Почаев у меня всегда будет ассоциироваться с бескрайним, лазурным, глубоким небом. Гора Почаевская — место, где чувствуется близость неба, Царства Божия, пришедшего в силе…
Во благодатный мир призвать, свою эпоху рассказать…
***
Мое первое посещение Лавры совершилось 10 августа 1977 года.
Договорились, собрались и поехались… Роменские матушки Августа, Магдалина и псаломщица Татьяна, что в кладбищенской церкви у батюшки Алексия служила, ну и меня взяли с собой, тогда еще школьника, доселе слышавшего о ней только из рассказов.
Вот, после трудностей пути и вожделенный вход в главные ворота лавры все равно, что в Царство Божие…
Над входной аркой изображение Божией Матери в 
огненном столпе с предстоящими по сторонам преподобными Иовом и Мефодием. Спокойствие, царящее во дворе, несмотря на снующие взад-вперед разноликие толпы прочан-богомольцев. Разговоры приглушенные.
А над всем этим миром парил огромный купол успенского собора. Тусклое золото его, еще не реставрированного, впечатляло все равно, хотя и потемнело настолько, что видны даже квадратики, которыми оно некогда наклеивалось.
Юродивый Петро, в бирюзово-зеленоватом, но уже довольно таки грязном, потертом костюме и кирзовых сапогах, деловито бродит-перебегает-подпрыгивает по галерее возле великой настенной картины Спасителя с поднятыми руками и надписью: «Придите ко мне вси труждающиеся и обременении и аз упокою вы».
Чувствуется, что он, Петро, здесь свой, постоянный. Он страшно гримасничает и при этом что-то бормочет себе, не то жестикулирует, не то блажит. Пророчествует, видать…
Матушка Августа говорит мне: «Смотри, смотри — это Петро юродивый. Он знает что-то такое, чего никто не знает. Ему открыто. Ему открыта последняя Тайна бытия и конца света…»
Всюду видно пульсирующее сознание человека, борющегося с бытием, со сверлящим ум червем-сомнением, всюду напряженная борьба с сухой обыденностью, душной атмосферой земного, материального, естественного, имя борьбе этой — богоискание.
Хочется всегда чудесного, необычного, и вот оно, в Почаеве разлито везде и всюду. Здесь душа отдыхает и воспаряет к небу. Снуют разноликие богомольцы с навешанными через плечо сетками-котомками, кое-где видны и рюкзаки — тогда уже были. В 80-е еще так ходили. Еще в ходу были вязанные сетки-авоськи.
Шелушащийся внутри Успенский собор, но все равно впечатляет. Правый придел, окна вверху распыляют внутрь бытийный всегдашний свет, на потолке не осыпавшаяся в центре икона Преображения, еще можно разглядеть лучи вокруг Преобразившегося…
Юродивый Петро с фуфайкой под рукой и с презрительной гримасой на лице долго и усердно протирает одеколоном больших размеров Почаевскую икону Божией Матери, что в правом приделе, приложился и опять долго трет.
Приложились и мы, богомольцы Сумской области. Я притронулся губами. Благоухающее стекло, а под ним сияющая золотом стопа. Неземная свежесть. Чувствуется благодать и сила.
Матушка Августа рассказывает мне, что это не главная, а копия с чудотворной. Хоть и копия, но тоже, говорят, чудотворная. Под ней долгое время были прибиты костыли исцелившейся, сейчас советская власть приказала убрать…
Среди богомольцев выделяется молодой мужчина в белом, но уже затяганном в странничестве кителе. Он стоит на коленях, небритый, с мягкими шепчущими губами, с молящимися, горящими глазами, с Евангелием в руках. Вот он протянул вперед руку с книгой, просит что-то у Бога.
Очень выразительные глаза — я подумал: вот так надо просить и молиться. Между людей бродит странница, платок дынькой, глаза потухшие, глядящие поверх всех, халат наизнанку, пояс «платок», и за поясом заткнут кухонный нож. Тут уже и мне делается немного страшновато, жутковато. Но идём и смотрим во все глаза далее…
Вышел толстый схиархимандрит Серафим, всех благословил… Началась служба. Клироса, пение братского хора. Иеродиакон Исаия и послушник, тогда еще Иов. Я стоял по правую сторону возле киота с изображенными Феодосием Черниговским и Серафимом Саровским и хорошо их видел. Димитрий вышел мироваться в темно-зеленых очках…
Между службами сидим в парке лаврского двора, опочиваем. Рядом пожилой учитель, впечатлительной внешности, из Волгограда, вдохновенно рассказывает, как приехал в Лавру и исцелился от болезни ног. Клеймит безбожников на чем свет стоит. Я его запомнил.
Разговоры о красных паспортах: брать нельзя. Зеленые еще можно держать, но красные советские — это цвет самого пламени адова, печать антихристова, кто взял — тот уже не христианин и не спасен…
Одним словом, фонтан-коктейль духовной жизни рядового дня Лавры полнокровно бродил и клокотал. Всего одно мгновение мировой духовной истории. День — пространство для новостей.
А над всем этим высокое и глубокое небо Почаева, лествица, путь восхождения, парения духа человеческого к вершинам духа…
Читайте также:
