Резко обозначившийся в последние годы интерес к богословию стал предпосылкой к тому, что оно из области предметного интереса узкого круга специалистов переросло в образовательную базу для практических специальностей. Сегодня люди с богословским образованием — это не нечто сродни философам, чью работу нельзя пощупать и измерить, а достаточной востребованные профессионалы в самых различных сферах деятельности от филолога до чиновника. Одно из таких мест, где готовят этих специалистов — Свято-Тихоновский университет.
О том, как зарождалось современное богословское образование и какая от него практическая польза обществу рассказывает проректор по внутривузовской системе контроля качества ПСТГУ священник Георгий Ореханов.
Чем обусловлен резкий рост интереса к богословию в нашей стране в последнее время?
Здесь несколько причин, но в первую очередь я хотел бы определиться, по каким признакам мы судим о росте интереса к богословию. Одна из главных причин в том, что в течении долгого промежутка времени, практически на протяжении девяноста лет в России не было никакой возможности для удовлетворения естественного интереса к богословию. Богословские школы прекратили свое существование практически сразу после октябрьского большевистского переворота 1917 года, в находившихся на подпольном положении остатках этих школ предпринимались попытки написания каких-то трудов и даже их защиты. Но, понятно, что богословие, как и любая другая наука, требует определенных условий для своего развития. Одним из обязательных таких условий являются свобода научного поиска, международные контакты, возможность обмена своими достижениями с коллегами. Все такие контакты в советское время носили исключительно конъюнктурный характер. Поэтому реальных условий для развития богословия как науки не было.
Другая причина возросшего интереса — это возрождение церковной жизни вообще. Богословие неразрывно связано с Церковью. Церковь не может развиваться без богословия, и богословие не может жить без церковной подпитки. Когда двадцать лет назад Церковь получила свободу и возможность развиваться, одним из следствий этого стал интерес к занятию богословием, стали появляться работы, организовываться конференции. Сегодня мы являемся свидетелями этого важного процесса.
Сегодня ПСТГУ является единственным в мире православным богословским университетом. Как происходил процесс создания с нуля стандартов богословского образования?
Это был уникальный процесс. Скопировать стандарты откуда-то извне было невозможно, в силу особенности нашей исторической эпохи, когда окружающая действительность предъявляет определенные требования. В первую очередь мы ориентировались на русские богословские школы, существовавшие до революции. Кроме того, необходимо было выяснить, как обстоит и обстояло дело на христианском Западе. Какие-то источники для работы всегда существовали, но если говорить о стандарте, как о конкретном продукте, который был разработан специалистами нашего университета, то, безусловно, он уникален. Я был свидетелем того, как он зарождался и совершенствовался в течении долгого периода времени. Это не выглядело так, что собралась группа людей и за месяц написала стандарты.
Работа по совершенствованию стандартов продолжается. Сейчас мы переходим на стандарты третьего поколения. Работа эта тяжелая, потому что создается государственный стандарт, который должен удовлетворять жестким условиям. Вписаться в эту систему государственных требований не просто, потому что необходимо сохранить лицо церковной школы.
Стандарт должен был быть таким, чтобы всякому человеку, приходящему к нам в университет, сразу стало понятно, что такое теология, и какие цели она перед собой ставит.
Еще один момент, влиявший на работу, заключался в том, что первый стандарт по теологии создавался с конъюнктурными целями. Он создавался людьми не церковными, и в какой-то степени был построен на атеистическом мировоззрении, потому что преследовал совсем иные цели.
Те люди, которые всю жизнь преподавали антицерковные предметы: научный коммунизм и научный атеизм, как это ни парадоксально, стали разработчиками первого стандарта по теологии. Что из этого получилось, было понятно. Их стандарт совершенно не удовлетворял Церковь, поэтому нашим специалистам потребовалось много усилий, чтобы все это поместить в какие-то определенные рамки.
В чем заключалась сложность удовлетворить предъявляемые государством требования?
Так называемый стандарт второго поколения устроен таким образом, что очень значительная часть дисциплин в нем является для студента обязательной. Это относится к курсам философии, отечественной истории, иностранного языка и пр.
Проблема заключается здесь в том, что не так много часов остается для богословских дисциплин. А богословская подготовка в силу своей сложности и многогранности требует в выработке у студента совершенно определенных качеств и умений, поэтому сразу стало ясно, что часов не хватает. С другой стороны было понятно, что преподавать курс философии или отечественной истории так, как его преподавали нам в советских ВУЗах, невозможно.
Очевидно, что была необходимость показать студентам, что позитивистскому подходу существует альтернатива, т.е. альтернативный взгляд на те или иные дисциплины. И этот взгляд мы обязаны доносить до своих слушателей. Поэтому существовала двоякая сложность: с одной стороны обязательные предметы нужно было преподавать с христианских позиций, с другой — нужно было в прокрустово ложе ограниченности учебных часов поместить наши богословские предметы.
Нельзя сказать, что мы создали идеальный стандарт. Но если сравнивать его с тем, по какому учатся студенты богословских школ Европы: в православной Греции, католической Италии, протестантской Германии, то эти стандарты сопоставимы. То есть первая задача — приступить к осмысленному изучению теологических дисциплин и дать богословское образование студентам — была решена.
Какой отпечаток на богословский факультет накладывает то обстоятельство, что он является системообразующим для университета?
В первую очередь — большая ответственность, потому что и преподаватели, и студенты богословского факультета должны быть образцом для университета во всем: и в поведении, и в отношении к трудовой дисциплине и учебе, и в церковной жизни.
С другой стороны, так как на каждом факультете университета присутствует богословский блок тех или иных дисциплин, которые преподаются специалистами-богословами, то это также накладывает ответственность. Мы являемся разработчиками этих курсов и программ, снабжаем студентов соответствующими методическими пособиями, поэтому преподавателям приходится работать так, чтобы у студентов не было искушения сравнить преподавание богословских дисциплин и, например, исторических.
Мы должны быть на уровне тех требований, которые предъявляют к своим студентам все наши факультеты. Тем более, что на этих факультетах возникла та же проблема, что и у нас. Проблема, связанная с государственным образовательным стандартом. Богословские дисциплины нужно было преподавать на историческом или филологическом факультете так, чтобы это не было в ущерб знаниям по основной специальности. Сначала мы пошли по пути, когда большая часть богословских дисциплин выносилась в отдельный учебный план, что в итоге давало базовое образование и дополнительное богословское.
Сейчас мы стоим на пороге решения очень творческой задачи: нам нужно создавать стандарт нового типа, который совмещает в себе профессиональную компетенцию и навыки богословской работы. Не просто сложить одно с другим, а создать творческий сплав. Например, готовить на историческом факультете специалистов-историков, для которых отечественная история является базовой специальности, но при этом эти люди свободно ориентируются в церковной проблематике 19-го века или современной.
Где могут быть востребованы специалисты, подготовленные по стандарту третьего поколения?
Они могут быть востребованы в любой сфере современной российской жизни. Первое, что мне приходит в голову и что близко по роду моей деятельности, связанной с изучением творчества Толстого, это литература.
Очень часто литература 19-го века комментируется людьми крайне непрофессионально. Человек, который занимается изучением творчества русских писателей, который может хорошо себе представлять историко-бытовые моменты, при этом может абсолютно не понимать церковных реалий. Иногда это приводит к таким ляпам! И вот тут нужен не просто специалист по литературе, но именно филолог, хорошо представляющий ту церковную жизнь, современником которой был Толстой.
То есть вы хотите сказать, что, по сути, нам придется посмотреть назад и переписать всю нашу историю с церковной точки зрения?
Да, конечно. Но это научная сторона, которая требует работников соответствующей квалификации. То же самое касается и педагогов, потому что нам придется пересмотреть свое отношение к детям. Когда дети имеют единственную для себя возможность услышать, что Бога нет, потому что космонавты в космосе его не видели, то это рождает примитивный взгляд на жизнь. Нужны новые педагоги.
Это же касается и студентов. Если они живут в демократическом государстве, то должны иметь возможность узнать о Боге, точно так же как раньше им безальтернативно внушали, что Бога нет. Нужны вузовские преподаватели нового типа. И, наконец, мы можем определенно говорить о том, что наш университет может готовить чиновников нового типа: высоконравственных людей с очень широким культурным и религиозным кругозором, которые любят Россию и по-настоящему ей преданы.
У вас уже есть такой опыт?
Да, нынешний министр юстиции А.В. Коновалов — выпускник Свято-Тихоновского университета. Еще несколько наших выпускников работают в различных министерствах и других госструктурах. Есть выпускники, которые работают в церковных структурах, занимаясь административной работой.
Сегодня в светских ВУЗах страны действуют 43 богословских кафедры. Это много или мало?
Это и много, и мало.
Много — потому что это лучше, чем ничего. Ведь это прецедент создания альтернативного образования. Но это очень мало в масштабах России, потому что богословская кафедра должна быть в любом более-менее известном российском городе, как с этим обстоит дело в Европе.
В Германии практически каждый крупный университет располагает богословским факультетом. Российское студенчество должно должно иметь возможность познакомиться не только с атеистическим или позитивистским взглядом на науку, но и получить представление о духовных реалиях и богословской проблематике. Только в этом случае оно может претендовать на то, чтобы эффективно реализовываться в конкретных профессиональных областях.
Та международная работа, которую ведет университет, насколько способствовала его закреплению в европейской богословской жизни?
О нашем университете знают не в любом российском городе, но в Европе о нем знают везде, где хоть в каком-то виде присутствует богословское образование. Причем знают очень многообразно — хорошо известны наши ученые, конференции, монографии, заочное отделение, где могут обучаться иностранцы.
О факте существования университета знают во всем мире. В значительной степени этому способствует наша база по новомученикам. Связь с отделом новейшей истории, который эту базу поддерживает, осуществляется практически по всему миру. Наши международные контакты хорошо отражены на сайте университета, где практически каждый день появляются новости о различных событиях этой сферы нашей деятельности.
Какая основная проблематика тех международных конференций, в которых участвует университет?
В первую очередь это научные контакты. На богословском факультете по пятницам проходит научный семинар, в работе которого, как правило, участвует кто-то из крупных европейских специалистов по богословию. Коллеги из Европы рассказывают о своих работах, читают гостевые лекции. Кстати, именно эту форму мы стараемся интенсифицировать, потому что академическая мобильность и возможность обмена студентами и преподавателями — это один из важнейших признаков современного университета.
Кроме того, нас очень интересуют учебные контакты, возможность обсудить весь спектр вопросов, связанных с организацией учебного процесса. Эту информацию мы накапливаем, что приносит уже определенные результаты: на последних защитах дипломов наш магистрант Алексей Черный блестяще представил интересную работу, посвященную окормлению студенческой молодежи католической Церковью в Германии. Материал для диплома студент получил благодаря нашим интенсивным международным контактам: он сам четыре месяца собирал информацию в Берлине и общался с приезжавшими в Москву специалистами.
Какие главные направления научной работы, которая ведется на факультете?
Главное направление — это история богословского образования в России, которое возглавляет Наталья Юрьевна Сухова. Другое серьезное направление, возглавляемое священником Александром Мазыриным — это жизнь и деятельность новомучеников и все, что связано с историей Русской Церкви в советскую эпоху.
Также активно развивается под руководством священника Павла Хондзинского направление, посвященное пастырскому богословию. Есть много работ по сравнительному богословию, активно развивается религиоведение, патрология, догматика.
Сейчас проходит лицензирование нового — философского отделения. В принципе, если сравнивать наш богословский факультет с другими подобными учебными заведениями в Европе и Америке по всему спектру специальностей и направлений, можно говорить о том, что мы реализуем его полностью в тех областях исследования церковной жизни, которые присутствуют на любом сложившемся богословском факультете.
Та молодежь, которая идет учиться в Свято-Тихоновский университет, чем отличается от остального российского студенчества? Какими чертами характера, воспитания был определен их выбор?
На этот вопрос непросто ответить, потому что возникает естественное желание поставить наших студентов на какую-то высоту, потому что мы очень довольны нашими студентами и радуемся, что имеем с ними дело.
Но, если говорить о том, чему конкретно мы радуемся, то стоит отметить, что это новое поколение людей, выросших в церковных семьях, в церковной среде. Это люди, которые сознательно пришли или воспитаны в вере, поэтому они делают сознательный выбор в жизни, желая учиться именно у нас.
Порой человек в шестнадцать-семнадцать затрудняется сделать правильный выбор и часто ошибается. Я все время вспоминаю по этому поводу замечательные слова Василия Васильевича Розанова: «Русский человек любит одно, учится другому, а занимается в жизни третьим».
Мы стараемся этого избежать. Мы не знаем, чем конкретно наши студенты будут в жизни заниматься, но во всяком случае они уже для себя решили, что хотят жить и работать в Церкви. И это очень важно, потому что это самое главное качество, из которого следует все остальное. А остальное — это нравственный облик, которым наши студенты отличаются от других студентов московских ВУЗов. Нельзя сказать, что они все безгрешны, но тем не менее они, будучи людьми церковными, понимают, что есть какие-то вещи, которые для них недопустимы. Важно, что эти люди не совершают тяжелых грехов.
Если речь зашла о допустимых и недопустимых вещах, то как специалист по Льву Николаевичу Толстому, скажите, почему среди современной молодежи очень распространены толстовские настроения, когда они создают для себя свои собственные евангелия из коктейля разных религий и философских течений?
Это явление с одной стороны обусловлено той восьмидесятилетней дезориентацией, о которой я говорил.
Мы должны отдавать себе отчет, что в советскую эпоху студент, у которого не было других источников знаний, кроме предоставляемых советской школой, надежных жизненных ориентиров получить не мог. Все попытки воспитать молодежь в советских ВУЗах, несмотря на кодекс строителя коммунизма, были довольно бессмысленными и безрезультатными. С исторической точки зрения интересно и трагично наблюдать за судьбами, советских студентов, которые не нашли себя в жизни.
Возьмите кинотрилогию про Шурика, где показано студенчество. Если проследить дальнейший путь этих людей, то он действительно трагичен: неудовлетворенность работой, депрессии, развал семей и пр. Попытки воспитать строителей коммунизма, закончились катастрофой.
Сейчас ситуация меняется, молодежь понимает, что можно строить свою жизнь на других основах. Но человеку невозможно построить свою жизнь самому, ему нужны подпорки. Без них, если человек не имеет счастья быть членом Церкви, возникает эклектика. Эта эклектика ума, воли и чувства усиливается еще и оттого, что мы живем в эпоху очень жесткого и мощного суггестивного воздействия на душу человека, которое идет из телевизора и интернета, на стадионах и концертах, даже просто на улицах, когда за пять минут ходьбы по улице глаза встречаются с десятью рекламными щитами. Молодой человек не выдерживает этой битвы, и пытаясь строить свое мировоззрение, он зачастую строит здание на песке.
Я бы не стал проводить прямых аналогий с Толстым, но можно сказать определенно, что очень многие люди, которые никогда не читали Толстого и не интересуются им, в какой-то степени являются толстовцами. То евангелие, которое они для себя конструируют, в определенной степени является толстовским, в его основе лежит некий нравственный кодекс.
Но беда в том, что Толстой старался следовать своему «евангелию» и относился к своей жизни очень рефлективно, критично, хотя и путался часто в трех соснах, а для современной молодежи такая рефлексия часто сложна, ввиду различных искушений. Поэтому происходит размывание нравственных границ. Некий кодекс создается, но современный человек разрешает себе очень многое, не считая грехом то, что таковым является. При этом некоторые даже считают себя христианами.
В такой ситуации важно, кто человеку будет помогать. И вот тут мы возвращаемся к вопросу, зачем нужны богословские кафедры, зачем нужно преподавать ОПК в школах, почему священники должны иметь возможность говорить с молодежью. Я уверен, что в разговоре со священником молодежь должна иметь возможность найти ответы на все свои вопросы. Конечно, при этом мы очень серьезно должны задуматься над тем, какие священники сегодня нужны Церкви для такой работы.
