«Уберите этого мальчика из класса»
— Наталья Павловна, расскажите немного о школе. Как коррекционная школа-интернат превратилась в инклюзивный проект?
— Школа выросла рядом с городком приемных семей. По программе губернатора Московской области планово и постепенно были закрыты все интернаты и детские дома, а дети размещены в приемные семьи и семейные центры.
Школа была построена на средства фонда «Абсолют-Помощь», и изначально в нее пришли дети из Серпуховской специальной (коррекционной) школы-интерната. В год открытия практически всех детей из школы забрали в приемные семьи соседнего городка.
Концепцию школы придумал Александр Светаков (глава инвестиционной группы «Абсолют». — Прим. ред.). Это так называемая умная благотворительность — не просто «привезти и раздать подарки в детский дом», а дать детям возможность самим обеспечить свое будущее. Сначала сюда принимали только детей с особенностями развития и особыми потребностями, а их братья и сестры поступали в обычную деревенскую школу. Но разлучать братьев и сестер неправильно, и школа стала принимать всех детей из городка приемных семей, а потом и детей из многодетных или малообеспеченных семей, простых деревенских ребят из семей, нуждающихся в социальной поддержке. Проект школы уникален, аналогов ему пока нет.
— Родители детей с особенностями очень надеются на инклюзию, но уже на первом родительском собрании они иногда слышат «зачем нам в классе ребенок с аутизмом, уберите его». Приходилось ли вам с этим сталкиваться?
— Я опытный директор и много лет работала в обычной общеобразовательной государственной школе, где учились, в том числе, дети с аутизмом. Это абсолютно нормально, если в классе будет несколько детей с особыми потребностями. Зачем это нормотипичным детям? Ответ простой: толерантность и эмпатия не рождаются сами по себе. Я уверена: когда особенного ребенка принимает среда, ребенок спокойнее адаптируется в коллективе и становится его полноправным членом.
В обычной школе нам приходилось сталкиваться с просьбой «уберите этого мальчика из класса». Мы всегда отвечали: «Чем этот ребенок хуже вашего? Закон об образовании один для всех». Мы никогда не убирали детей из класса по требованию родителей. Мне кажется, что культура общества сейчас идет в сторону принятия. Взрослых можно понять: у кого-то проблемы с доходами, трудности на работе или нервная обстановка дома.
Родители реагируют на инаковость агрессивнее своих детей.
Если нам возражали «этот мальчик нам мешает», у нас возникал вопрос: «С чего вы взяли, что ваш ребенок ни разу никому не помешал?»
В нашей школе нет проблемы «в классе какой-то не такой ребенок». Скорее всего, эту культуру сформировала школа совместно с городком приемных семей. Детей в семьях много, и они привыкли к разнообразию, не показывают друг на друга пальцем, уважают особенность каждого, умеют помогать и просить помощи.
— Но конфликты все же случаются? Ведь у детей бывают проявления агрессии, поведенческие проблемы?
— У нас есть дети, которые не справляются со своей агрессией. Бывает, случаются конфликты.
Типового решения таких конфликтов нет и быть не может, потому что каждый ребенок — индивидуальность. Были ситуации, когда в кабинете собирались пять взрослых сотрудников школы с опытом работы более 25 лет и вместе думали, как нам быть? В любом случае мы всегда начинаем с разговора, но говорить бывает непросто.
Многие дети в нашей школе прошли предательство взрослых: не только кровных родителей, но и неоднократный возврат от опекунов.
Кто-то кочевал из приюта в приют, у них уже нет доверия словам. Многим детям для выхода из конфликта надо просто сесть рядом и помолчать.
Есть и другие эксклюзивные истории: например, первоклассница, которая за год потеряла обоих родителей — мама утонула в июне, а папа в январе умер. Дети автоматически достались пожилому дедушке и тете, которая только недавно окончила колледж, сама еще не прошла путь материнства, но уже стала отвечать за детей.
Я помню, как мальчик из старших классов разрисовал беседку на территории школы. Когда я его спросила, зачем он это сделал, честно сказал: «Ждал, что вы в окно увидите и позовете меня к себе». Он делал все для приглашения родителей в школу. Так он искал внимания, и не только моего.
Где-то мы вместе с ребенком молчим или много проговариваем, где-то даем поплакать, если у ребенка есть «колючки», мы помогаем ему их снять. Дети, которые отрастили себе шипы, страдают от них больше, чем те, кого они ими ранят.
— А как сами дети реагируют друг на друга?
— У нас во втором классе есть девочка, которая в силу своего заболевания не может сама взять поднос в столовой, это для нее высоко. Ей помогает другой мальчик. Она никого не просит, это происходит само собой.
Иногда я вижу, как один ребенок помогает другому: включить свет, достать до какой-то полки.
И первый даже не оглядывается узнать, кто ему помог, а второй не ждет благодарности, бежит себе дальше, потому что здесь такая культура: поддержать — это естественно.
Конечно, это в том числе работа психологов, специалистов школы и семьи.
Главная проблема школ — количество учеников в классе
— Почему же в государственных школах возникают трудности с комфортной инклюзией? Это недостаток финансирования или кадров?
— Дело точно не в кадрах или финансах. Просто в государственных школах много детей. У нас в классах около десяти человек. Там, где детей всего десять, толерантность формировать проще. 35 детей в обычном классе — это 35 характеров и такое же количество родителей. Если одна мама «заводит» всех против одного ребенка и другие родители реагируют, разрушительную волну гнева очень сложно удержать.
По моему опыту, основная сложность в государственной школе — количество обучающихся в классе.
К ребенку с особенностями иногда надо несколько раз подойти, лишний раз что-то повторить, показать. Невозможно успеть это там, где детей много.
Важен и настрой коллектива школы. Мы здесь твердо уверены, что ребенок с особыми потребностями будет у нас учиться. У нас есть все для учета его персональных возможностей и потребностей.
— Наверное, не каждый педагог готов работать с детьми, у которых есть аутизм или какие-то ментальные, интеллектуальные нарушения?
— А мне кажется, что готов каждый. У нас много новых кадров, они до этого не работали с особенными детьми, но влюбились в школу и очень легко встроились.
Я могу однозначно сказать, кто точно не сможет: озлобленный человек. Он не сможет контролировать свои эмоции, не хватит терпения, будет срываться, кричать, а здесь так нельзя. Мы не устраиваем противостояния «ругать за то, что не сделал», а идем по пути «хвалить за то, что сделал». Для этого должны быть определенный уровень эмпатии и желание помогать, сопровождать.
Многие наши дети очень тактильные, они могут подойти к педагогу, обняться, и мы понимаем, что это важно, чтобы «сломить лед».
У нас есть мальчик, который всегда был очень суров. На протяжении пяти месяцев каждый раз, как меня видел, говорил: «Я не скажу вам “доброе утро”». А я изо дня в день с ним здоровалась.
Однажды меня не было в школе несколько дней и, когда я вернулась, он не выдержал, подбежал ко мне: «Я так давно вас не видел, доброе утро!» Лед тронулся!
«Он у меня будет нормальным?»
— Бывают ли сложности с родителями детей в принятии диагноза и помощи от специалистов? Иногда люди не сразу готовы признать, что их долгожданный любимый ребенок не такой, как все.
— Я действительно стала замечать, что современные родители не доверяют школе и не принимают своих детей такими, какие они есть. Только недавно у меня был разговор с мамой, которая спросила про сына: «Он у меня будет нормальным?» Я сказала, что он и сейчас нормальный. В чем его «ненормальность»? В том, что он отличается от других детей?
Кроме того, у каждого свое понятие нормы. У меня две дочери, в школе они были круглыми отличницами, но мне все равно приходилось слышать, что «это ненормально — учиться на одни пятерки».
Самое важное — это принятие родителями своего ребенка. Не надо пытаться сделать из него именно бриллиант, если он родился драгоценным камнем другого цвета.
Одно дело, когда речь идет о вседозволенности и эгоцентризме, которые, кстати, всегда легко отличить от диагноза, и совсем другое — особенности, с которыми ребенок родился.
— Я думаю, что родителей беспокоит будущее детей, пресловутый страх окончить школу «со справкой», не найти своего призвания, зависеть от родителей всю жизнь.
— Мы отталкиваемся от научной школы, которая сложилась годами, но даже если ребенок изначально идет по нецензовой программе, всегда стараемся помочь ему выйти на другой уровень. Каждому ребенку надо сформировать навыки, которые приведут его к занятости и трудоустройству: у кого-то это ручной труд, изготовление изделий из керамики, гончарное дело, швейная или каротажная мастерские. Недавно мы запустили автомастерскую, открыли обучение парикмахерскому делу, возможность пройти подготовку по программе «водитель транспортного средства»…
И, конечно, всех детей мы учим самостоятельности. Каждый ребенок у нас знает, как приготовить ряд блюд, у нас есть своя мини-пекарня, дети выпекают хлеб. Группа, которая проходит профессиональное обучение, например, самостоятельно выпекает печенье, кексы всей школе на полдник.
В этом году мы запустили школьную игру «Банк», и у нас есть своя валюта «АбсКоины», которую дети получают за участие в олимпиадах, достижения в учебе, участие в школьных мероприятиях, выполнение домашних заданий.
Для многих наших ребят важно научиться зарабатывать деньги, распоряжаться ими.
Наши мастерские полезны друг другу и школе. Они выпускают продукцию, которая заказывается школой. Например, швейная мастерская обеспечивает всех фартуками. Некоторых выпускников нашей школы после колледжа мы берем к себе на работу и в целом активно стараемся их трудоустроить, дать не одну, а несколько возможных профессий.
Мы видим, что колледжи пока не предлагают детям с ОВЗ ничего интересного и выбор ограничен одной-двумя программами, поэтому поставили себе планку обеспечить их достойным будущим.
Сейчас в планах собственная биржа труда для обучающихся в школе. Мы решили провести эксперимент и открыть вакансию уборщика кабинета после уроков с зарплатой в нашей валюте (АбсКоинах) выше среднего. Педагоги-организаторы отнеслись к этому скептически и сказали, что на эту вакансию не пойдут, но нам важно показать, что убираться — достойный труд. Ничуть не менее достойный, чем любой другой. Посмотрим, сколько будет желающих заработать.
Мы считаем, что важно отталкиваться от сильных сторон ребенка.
У нас учатся дети с синдромом Дауна, они часто очень пластичны, и наши ученицы именно такие. Мы решили специально под них открыть школьный цирк, чтобы они выступали там как гимнастки. Один старшеклассник, который часто хулиганит, это услышал и сказал, что он там будет «главным клоуном», но мы совершенно серьезно предложили ему попробовать себя в этом качестве, направить энергию в мирное русло.
В школе всегда должно быть пространство для развития. И наш приоритет сейчас — качественная академическая подготовка и профессии, первый шаг детей с особенностями и без в самостоятельную жизнь.
Фото: Людмила Заботина
