог, мертвыя воздвигнувый? ¹¹⁰. Это восклицание верующего сердца повторяется в каноне несколько раз.

Канон завершается эксапостиларием, в котором опять обретается мысль, очень нужная для людей нашего времени. В нем Христос, обращаясь к мироносицам, посылает их к Апостолам. Заключается эксапостиларий так: Тецыте, другом рцыте Моим благовестия: хощу бо создание Свое радостию озарити, отонудуже прииде печаль ¹¹¹. Радость оттуда, где была скорбь; это так близко и понятно нам, к этому стремятся, этого ищут, это хотят осветить лучшие писатели наших дней. Оказывается, и это имеется в сокровищнице церковной!

У нас нет надежных сведений для того, чтобы приписать авторство этого эксапостилария преподобному Андрею Критскому. Хочется только указать на близость содержания и формы выражения заключительных слов этого стиха с тем, что было написано выше о слезах мироносиц, которые должны были стать прешедшими на радость ¹¹².

Канон на Преполовение Пятидесятницы

Канон на Преполовение Пятидесятницы поставлен в Цветной Триоди вторым после канона преподобного Феофана Начертанного. Вероятно, это было сделано уже позднее, в IX веке, когда многие каноны преподобного Андрея Критского сокращались или перемещались, по мере того как выдвигались новые церковные песнописцы. Однако и этот канон преподобного Критского пастыря имеет много достоинств и обладает замечательными свидетельствами его богословствования.

Канон, посвященный очень тонкому христианскому празднику, в котором воспоминается Христос, учивший во святилище о Своем Божественном посланничестве в преполовение дней праздника кущей, так же сосредоточен у преподобного Андрея на образе Христа. С первых же тропарей 1-й песни Преподобный песнописец спешит уверить нас в том, что Христос — Божественный Посланник, что Сей есть Бог наш, давый жизнь верующим во имя Его ¹¹³. Это выражение изменяется в одном из тропарей, но мысль остается: Ты еси Спас Бог наш, давый живот верующим во имя Твое ¹¹⁴. Обретенное Преподобным исповедание Христа как источника вечной жизни не повторяется много раз, подобно тому, как это имеет место в других его канонах, так как в связи с идеей праздника Преподобного захватывает и другой образ — образ приснотекущей струи.

Праздник Преполовения связан в Православной Церкви с освящением воды, которое (по примеру Церкви ветхозаветной) есть образное выражение струй духовных. Об этих источниках воды живой говорит Христос на празднике кущей, указывая, что Он есть источник истинной воды жизни (Ин 7:14–30). Отсюда и у преподобного Андрея Христос есть струя приснотекущая. Струя приснотекущая сый, Господи, жизни истинныя, — пишет Преподобный в тропаре 1-й песни, — Ты еси воскресение наше. И дальше в этом и других тропарях говорится о таинственном значении воды.

В каноне Преполовения Преподобный упоминает и расслабленного, и самарянку, — все события, связанные с таинственным значением образа воды; поминается и вода, в вино прешедшая, но основным для преподобного Андрея остается образ Христа, таинственного Источника и приснотекущей Струи, источающей вечную жизнь и всем верующим дающей жизнь во имя Его.

Преподобного песнописца привлекают также и слова Христовы, которые Он говорит во святилище в день Преполовения. Это изречение Христово о внутренней жизни человека, о том, что суд о других должен быть судом нелицеприятным. С этих слов начинаются тропари 3-й песни канона: Не иже на лице суд судите, иудее, уча, глаголаше Владыка, — пишет Преподобный, — егда прииде во святилище, якоже писано есть, преполовившуся законному празднику ¹¹⁵. Эти слова точно повторяются и в следующем тропаре той же песни, но мысль эта так близка преподобному Андрею, что и в 4-й, и в 9-й песнях канона есть то же изречение, несколько видоизмененное. Не судите на лице, человецы ¹¹⁶, — пишет Преподобный в 4-й песни. Не судите на лице, ноправеден суд судите ¹¹⁷, — пишет он в песни 9-й. Это тот образ Христа, и те слова, что возлюбили изображать в Евангелии, держимом Христом, наши древние иконописцы. Не иже на лице суд судите…

Вряд ли необходимо обсуждать эту мысль, взятую в качестве одной из основных творцом канона, преподобным Андреем. Она показывает, что, вглядываясь своим любовным оком в окружающий его мир, преподобный пастырь Критский желал всем спасения во Христе, не смотрел на внешнее положение человека, не судил на лице, а жаждал для всех полноты духовной жизни в Источнике приснотекущем. Не случайно ведь он писал и в своих великопостных строках, что Господь ищет для всех спасения. Взалкал еси обращения от Тебе удаленных. А также — взалкал еси волею, спасения всех желая ¹¹⁸.

Образ воды, источника, струи очень близок преподобному Андрею и поэтому в 7-й песни мы читаем следующие значительные слова, обращенные Христом к самарянке: Воды просил еси, воду жизни, Иисусе, возвещаяй ¹¹⁹. А ниже в той же песни — уже и гимн таинственному образу воды: Воду живую истекающую, воду бессмертия, источник приснотекущий подати обещал еси, верою Дух Твой приемлющим, Спасе, от Отца происходящий.

В тропарях этого канона встречаются поэт и богослов, и отсюда — радость (и сладость!) в восприятии истин Богословия.

Ниже Преподобный будет говорить о таинстве Евхаристии, и мы знаем, что святая Православная Церковь усвояет всему времени празднования праздника Преполовения причастен: Ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, во мне пребывает и Аз в нем. А преподобный Андрей пишет в разбираемой нами 7-й песни после своих слов о воде живой следующее: Ядый тело Твое, жив будет во веки, и пияй кровь Твою, в Тебе пребудет, Спасе мой, и Ты в нем пребываеши, и воскресиши его в последнее мгновение. Вот богословие преподобного Андрея Критского в святые дни Пасхи и Преполовения Пятидесятницы.

Канон кончается смиренным воздыханием и обращением ко всеспасительному, столь возлюбленному Преподобным пастырем покаянию. Иссохшую древле землю моего сердца, — пишет преподобный архиепископ Критский, — исцелив, Слове, покажи мя плодоносна, да соделаю и аз, Спасе, плоды в покаянии тепле ¹²⁰.

Все было живым у преподобного Андрея — и богословие его, и любовь ко Христу, и его деятельная и смиренная любовь к человеку. Живым и теплым было для него покаяние.

Минейные каноны преподобного Андрея

Анализ прочих канонов преподобного Андрея Критского может быть в основном сведен к тем положениям, которые мы наметили в приведенном выше разборе его основных творений.

Этим канонам (число тех из них, которые сохранились до наших дней, относительно невелико) присущи в целом те характерные особенности, которые мы отметили в разборе и Великого канона, и великопостных трипеснцев. Так, преподобный Андрей часто вводит в тексты своих канонов имена подвижников Ветхого Завета. В его каноне на Рождество Пресвятой Богородицы упоминаются и патриарх Иаков, и Адам, и Давид, и другие праотцы. В каноне на Рождество Предтечи представлен старец Захария, а в каноне Зачатия Пресвятой Богородицы во многих песнях восхваляется праведная Анна.

Как отмечалось нами и выше, очень часто святой, которому посвящен канон преподобного Андрея, ведет беседу с Богом. Так, священномученик Игнатий Богоносец в каноне на 20 декабря беседует с Богом в 1-й, 3-й, 4-й и 7-й песнях канона ¹²¹. Праведная Анна открывается Господу в 3-й, 4-й и 5-й песнях ¹²². В каноне на Рождество Предтечи творец канона дает речь, обращенную к Захарии и архангелу Гавриилу ¹²³.

В разбираемых канонах, как и в других своих произведениях, Преподобный песнопевец любит повторять одну из тех основных идей, которые ему представляются важными для понимания того или иного празднуемого события. Он многократно восхваляет Предтечу как проповедника покаяния в каноне на его рождество ¹²⁴. В каноне на Рождество Пресвятой Богородицы целые предложения повторяют у преподобного Андрея основную сущность праздника: Ты, давый, Господи, от неплодного корене прозябнути Анны святыя пречист плод и родити Богородицу, — говорится в 8-й песни ¹²⁵. А ниже — та же мысль излагается еще более подробно: Ты, неплодную землю благоплодну показавый, Ты, древле сухую родовиту, благокласну бразду плодоносну соделал еси Анну святую, пречист плод израсти Богородицу.

Преподобный пастырь Критский любит образ воды, и усвояет этому образу очень большое значение, пространно и углубленно вживаясь в него. В каноне священномученику Игнатию Богоносцу преподобный Андрей неоднократно обращается к образу воды. Так, в 6-й песни, воспевая священномученика, преподобный Андрей говорит: Воду имел еси <…> живую и глаголющую ¹²⁶. А ниже, в 7-й песни этот образ еще более расширен и приближен к бессмертию: Воду же живую паче и глаголющую, воду зовущую: гряди ко Отцу; воду текущую, от жизни в жизнь приводящую нас.

Вода глаголющая, вода, приводящая из жизни в жизнь, — этому образу желал бы прикоснуться любой из современных писателей, вынашивающих в себе фразу, которая была бы способна выразить суть человеческого переживания в дни нашего сложного века…

В том же каноне священномученику Игнатию преподобный Андрей очень глубоко вникает и в понятия пшеница и хлеб, соотнося их значение с писаниями самого священномученика (песни 3, 4, 6, 9).

Создается впечатление, что образ славного епископа и мученика Христова Игнатия, скончавшегося в начале II века, очень близок святителю Андрею, который жил в VII–VIII веках, по существу, в тех же краях. Воспевая священномученика, пастырь Критский не сомневаясь приводит слова святого апостола Павла (Евр 7:26) и пишет в первом тропаре 5-й песни канона: Таков нам подобаше мудр архиерей, преподобен, верен, несквернен, незлоблив, вопия Павел, преднаписа священный образ священных твоих нравов. Особое расположение святителя Критского к священномученику Игнатию отчетливо и в тропарях 4-й, 6-й, 7-й, 8-й и других песней канона.

Канон святым мученикам Маккавеям в славянской Минее не значится под именем преподобного Андрея Критского. Надписание его имени в канонах и стихирах дается иногда как Иерусалимлянин, иногда как Критский. В связи с тем, что в небольшом числе произведений церковной письменности встречается указание на творчество Андрея Пирра, возникает вопрос, не является ли последний одним и тем же лицом, что и Андрей Иерусалимлянин или Критский. Преосвященный Филарет Черниговский склонен видеть здесь одно и то же лицо — архиепископа Критского Андрея ¹²⁷, тогда как более поздний исследователь И. Карабинов считает Андрея Пирра лицом, чрезвычайно отличающимся от святителя Андрея Критского ¹²⁸.

Несомненно, что указанное разногласие потребует дальнейших углубленных изучений, тем более, что есть ряд праздников, где в отдельных песнях церковных имя Андрея Пирра соседствует с именем Андрея Критского. Так, например, обстоит дело со стихирами на Сретение Господне ¹²⁹. Та же ситуация встречается и на день празднования святым апостолам Петру и Павлу ¹³⁰. Стихира на день памяти священномученика Игнатия Богоносца, которая, по Филарету Черниговскому, принадлежит святому Андрею Критскому, в Минее надписана именем Андрея Пирра ¹³¹. В связи с этим, а также потому, что основные направления его творчества сформулированы нами при изучении его канонов и трипеснцев, в данной статье мы не считаем возможным детально останавливаться на анализе стихир, относящихся к имени преподобного Андрея Критского.

В заключение проделанного нами разбора основных произведений преподобного Критского пастыря желательно восстановить по возможности целостный облик великого песнописца, достигающий до нас в его произведениях из глубины более чем тысячи лет — двенадцати веков.

Личность преподобного Андрея Критского

Личность преподобного Андрея, архиепископа Критского представляется нам многогранной, поэтому необходимо коснуться различных сторон его жизни и деятельности.

Прежде всего следует сказать, что преподобный пастырь Критский должен быть признан одним из родоначальников церковного песнотворчества. Он, по существу, стоял в начале тех трудов церковной письменности, которые были осуществлены в более позднее время, в VIII и IX веках, когда был создан Осмогласник (Октоих) и приводилась в порядок Минея — месячная служба святым и служба Великих двунадесятых праздников.

По мнению компетентных исследователей нашего времени, преподобного Андрея Критского следует признать и родоначальником службы Великого поста — Постной Триоди, поскольку он первый составил трипеснцы на отдельные дни Страстной седмицы и святой Четыредесятницы. Отсюда, как было сказано, идет и название самой богослужебной книги — Триодь, что означает ‘трипеснцы’, ‘собрание трипеснцев’ ¹³².

При разборе различного рода произведений Преподобного песнописца становится очевидным, что он воистину был основательно знаком и с текстами Священного Писания, и с трудами святых Отцов, почему мог свободно и широко использовать глубоко усвоенные им факты в различных своих произведениях. На примере строк Великого канона мы старались показать, насколько основательным было знание преподобным Андреем событий Ветхого и Нового Заветов. Эти знания были приобретены им еще в ранней юности, в бытность его иноком иерусалимской обители святого Саввы. Отсюда, как мы неоднократно указывали, за ним сохранилось имя Иерусалимлянина (по-славянски Иерусалимиты).

Но в лице преподобного Андрея, пастыря Критского мы имеем не только образованного инока и родоначальника песнопевцев. Это был и вдохновенный поэт, который излагал в тихом, но всегда незаурядном слове свои глубокие переживания христианина. Мы писали о том, что современные историки говорят об “эмоциональной теплоте” произведений преподобного Андрея ¹³³, а знаток песнопевцев православной Церкви, преосвященный Филарет Черниговский безоговорочно признает в Критском пастыре подлинного поэта и его Великий канон — “самым высоким произведением поэзии” ¹³⁴. Профессор Е. И. Ловягин пишет о каноне преподобного Андрея на Рождество Богородицы, что тропари его “составлены с приличною подобным песнопениям стройностью, впрочем, без особой искусственности; писаны языком мерно-прозаическим, приспособленным к пению, без акростихов” ¹³⁵.

Много сказано о канонах преподобного Андрея как поэтических произведениях в службе ему на 4 июля. Вострубив ясно божественныя сладкопения, — говорится в кондаке Преподобному, — явился еси светильник мира светлейший ¹³⁶. Богодохновенен орган Утешителя показался еси, пение нам воспев спасительное, — свидетельствуется в 1-й стихире на Господи, воззвах.

Много повествуется в службе святителю Андрею о чистоте его нрава и простоте сердца, о красоте и светлости его учений, о том, что он — столп Православия, образ целомудрия и начертание красоты и — основное — Божественный песнописец, просвещающий Христову Церковь.

Знаменательно, что в седальне дня памяти Преподобного указывается, что он был священным священнодейственником, яко камением словесы <…> украсившим церковный венец. Это — очень точное определение, и мы показывали выше, какие воистину драгоценные камни духовного слова вложил в венец церковный преподобный поэт. Это и составляет до последних дней неописанное сокровище Христовой Церкви.

Святитель Андрей, архиепископ Критский, при его поэтических дарованиях, при глубоком знании Священного Писания и писаний святых Отцов был замечательным учителем и проповедником покаяния. В своем Великом покаянном каноне он использует всю опытность, все данные своего духа, все силы своего незаурядного слова, чтобы расположить человеческую душу к самовоззрению, самоанализу, чтобы направить человека к этому первому и главному подвигу его жизни — к покаянию, к первой и главной Евангельской добродетели.

Вряд ли здесь, в заключении уместно вновь возвращаться к целительным и сладостным строкам “великой стихиры святоградца”, которые частично приведены нами выше. В своем произведении творец Великого канона не отделяет себя от всего человечества, не ставит себя над прочими людьми, а вместе с ними вопиет к Создателю, открывает перед Ним свое сердце, обнажает свои язвы. В этом и заключается вечное, непреходящее значение Великого канона Андрея Критского. Возможно, ничто из всей церковной письменности не действует на человеческую душу так непосредственно, как Великий канон, обнажающий всю неправду, все зло человека.

Но покаянные строки Канона отнюдь не содержат безысходности. Всюду в них — выход в теплом покаянии, в искреннем обращении к Богу.

Мы могли совершенно отчетливо убедиться, что преподобный Андрей, имея живую веру и любовь ко Христу, был и подлинным богословом, воспевающим в чистоте своих созерцаний спасительные догматы Святой Церкви. Более других преподобному пастырю Критскому близок догмат о Богочеловечестве Господа нашего Иисуса Христа. Исходя из того, что Господь наш восприял нашу плоть, преподобный Андрей отчетливо видит и единственный путь спасения человеков во Христе. Может быть, больше, чем другие богословы, святитель Критский говорит о том, как ищет, как жаждет Господь спасения человеков, не только близких Ему, но и далеких, удаленных от Него ¹³⁷.

Реже богословствует Преподобный о тайне Святой Троицы. Но там, где он позволяет это себе, мы находим небывалую, оригинальную трактовку предвечного рождения Сына от Отца, когда Сын является Безначальным, присно сущим со Отцем, яко заря во свете ¹³⁸.

Особые строки посвящает Преподобный отец богословию образа и в Великом каноне отчетливо говорит о различии понятий образа и подобия. В связи с догматом вочеловечения Христова в заключение канона преподобный Андрей дает трактовку этих понятий применительно к человеку ¹³⁹.

Богословие преподобного Андрея, таким образом, совершенно отчетливо для нас встает со строк его творений как живая сумма всего, что он дает в своих песнях — в дни ли великой Четыредесятницы, в дни ли Пасхи или Преполовения Пятидесятницы. Он — богослов и в канонах святым, где развивает отдельные истины животворного учения Христова.

Мы видели выше, что маститый церковный писатель и богослов, преосвященный Филарет Черниговский, относил к богословским произведениям святого Андрея Критского такие его творения, как а) трипеснцы, б) каноны на события великой Четыредесятницы и Святой Пасхи (каноны на Воскрешение Лазаря, неделю мироносиц, Преполовение Пятидесятницы и др.) и в) стихиры на двунадесятые праздники ¹⁴⁰. Здесь мы еще раз должны подтвердить большое значение трудов преподобного Критского пастыря для литургического богословия. Все его произведения и особенно Покаянный канон суть великое училище благочестия и богословия, суть деятельное обучение чад церковных, членов Христовой Церкви спасительным догматам святой христианской веры.

Последнее, что необходимо сказать, вникая в облик преподобного Андрея в нашем заключении — это то, что, взяв и соединив все выше сказанное, мы должны признать в пастыре Критском учителя внутренней духовной жизни, не утерявшего силы своего слова до наших дней.

Действительно, взывая к человеку и настаивая, что для него нет ничего дороже, нужнее его совести, преподобный отец обращается к необходимости самовоззрения, самоанализа, покаяния. Покаяние теплое, живое, или иначе — смирение сердца есть первая и необходимая ступень в шествии человека к Богу. Далее Преподобный предлагает лествицу добродетелей, по которой восходит человек в труде над своим сердцем. Это деяние, по Преподобному, есть то необходимое состояние, которое предшествует видению человека — пределу, краю его внутренней жизни ¹⁴¹.

Этот путь, начертанный преподобным Андреем, так усвоился и творцу посвященного ему канона, что в одной из его песней мы читаем: Деянием видения восход показав, мудре, и видением объемся, жития образом, Андрее богогласе, уподобился еси ¹⁴². Здесь — те слова преподобного Андрея Критского, которые он духовно относил к образу жен патриарха Иакова, — деяние и разум в зрении ¹⁴³. Эти слова мы приводили выше, они и были усвоены творцом канона преподобному Андрею. Это те слова, которые ниже преподобный Андрей относит к самому патриарху Иакову: Да стяжеши деяние с разумом, да будеши ум, зряй Бога, и достигнеши незаходящий мрак в видении и будеши великий купец ¹⁴⁴.

Это — завет преподобного Андрея Критского всем людям и на все века. Он — в идее целостности человека, его подлинности; последовательности хода его внутренней духовной жизни.

В наши дни писатели, которые дорожат внутренней жизнью человека, не могут пройти мимо слов, которые оставил им как заповедь великий писатель У. Фолкнер.

“Современные <…> писатели, — говорит он, — забыли о проблемах борющейся души. Но только эти проблемы рождают достойную литературу <…> Ему (писателю — м. И.) нужно убрать из своего творчества все, кроме правды о душе, старых вечных истин — любви, чести, жалости, гордости, сострадания и самопожертвования, без которых любое произведение обречено на скорую гибель <…> И покуда он не поймет этого, он будет писать так, как будто он <…> наблюдает конец человека <…> Но я отказываюсь принять конец человека <…> Человек не просто выстоит, он восторжествует” ¹⁴⁵.

Этот завет о подлинном достоинстве человека, о его спасении во Христе, о его победе оставил нам еще в начале VIII века преподобный архиепископ Критский, скончавшийся как странник на обратном пути из Константинополя к своей пастве, при исполнении своего долга.

Вот источник непререкаемого значения трудов преподобного Андрея, положенных на заре церковной песнотворческой деятельности, их места в деле спасения человеческой души, места, сохраненного в сосуде Тела Христова — Его Святой Церкви.

Публикация А. Беглова