Среди курганов X века
Музей расположен в живописнейшем месте, это конец Рублево-Успенского шоссе, берег Москвы-реки, вокруг сохранились курганы X века. Многие заходят посмотреть, как жил писатель, которого они читали в детстве. И узнают, что Пришвин вовсе не автор для «младшего школьного возраста», а крупная фигура в родной словесности.
Он ездил в 30-е годы на строительство Беломорско-Балтийского канала и написал после этой поездки огромный серьезный роман «Осударева дорога», который не был опубликован при его жизни, как и его «Повесть нашего времени» о Великой Отечественной войне.
Но самый главный литературный труд его жизни (так считал сам Михаил Михайлович) – это дневник, который он вел день за днем 50 лет, и последняя запись была сделана буквально в последний день его жизни. Вел он дневник тайно, и даже как-то записал: «За каждую строчку моего дневника десять лет расстрела».
А еще в музее можно узнать об удивительной истории любви писателя и его второй жены – Валерии Дмитриевны. Совершенно завораживающий сюжет, погрузившись в который, будьте уверены, вы заново откроете для себя Михаила Пришвина.
Они познакомились в 40-м. Ей было тогда сорок, ему – 67. Они прожили вместе 14 непростых, но удивительных лет. Об их любви ходят легенды.
Считается, что писателям не слишком везет с женами. Этот союз был счастливым исключением. После смерти мужа Валерия Пришвина прожила 25 лет. Она и создала этот музей. Разбирала архив мужа, писала статьи, издавала книги Пришвина, сочинила автобиографию «Невидимый град». Благодаря ее усилиям дом в Дунине стал местом настоящего интеллектуального паломничества.
Оцинкованные ящики и паяльник наготове
Сегодня главные хранительницы дома-музея Пришвина – Лилия Рязанова и Яна Гришина. Они дружили с Валерией Пришвиной. Когда ее не стало в 1979 году, продолжили ее дело. Помимо музейной работы, они возвращают читателю Пришвина. Прежде всего, готовят к печати и издают том за томом гигантский дневник писателя (а это 600 печатных листов). Издали совместный дневник Пришвина и его жены «Мы с тобой» – дневник любви (как значится в подзаголовке). Очень необычная книга.
Лилия Рязанова (слева)
«Пришвина я не читала ни в детстве, ни в школе, – рассказывает Лилия Рязанова. – Его книги мне подарили, когда я приехала учиться в Москву в Институт культуры. На втором курсе я получила в подарок его шеститомник и первое сильное впечатление – от дневников в шестом томе. Это дневники дунинского периода, последних лет его жизни.
Тогда я, конечно, не знала, что это первая публикация пришвинского дневника с большими купюрами. Я тогда жила недалеко от Дунина и всё мечтала туда попасть. Очень хорошо помню тот день, когда я появилась у Валерии Дмитриевны. Было 16 июня 69-го года. Почему я эту дату запомнила? Для Пришвиной число 16 было особым. Она впервые пришла к Михаилу Михайловичу 16 января, и 16 же января Пришвин скончался. Помню, она была в длинном платье. Очень красивая. Ощущение мгновенного порыва к человеку.
Завязались отношения. Я стала помогать ей работать с архивом. После смерти Пришвина она осталась единственным хранителем его архива. Она очень боялась за дневники. Даже были приготовлены высокие оцинкованные ящики и паяльник, чтобы на случай войны или угрозы обыска дневники можно было быстро запаять в них и зарыть в землю. Теперь мы в этих ящиках храним крупу.
– Ее страх был понятен. Она же была репрессирована.
– Да, и всегда вздрагивала от неожиданного стука в дверь. И потом уже был случай, когда выборки из дневника 37-года попали в КГБ. А там были очень страшные страницы. Ей как-то позвонили и сказали: «Я следователь такой-то, хочу с вами поговорить».
Она назначила ему встречу в кабинете Пришвина. Напилась валерьянки и заснула. Он пришел и увидел мирно спящую женщину. Позже они всё-таки поговорили, и следователь проникся таким доверием к Валерии Дмитриевне, что сказал ей: «Научите, что делать с этой папкой. Я не могу ее вам вернуть, потому что заведено дело». И она быстро сообразила, что эту часть дневника нужно передать в архив литературы и искусства – ЦГАЛИ.
Папка оказалась в государственном хранилище, и дело было закрыто. Этот молодой человек потом привел познакомиться с Валерией Дмитриевной свою жену, и они подружились.
Ляля коснется – будет любовь
Яна Гришина
«А я познакомилась сначала с Лилей, – вспоминает Яна Гришина. – И она меня как-то попросила передать деньги Валерии Дмитриевне. Пошла к ней в Лаврушинский переулок. Думала, быстренько отдам и уйду. Мы прошли с ней в кабинет. Она мне говорит: «Садитесь. На этом диване мы объяснились с Михаилом Михайловичем». Я села, руки под коленки положила. Мы разговорились. Когда я стала уходить, она мне поправила шарф, заглянула в глаза: «Яна, вы к нам приходите».
Помню, я летела по Лаврушинскому, как будто у меня что-то важное произошло. Люди ведь очень часто говорят друг другу: «Звоните. Приходите». И это ничего не значит. А в ее словах была правда. То есть это правда, что можно и нужно прийти.
Она сказала мне как-то: «Мы с Михаилом Михайловичем жили в откровении помыслов». Она и с другими была такой же.
Пришвин писал о ней: «Чайка воды коснется – будут круги. Ляля коснется – будет любовь». Что бы ты ни делал в Дунине – полол цветы, мыл пол, водил экскурсии, помогал с архивом, всё имело отношение к высокому. Очень живая жизнь была.
Лилия: Она безумно увлекалась работой. Как-то зашла к ней в комнату, а у нее лицо в красных пятнах. Оказалось, что перегорела лампочка, и она, не глядя, вкрутила какую-то очень яркую, которая не только светила, но и нагревала всё вокруг. Стало даже страшно за нее, так ее захватило дело. Ее всегда как будто куда-то несло. Очень быстро ходила и часто падала, ломала руки. Тело не успевало за духом.
Яна: Вот она уже всё – легла спать. Как вдруг что-то вспомнила. Бух одеяло ногами. Вскочила с кровати. Записала, чтобы не забыть завтра.
Почерневшие иконы
– Судя по ее автобиографии, она была городским человеком, а Пришвин любил жить на природе. Как она приняла эту новую жизнь?
Яна: Ну, когда любовь… Пришвин как-то записал: «Мне не надо в церковь ходить, мне всё дано в нерукотворной природе». Для него природа была хранилищем Божественного смысла. А Валерия Дмитриевна была глубоко верующим человеком. За свои религиозные убеждения она была сослана в 30-е годы в ссылку. Именно с ней Пришвин наденет крестик и станет ходить в храм. В начале их отношений он отмечает в своем дневнике: «Я должен с Лялей в церковь войти, а она со мной на охоту пойти».
Пришвин пишет о себе, что он человек христианской природы. Он вырос в этой культуре, и это не могло никуда деться. Он никогда не уходил ни в какое богоборчество. Но у него было всегда понимание: что как только перестаешь вливать новое вино в эти старые мехи, всё превращается в фарисейство и становится мертвым.
Необходимо вносить современные смыслы в известные от века истины. Даже из этих универсальных истин без человеческого дерзновенного творческого участия уходит живая жизнь. Он всегда это остро чувствовал и боялся окостенения.
У него есть очень ранние воспоминания, как он, мальчик лет семи, стоит с матерью в храме. Мать молится перед иконой, и он замечает, что на иконе нет лика, а только черные доски. В конце XIX – начале XX века действительно стали темнеть старинные иконы. Мать, конечно, этот лик видела, внутренним зрением. И Пришвин пишет, что для него это был шаг от церкви. Есть другая запись:
«…Нас водили толпой причащаться в гимназии, и мы становились неверующими».
А в 20-е годы, когда Пришвину за 50, у него впервые в жизни возникает потребность в молитве. Он замечает: «Начинаешь день с молитвы, и день совершенно по-другому складывается». Или вот: «Наши писания… только пойманные словом обрывки наших молитв неведомому Богу».
В 30-е годы писатель живет в Сергиевом Посаде, который тогда переименовывают в Загорск. И он становится свидетелем уничтожения знаменитых колоколов Троице-Сергиевой Лавры. Ежедневно в течение месяца вместе с репортерами газет и журналов он приходит в Лавру с фотоаппаратом и снимает, как сбрасывают с колоколен колокол за колоколом. И, конечно же, делает подробные дневниковые записи:
«Птицы прилетели к тому месту, где был храм, чтобы рассесться в высоте под куполом. Но в высоте не было точки опоры: храм весь сверху донизу рассыпался. Так, наверное, и люди приходили, которые тут молились, и теперь, как птицы, не видя опоры, не могли молиться.
Некуда было сесть, и птицы с криком полетели куда-то. Из людей многие были такие, что даже облегченно воздохнули: значит, Бога действительно нет, раз Он допустил разрушение храма. Другие пошли смущенные и озлобленные. И только очень немногие приняли разрушение храма к самому сердцу, понимая, как же трудно будет теперь держаться Бога без храма – ведь это почти то же самое, что птице держаться в воздухе без надежды присесть и отдохнуть на кресте…»
Яна Гришина рассказывает, что когда в 2002 году заново отливали колокола Лавры, то удалось воссоздать на них старинный орнамент благодаря фотографиям Михаила Пришвина.
В доме-музее писателя
Его книги спасали жизнь
– Еще в советском литературоведении Пришвину отвели место писателя для «среднего школьного возраста» – про цветочки, про зверушек. И сегодня его так же воспринимают.
Лилия: Конечно, кто поумнее, тот понимает, кто такой Пришвин. Сегодня опять всех писателей по ранжиру расставляют. Пришвина определили в писатели второго ряда. Почему ему не находят места в первом ряду? По внешним признакам: у него нет ни классических жанровых вещей, ни запоминающихся героев. А у очень многих писателей XX века нет героев. Какой герой, к примеру, у Павича? И вся современная литература построена на том, что распадается жанр.
Помню, как-то зашел к нам в музей пьяный дядька и все допытывался у нас: «Скажите, ну что Пришвин написал?» А я ему отвечаю: «Это писатель XXI века».
А это так и есть. Вот ему исполняется 142 года, но он не воспринимается еще как представитель истории литературы. Он до сих пор живой писатель, который участвует в нашем времени. В его дневниках, в его фотографиях есть современный заряд. Как каждый большой писатель, своими мыслями он забежал вперед. Только сегодня становится актуально то, о чем он говорил.
Да, плохо, что дневник его долго лежал и не печатался. Но, может быть, мы только сейчас и доживаем до смысла, о чем Пришвин говорил в дневнике.
Яна: Пришвин вообще фигура еще культурно не освоенная. Когда к нам приходят в музей, то одни удивляются: да, он так давно умер?! А другие говорят: «Мы вообще думали, что он из XIX века». А как-то давно пришел к нам парень с философского факультета и сказал, что «Осударева дорога» – гениальный роман и что он «вынул» из петли его друга.
– Будучи крупным писателем, он наверняка что-то напророчил.
Лилия: Ну, например, он предсказал, что возникнет «вторая природа», которая будет создана руками человека. Об этом его поэма «Жень-шень». Уничтожив девственную природу, человек начнет сажать новые деревья, чтобы просто выжить. «Наша родина начинает лысеть» – писал он 100 лет назад.
У него есть целый сборник статей о защите природы, в которых заложены основы современного экологического сознания. И сегодня многие ставят Пришвина в один ряд с Вернадским, физиологом Ухтомским, то есть с теми людьми, которые глобально обсуждали проблему человек – Земля.