Молитвенное правило Бориса Гребенщикова
У Бориса Гребенщикова сложился имидж «мудрого гуру русского рока», без сомнений, не намеренно, а из-за интеллектуально сложных, философски нагруженных, с огромным словарным запасом текстов песен, в которых порой проглядывает легкая ирония.
Неудивительно, что именно песни Гребенщикова вдохновили одну из первых попыток культурного синтеза — таким образом в соавторстве с современным классическим композитором Андреем Микитой была создана оратория «Семь песен о Боге».
Настоящая музыка
Большой зал Московской консерватории забит до отказа. Первое отделение — византийские песнопения в исполнении знаменитого афонского хора «Филофонитэ» — было выбрано прелюдией к «Песням о Боге».
Симфоническим оркестром (Российский национальный), тремя хорами (Патриарший хор храма Христа Спасителя, Московский Синодальный и «Филофонитэ» и двумя солистами руководил дирижер Алексей Пузаков.
Мастерство соавтора «Оратории» Андрея Микиты — бесспорно.
-Благодаря Андрею Миките, мы услышали, что это музыка очень высокого уровня. Борис Борисович открылся нам как один из самых великолепных мелодистов нашего времени, — отзывается о соавторстве Гребенщикова и Микиты протоиерей Алексей Уминский. — Исполнено великолепно — даже вставки из греческого хора оказались к месту.
Олег Ефимов, координатор общественного совета межфракционной группы Госдумы в защиту христианских ценностей, не скрывает восторга:
-Я поздравляю автора, который отважился взять за основу стихи Гребенщикова, музыкальные ноты, мотивы. Вышло нечто новое, возможно, и не имеющее отношения к Гребенщикову, и в какой-то момент перестаешь задумываться, кто из них автор. Песня «Сокол» вызвала слезы на глазах! Это самое настоящее музыкальное произведение. Это хорошо и прежде всего красиво!
Пусть растут все цветы!
Священник Виталий Шинкарь (Молдавская Православная Церковь) считает исполнение оратории в Консерватории при участии православных хоров — делом церковным:
-Мне понравился выход такого творчества в то поле, где его могут услышать люди близкие к Церкви и пытающиеся думать около Церкви. Если мы соединяем церковные и светские усилия — т. е. включаем профессиональных композиторов — мы выходим на рубеж пересечения Церкви и общества и, самое важное, находим смысловые точки пересечения.
Критика
По мнению многих слушателей, солисты Наира Асятрян и Станислав Мостовой выбивались из исполнения.
-Какие-то вещи резали ухо, — делится впечатлениями отец Алексей Уминский. — Сопрано и тенор — два, лишних человека на сцене, они не помогали музыке, хотя оба голоса — прекрасные. Может, если бы был какой-нибудь бас или баритон, вместо тенора, мне было бы легче и понятнее воспринимать.
Отец Виталий Шинкарь, впрочем, считает, что настолько хороший материал испортить невозможно:
-Можно простить все огрехи, в том числе и тенора. Это был первый блин, и в достаточной степени не комом. Хороший текст вытащит половину плохого театра — здесь же собралось много хороших вещей — при всех огрехах они будут работать.
Кроме Бога, здесь никого нет
По форме произведение оказалось ближе к кантате (она меньше оратории) и к оратории отнесено, видимо, из-за высокой темы (в прошлом оратории писали только на библейские сюжеты). Впрочем, для Гребенщикова она является чуть ли не самой важной — вопросы веры его волновали еще в конце 70-х годов, религиозные мотивы много раз мигрировали от буддизма к православию и обратно…
Отец Виталий Шинкарь убежден в том, что вера — основная тема творчества БГ:
-Музыка Гребенщикова предполагает толкование. За текстом к ней стоит его личное понимание жизни, и кроме Бога никакого другого слова там нет. Все, что он поет — обращено к Богу.
К нынешнему моменту очевидно одно: из песен о вере Бориса Гребенщикова можно составить не семипесенную ораторию, а целый молитвослов.
Впрочем, любое творчество, если оно настоящее, в конечном итоге выходит к молитве и Богу.
-Путь любого художника — это написание его благой вести, его Евангелия. Это путь любого творческого человека к Богу, к Творцу, к свету. Сегодня это прозвучало, — считает Олег Ефимов.
Вера как поэзия
-Очень важно, чтобы христианское понимание жизни было поэтическим, — убежден Виталий Шинкарь. — По сути, человек, который не понимает поэзии, и Христа до конца тоже не понимает. Это взгляд, в котором звучит в первую очередь не прямое слово, а слово, которое возбуждает ум и сердце вернуться к своему личному опыту и что-то переслышать в себе, что-то узнать. Если я узнал, что поет мне Борис Борисович — значит, я встретился с чем-то общим.
Поделюсь личным: одну песню Гребенщикова я и использую как общую молитву. И уверена, так он ее и писал. Это первая песня из «Русского альбома» — «Никита Рязанский». Во время бедствия или нападения врагов, как пишут в молитвословах, я напеваю:
-Смотри, Господи!
Крепость и от крепости — страх.
Мы, Господи, дети у тебя в руках!
Научи нас видеть Тебя за каждой бедой.
Прими, Господи, эти хлеб и вино.
Смотри, Господи!
Вот мы уходим на дно.
Научи нас дышать под водой.
Странно, что в ораторию она не вошла.
Молитвы БГ
«Семь песен о Боге» — это своеобразное авторское молитвенное правило. Экзегетическими упражнениями над поэзией БГ не занимался, наверное, только абсолютно равнодушный к его творчеству человек (а таковых не так много), и по каждой песне можно написать философский, богословский или хотя бы литературоведческий трактат. Поэтому постараюсь указать на самые общие черты, которые и позволяют трактовать эти семь песен именно как молитвы.
Основная тема первой песни «Господу видней» — «Да будет воля Твоя». Основное настроение — отречение от суеты мира и предание себя Господу:
-Можно гордиться тем,
что познал до конца пустоту,
гарантировать перерождение
с серебряной ложкой во рту.
Пусть ангелы несут тебя
дорогой небесных огней,
но не забывай:
Господу видней.
Вторая песня — «Обещанный день» — передает тоску по Господу: это почти пересказ 14 псалма (Имже образом желает елень на источники водные: сице желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41, 2)) и обращение из псалма 117 (Твой есмь аз, спаси мя):
-Господи, я Твой, я ничей другой.
Кроме Тебя здесь никого нет.
Пусть они берут всё, что хотят,
А я хочу к Тебе, туда, где свет.
Старая и горячо любимая поклонниками творчества «Аквариума» песня «Серебро Господа моего» — прямое исповедание веры в Бога-Слово («слово — серебро»).
Четвертая песня «Еще один раз» — с ярко выраженным покаянным смыслом:
-Я много лет был в долгу —
Мне забыли сказать,
Что долг заплачен сполна…
Над скудной землей бешено кричит воронье
Над ними синева, но они никуда не взлетят
У каждого судьба, у каждого что-то свое,
Они не выйдут из клетки, потому что они не хотят
Интересно, что эта песня совсем не отсылает к покаянному 50 псалму. «Помилуй мя, Боже» — это молитва споткнувшегося и поднимающегося. «Еще один раз» — молитва из глубины падения, молитва человека, который всю жизнь провел без Бога и, наконец, Его — даже не встретил еще, а возжаждал встретить. Это вопль блудного сына и вошедшего в храм мытаря.
На мой взгляд, присутствие этой песни в оратории — неудача. Ее нельзя петь в хоре — она слишком индивидуалистична. Ее нельзя петь хорошо поставленным голосом, потому что она не должна производить впечатление хорошо отрепетированной — иначе — фальшь. Ее вообще, кажется, может петь только автор…
Но она необходима по сюжету.
«Сокол» — песня об исцелении и об услышанной предыдущей молитве:
-Если долго плакать
Возле мутных стекол,
Высоко в небе
Появится сокол.
…
Увидеть его крылья,
Увидеть его перья
И вдруг удивиться —
А кто это теперь я?
Почему внизу туча,
А надо мной ясно?
Видимо, я плакал
Совсем не напрасно…»
Песню «Дубровский» еще лет пятнадцать мы, совсем нецерковные подростки, слушали как молитву о просвещении ближних. Сейчас часто говорят о миссионерском эффекте того или иного произведения. Так вот, «Дубровский» — это самая удачная песня-проповедь. После нее интуитивно хотелось пойти в храм — хотя бы для того, чтобы увидеть тот иконостас, на который похож аэроплан героя…
«День радости» — это почти прямое ожидание апокалипсиса: павшая звезда, вопиющие о правде камни, «звериная» луна, бесконечная зима… Но ожидание не испуганное, а радостное: «Ей гряди, Господи Иисусе!», потому что (поется в последние секунды): «Бог есть свет, и в Нем нет никакой тьмы!»
А сам Борис Гребенщиков, прослушав «Ораторию» до конца, сказал, что авторы «во мне очень много мыслей побудили насчет развития собственного творчества».
ФОТО АННЫ ГАЛЬПЕРИНОЙ
