«У меня жизнь налаживается». На протяжении многих лет я слышал эти слова на исповеди не один раз. Еще я слышал: «У меня все не очень хорошо». Это обновленная информация, личная оценка и сводка о положении духовной жизни. И она ошибочна.
У тебя дела идут не лучше, чем раньше. И не хуже.
По правде говоря, мы вообще не знаем, как идут наши дела. Один Бог знает. Но мы спроецировали историю мировой культуры на себя и сделали из него историю нашей души.
Это рассказ о ее прогрессе – или упадке. Это рассказ, который современный мир рассказывает сам себе и которым часто оправдывает свои поступки. Во имя прогресса мы «залили асфальтом рай и устроили парковку»[1].
Прогресс – это описание движения и направления. Прогресс предполагает, что движение и направление – это хорошо. И конечно, предполагает, что возможно знать, движение в какую сторону наиболее желательно. В общем-то, мы думаем, что больше денег, больше выбора, больше свободы, больше здоровья, больше образования и т. д. – все это прогресс.
В философии все это называется «утилитаризмом» – в соответствии с классической формулой: «наилучшим действием является то, которое приносит наибольшее счастье наибольшему числу людей».
В этом тезисе есть и классические изъяны. Как мы измеряем наибольшее счастье? Что составляет наибольшее число? Может ли быть оправдан вред, который причиняют меньшему числу людей ради большего? Те же самые вопросы, применяемые к нашим личным нравственным подсчетам, ставят те же самые проблемы. Наша христианская жизнь – это не план по улучшению нравственности. Об этом нужно подумать очень внимательно. Итак, я повторю еще раз:
Наша христианская жизнь – это не план по улучшению нравственности.
Нравственное совершенствование или прогресс – это не цель христианской жизни. Это даже не стоит рядом. Нам кажется, что если мы будем меньше врать, нам будет меньше хотеться блуда, или мы будем поститься построже, или лучше сдерживать злобу, мы каким-то образом становимся лучше и добиваемся прогресса. Но это неправда.
Святитель Григорий Нисский однажды сказал: «Человек – это грязь, которой Бог повелел стать богом». Это не история прогресса. Мы – это не грязь, которая каким-то образом улучшается, чтобы стать божеством. Грязь не может сделать ничего, чтобы стать божеством. И если мы будем честными с собой, то мы увидим, что даже не стали грязью лучшего качества.
Я совершаю священническое служение 34 года (из них 15 лет в Православии). В общем и целом, люди не становятся лучше. Многие, приходя на исповедь, страдают от безысходности, видя, что исповедуют те же самые грехи, раз за разом.
Часто они ощущают неловкость, и пытаются извиниться перед священником. «Мне кажется, что у меня нет никакого прогресса» – это нередкое замечание. Я говорю таким исповедникам, чтобы они не ожидали прогресса.
Не в том смысле, что они не должны сопротивляться греху, просто они обнаружат, что они постоянно будут противостоять одним и тем же искушениям, и со временем преуспевать или падать то в большей степени, то в меньшей. Такова жизнь на самом деле.
Что же делать такой грязи, как мы? За что мы боремся?
«Сочетаюсь Христу», говорит крещаемый. Это слова, которые грязь произносит о самом удивительном даре из всех возможных. То, что мы призваны стать богами – это не наше достижение, а дар, который преподает нам Христос. И то, что рождается в нас – это новое творение, а не человечек, вылепленный из грязи.
Смысл жизни во Христе отнюдь не в совершенствовании. Скорее, в провале. Ничего общего с совершенствованием.
О нашем священном провале Писание говорит многократно:
«… ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». (Мф. 16.25)
«Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2 Кор. 12.9).
«Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; 8 смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной». (Фил. 2. 5–8).
Можно еще многое сказать. Но пафос этих изречений далек от совершенствования, тем более от нравственного совершенствования. В духовной жизни не совершается приближения улучшенного меня к идеалу. Это как сравнить грязь и свет. Воистину великая, поистине удивительная, грязь всегда останется грязью. Она никогда не станет более световидной.
Но эти изречения указывают на путь вперед. Это путь потери, слабости и опустошенности. Смысл духовной жизни – не в том, чтобы улучшить собственную нравственность, а в том, чтобы найти настоящего себя – Нового Человека – и вжиться в того, кто рождается в нас через Христа.
Мы теряем нравственного себя, чтобы найти настоящего себя. Мы исповедуем нашу нравственную слабость и в этом исповедании находим настоящую силу Нового Человека. Мы опустошаем нравственного себя и обнаруживаем, что даже его лучшие показатели и проявления — лишь «дерево, сено и солома» (1 Кор. 3.12).
Старец Софроний предлагает такую максиму: «Путь вверх – это путь вниз». Мы сходим в глубины нашего нравственного и экзистенциального ничтожества, чтобы вознестись к соединению со Христом. К этому и сводится практика исповеди.
Исповедь – признание моего провала, моей слабости и опустошенности в присутствии Бога – и его священного свидетеля. Пророк Исаия говорит нам: «Все мы сделались — как нечистый, и вся праведность наша — как запачканная одежда» (Ис. 64.6).
Даже наша праведность, наши самые лучшие и успешные показатели – это грязные тряпки! Если бы мы это понимали, мы бы признали, что то, что мы имеем в виду, когда говорим «я делаю успехи» — так же пусто и бесполезно, как и то, за что нам бывает стыдно.
Именно этот стыд мог бы открыть для нас райские врата. Только святой человек мог бы выдержать полное опустошение, но каждый из нас мог бы понести на себе «малый стыд» (архимандрит Захария). Потому что именно в слабости и поверженности нашей жизни мы становимся «нищими духом». Эта опустошенность и слабость – место, в котором мы становимся великодушными и бесстрашными.
Великодушие нравственного человека – это всегда усилие богача. Мы очень стараемся поделиться и даже восхищаемся собой, когда у нас все получается.
Я всегда замечал, что когда один бедняк помогает другому, у них совсем другая динамика. Я видел, как бедный дает половину и более того, что имеет, как будто бы так и должно быть. Это самое обычное дело.
Я вспоминаю, как англиканский епископ рассказывал мне, как во время посещения бедной деревни в Индии он был поражен количеством людей, которые не ели целый день, чтобы предложить ему полноценную трапезу. Та же великодушная радость часто наполняет самые бедные части света, которые мы так жалеем, находясь в других его частях. А нам следовало бы пожалеть себя!
Таинство исповеди – не для того, чтобы становиться лучше, или докладывать о своем развитии. Это место, где становишься бедным, слабым, пустым, и где нужно обнять стыд от исповеди как самого дорогого друга. Потому что только здесь мы поистине найдем Христа. Это ад, в который он снизошел, и где он нас ожидает, чтобы нас восставить.
Мудрость церковных молитв наполнена этим знанием. Святитель Иоанн Златоуст приносит эти золотые слова.
«Господи Боже мой, знаю, что не стою я того и не достоин, чтобы Ты вошел под кров мой, в дом души моей, потому что он весь пуст и обрушился, и нет во мне достойного места, где бы Тебе главу приклонить. Но как Ты ради нас уничижил Себя Самого, сойдя с высоты, снизойди и ныне до ничтожества моего. И как Ты соблаговолил возлечь в пещере в яслях бессловесных животных, так благоволи войти и в ясли неразумной души моей и в оскверненное тело моё. И как Ты не отказался войти и вкусить вечерю с грешниками в доме Симона прокаженного, так соблаговоли войти и в дом смиренной души моей, прокаженной и грешной. И как Ты не отверг подобную мне блудницу и грешницу, пришедшую и прикасавшуюся к Тебе, так сжалься и надо мною грешным, приходящим и касающимся Тебя. И как Ты не погнушался скверных и преступных уст её, целовавших Тебя, так не гнушайся ни ещё более скверных и преступных, чем у неё уст моих, ни мерзких и нечистых губ моих, ни гнусного и сквернейшего языка моего. Но да будет мне горящий уголь всесвятого Твоего Тела и драгоценной Твоей Крови в освящение…»
Воистину так.
1. Слова из песни Джони Митчелл “Big yellow taxi”:
“Don’t it always seem to go
That you don’t know what you’ve got
Till it’s gone
They paved paradise
And put up a parking lot”. Прим. пер.