На
Перед Новым годом в кастинге популярного украинского телешоу «У Украины есть талант» выступил незрячий музыкант из Харькова Геннадий Суменков. Своим пением он буквально взорвал зал. Зрители плакали и аплодировали стоя, а судьи вышли на сцену, чтобы сказать Геннадию единодушное да. Но на конкурс парня так и не взяли… Сейчас он поет в переходах харьковского метро, чтобы заработать на хлеб.

Я приехал к Геннадию в его съемную квартиру. Видно, что когда-то это была одна комната, которую затем перегородили на микрозоны: спальню, санузел и кухню-прихожую. Тесно, но для одного вполне.

Суменков живет один и заметно гордится своей самостоятельностью в быту. Говорит, что даже еду себе готовит сам, а его фирменное блюдо — курица с сыром. Помыть посуду, постирать, погладить, пуговицу пришить — никаких проблем. Только для генеральной уборки приходится кого-то приглашать, а с текущей справляется сам. И хоть Гена и извиняется за возможный беспорядок, но в его холостяцком жилье чисто и аккуратно, все вещи на своих местах. Особое место занимают кубки и медали — награды в музыкальных конкурсах и фестивалях.

«Мне никто ничего не объяснял»

— Расскажите об участии в шоу «У Украины есть талант». Почему после триумфального выступления в отборочном туре вы не попали на конкурс?

— Это уже не первый мой опыт участия в таких шоу. В 2010 году я участвовал в первом сезоне «Икс-фактора» (украинская версия британского проекта The X Factor. — Прим. ред.) на том же телеканале СТБ. И, можно сказать, столкнулся с дискриминацией. Тогда на конкурсе «У Украины есть талант» выиграла моя подруга и однокашница, незрячая певица из Полтавы Елена Ковтун. И когда я выступил на прослушивании «Икс-фактора», ведущий Игорь Кондратюк на камеру пообещал связаться со мной, а за кадром сказал: «Гена, мы не можем брать всех инвалидов». У меня был шок. Я говорю: «Погодите, почему? Это же разные проекты». — «Проекты разные, но канал-то один. Прости, это бизнес. Либо она, либо ты».

После этого я долго не хотел иметь дел с СТБ, но тут меня уговорили друзья, которые на волонтерских началах занимаются моим менеджментом.

Мы отправили несколько заявок по всем каналам, и меня пригласили на кастинг. Мое выступление вы видели. Почему я не прошел — не знаю. Мне никто ничего не объяснял. Меня просто показали как участника кастинга. А судьбы участников определяли потом. Я нашел видео о том, как жюри решало. На кастинге они сказали «да» сотне человек, а должно было пройти десять участников. Наверное, нашли более достойных.

Геннадий Суменков

— Еще в каких-нибудь телешоу будете участвовать?

— Трудно сказать. Если получится — буду. Я уже подал несколько заявок на шоу «Голос страны». Не знаю, когда у них отбор. Если возьмут, будет приятно. Поеду. Хотелось бы показать мою музыку как минимум в Украине. Чтобы мое новаторство узнали и приняли. Чтобы джаз наконец начали слушать массово. Рок слушают многие, рэп тоже популярен, попса вообще не обсуждается. А джаз как-то вообще в тени. Хотелось бы развить джаз-культуру.

«Я родился таким, значит надо с этим жить»

— Сам я из города Днепродзержинска (ныне — Каменское), но считаю себя харьковским, — рассказывает Геннадий. — Здесь учился с детства в специальной школе, здесь нашел друзей, здесь начал выступать на сцене. Поэтому и уехал сюда от родителей. Они, конечно, не особо одобряли, но я привык решать за себя сам. Не могу сидеть в четырех стенах.

— Расскажите о вашем диагнозе. Что произошло?

— Я родился таким. Атрофия зрительного нерва. Никто не знает, почему. То ли потому, что врачи непрофессионально себя повели при родах. А может, потому, что на маму беременную контейнер с хлебом упал. В общем, были к тому предпосылки.

— А что врачи говорят? Пытались лечить?

— Конечно! Все раннее детство я провел в больницах. Мы тогда много переезжали, так как отец был военным, ракетчиком. 

Так что я, можно сказать, знаю офтальмологические больницы по всему бывшему Союзу — все московские, украинские… Но сколько ни обследовали, сколько ни лечили, нигде помочь не смогли.

Одних курсов уколов я получил более 200. Потом мне даже предлагали вскрыть голову и вставить стимуляторы. Но я отказался — слишком рискованно. Ладно, если еще просто не поможет, а если, не дай Бог, что-то другое заденут? Обоняние там, слух, еще что-то? Не хочу стать овощем.

Я не верю, что это лечится. И я уже привык быть таким. Хотя мне до сих пор говорят: попробуй, есть то-то и то-то… Я говорю: где есть? Вот где? Я не в одной больнице лежал, знаю. Нет ничего. А если и есть, то точно не в России и не в Украине.

— А когда вы поняли и осознали, что что-то не так? Трудно было?

— Понял в детстве. В принципе, нормально воспринял. Конечно, боялся многого: что меня не примут люди, что не смогу учиться, как все. Какой-то особой жалости к себе не было. Как и вопросов о том, почему это мне и за что.

Со временем пришло это осознание, что так Богу угодно. По-другому просто не скажешь. Я родился таким, значит надо с этим жить, адаптироваться. И я адаптировался. Попал в школу для незрячих, получил образование, научился петь, стал музыкантом…

— Это все школа дала?

— Тяга и вкус к музыке, творческая натура у меня с детства. Возможно, в отсутствие зрения слух развивается таким образом. Ребенком я часами слушал музыку, а когда кассета заканчивалась, начинал плакать. Тогда приходила мама и переворачивала кассету…

Я уже маленьким понял, что могу не все. Зато могу петь. И стал петь, копировал понравившиеся песни, разрабатывал связки. Потом была школа, которая помогла мне развиться. В восьмилетнем возрасте меня отправили в Харьков, в гимназию им. В.Г. Короленко (областная специальная гимназия-интернат для слепых детей. — Прим. ред.). Там меня обучали классике, а эстрадному пению я обучался, можно сказать, сам.

А вот на танцы меня, к сожалению, не взяли. Там танцевали больше слабовидящие, а незрячих не брали. А я очень хотел учиться хореографии, я же артист. Да и сейчас считаю, что смогу научиться. Просто со мной это сложнее, нужно больше времени…

А после школы я закончил Курский музыкальный колледж-интернат слепых. Там я учился академическому вокалу. Параллельно ходил на кружок эстрадного вокала. Но специально эстраде меня практически никто не учил, только подсказывали. Можно сказать, учился сам. Вырабатывал свой стиль. И постепенно пришел к джазу.

«Мы иначе воспринимаем мир»

— Почему именно джаз?

— Как-то он мне стал нравиться. И потом на него меня подсадил мой друг, тоже незрячий музыкант, пианист. В 2016 году он пригласил меня поиграть джаз. Так появился проект «Джаз в темноте», где оба участника были незрячими. Необычный формат такой.

В том же году я попал на телепрограмму «Половинки». Она не о музыке, а о поиске и совместимости партнеров. Девушку я там так и не нашел, но участие в передаче помогло моей популярности как музыканта. Мы начали ездить с гастролями, потом переехали в Харьков, писали песни, выступали, сняли клип… К сожалению, потом проект распался, каждый пошел своим путем, но я хочу его воссоздать, поэтому ищу клавишника.

Хочется сделать джаз по-настоящему популярным. Потому что джаз — это все еще более элитная и интеллектуальная музыка, которую еще нужно уметь воспринимать. Мне кажется, у меня это получается.

Музыкант — это тонкий человек, тем более — незрячий музыкант. Мы иначе воспринимаем мир, иногда принимаем близко к сердцу то, что многие люди могли бы не принимать.

Я не могу и не люблю носить масок, не могу делить на черное–белое. Если я радуюсь, то бурно. Моя душа такая — бурная. Я считаю, что это и есть фактор музыкальности. Если бы не эти эмоции, то музыкант не мог бы творить.

— У каждого джазмена есть собственный стиль. Какой у вас? И кто ваши ориентиры в джазе?

— Очень нравятся Фрэнк Синатра, Глен Миллер, Луи Армстронг. А еще очень вдохновляет современный джазмен Сальвадор Собрал, который выиграл Евровидение-2017, будучи инвалидом — у него был порок сердца и в том же году ему сделали операцию по пересадке.

Что же до моего стиля, то он во многом стал результатом экспериментов. Например, я совместил джазовый скэт-вокал (бессловесный вокал. — Прим. ред.) с тирольскими напевами. Примерно то же самое делала Мэрилин Монро. Кроме того, я имитирую голосом многие инструменты: саксофоны, электрогитары, — не говоря уже о трубах и тромбонах, которые каждый второй джазмен имитирует. Использую для этого гибридный вокал, где используется микст между головой и грудью. Вот так (Геннадий около минуты имитирует звук саксофона).

Не советую неподготовленным людям это повторять, это воздействует на связки. Могу имитировать разные голоса, вплоть до голоса лилипута или бурундука.

Еще у меня есть дудка казу — это такой ирландский народный инструмент, который используют в джазе, блюзе или кантри. Особенность этой дудки в том, что в нее не дуешь, а поешь. С ее помощью я даже делаю своеобразную «перекличку» двух саксофонов — один инструмент имитировал голосом, а звук второго создавал с помощью казу.

А еще люблю пробовать новые стили и направления. Как-то мы с моим другом, спасибо ему, сделали джаз-рэп или Rap&Jazz, R-n-J, из которого у меня потом родился еще один стиль — speaking, когда говоришь, как в рэпе, но есть небольшое отличие. Пробовал трейн-джаз, напоминающий ритмом перестук колес поезда. Был тектоник-джаз и еще много разных идей.

— Песни сами пишете? Сколько их уже и о чем они?

— Тексты я пишу сам, музыку помогал писать клавишник. Будь у меня синтезатор, я бы и музыку, в принципе, сам написал. Авторских песен у меня уже под два десятка — на русском, украинском и на английском языках. Песни, в основном, о любви. Хотя стараюсь писать на всякие темы, для разной публики всех возрастов. 

Хочу делать классную музыку, которая одновременно мудрая и «качёвая», стимулирующая.

Когда я написал песню Until The Star, на которую потом сняли клип, многие люди говорили: «Вау, я не могу сидеть на месте!» Я говорю: «Так и не надо сидеть!» В этом суть и смысл. Джаз можно крутить по М1 (музыкально-развлекательный телеканал. — Прим. ред.) с не меньшим успехом, чем рок, рэп или еще что-то.

«Я не попрошайка, я музыкант»

— А как вы стали уличным музыкантом? Это больше заработок или для души?

— И то, и другое. Петь на улицах я начал еще в Курске, где-то в 2011 году. Первый опыт, можно сказать. А в Харькове стал выходить регулярно. Концерты, на которых можно заработать, бывают не всегда. Особенно сейчас, во время карантина. А деньги всегда нужны. Я не алчный, но любому музыканту хочется не только творить, но еще и кушать. Не только дарить людям радость, но и зарабатывать. Вот я и зарабатываю — в метро, на улицах и в парках. Мне это необходимо, я живу сам и сам себя обеспечиваю.

— Доход уличного музыканта позволяет снимать квартиру, одеваться, питаться? У вас есть какие-то расценки или тарифы?

— Те, кто просто проходит мимо, когда я пою, дают сколько пожелают. Если людям действительно нравится твоя музыка, если человека она цепляет, задевает его душу, человек не будет скупиться. Кто-то 20 гривен положит, кто-то 50, а кто-то и 100. Бывает всякое. А если заказывают исполнение песен, то я называю примерные цены. За джаз прошу чуть меньше, потому что его меньше заказывают. А другие жанры — специально прошу больше. Стараюсь людей приучить к джазу даже на улицах.

— Поете свои песни или общеизвестные?

— Пою разные, чаще общеизвестные, но иногда и авторские. Жанры тоже разные. Кто-то любит рок, кто-то — рэп, и каждый хочет свое. Иногда пою условные «Руки вверх».

— Какую самую необычную песню заказывали? И вообще, что запомнилось?

— Однажды кто-то заказал «Кольщика» из репертуара Михаила Круга. Это было действительно необычно. Но я не стал петь эту песню — не настолько хорошо ее знаю, а главное — там встречается мат. А я мат не употребляю, хочу, чтобы люди меня запомнили нормальным.

Часто люди даже плачут от моей музыки. Правда, слишком сердобольно меня воспринимают, вплоть до жалости. Я этого не люблю. Есть разница между жалостью и сочувствием. Когда начинают жалеть: «Ой, бедненький…» — я говорю: «Ребята, я нормальный». Тем более, что толку от такой жалости — ноль.

Был курьезный момент, когда директор итальянской пиццы меня угостил, потому что ему понравилась моя музыка. А однажды меня увидели в парке и пригласили выступить на хоккее, спеть гимн Украины в джазовом стиле.

— А неприятные моменты бывают? Конкуренция, рэкет, еще что-то?

— Естественно, конкуренция есть. Другие люди тоже хотят петь и работать. Но мы стараемся не пересекаться или как-то договариваемся друг с другом, пытаемся найти компромисс. Это неписаный джентльменский кодекс правил — стараться не переходить дорогу друг другу, договариваться. Я стою сегодня, а ты завтра. Или делим время.

Но бывает, что эти правила нарушаются. Например, когда музыкант приходит в твое время. Ты уже начал петь, люди кидают деньги, место выгодное — и тут приходит другой музыкант и говорит, что это его время. Или же когда люди начинают перебивать друг друга. Я с этим сталкивался, это нехорошо, некрасиво, не по-человечески. Естественно, приходится бороться, начинаются терки…

Полицейские иногда пытаются мне мешать. Но не столько досаждает полиция, сколько охрана метрополитена, вернее — коммунальная организация, которая контролирует киоски. Регулярно пытаются меня выгонять из перехода. Говорят, что продавцы жалуются. Извините, а мне что делать? 

Да, кому-то может не нравиться моя музыка. Кто-то даже называл меня попрошайкой. А я не попрошайка, я музыкант.

Моя аудитория — тысячи людей, которые слушают, кидают деньги. Мне говорят: «Так нельзя, продавцов тоже можно понять». А где мне зарабатывать? Вот сейчас холодно, куда мне идти? На платформу метро? Так меня оттуда полицейские выгонят и будут правы — там зона повышенной опасности, я их могу понять.

Я даже когда-то обращался за помощью к журналистам, есть несколько репортажей о таких конфликтах. Допустим, в саду имени Шевченко охрана пыталась незаконно, как я считаю, запретить мои выступления. Говорят: «Ты нарушаешь закон». — «Какой закон?» — «Тебе запрещено тут петь». — «Кем запрещено?» Они начинают: «Ну как кем, есть администрация парка…» Я говорю: «Покажите мне этот запрет. Ах, нет? Значит, ваши требования незаконны. Кто мне может разрешать или не разрешать, если нет запрета?»

Проблема в том, что деятельность уличных музыкантов у нас никак не регламентируется. Вроде бы нет запрета, но и нет разрешения. И охрану можно понять, и мне кушать хочется. Компромисс возможен, но для этого нам нужна легализация уличных музыкантов как предпринимателей или самозанятых. Если Украина стремится в Евросоюз, то и относиться к людям нужно по-европейски. Вот как в Германии, например: тебе дают место и время, потому что есть и другие музыканты, и в это время ты имеешь право здесь стоять и петь. Да, ты будешь платить налог, но если это разумная сумма, то почему нет? Зато ты действительно сможешь нормально работать, никому не мешая.

«Хочу попасть на Евровидение»

Чего вы хотите достичь, как музыкант?

— Войти в шоубиз, попасть на «Евровидение». Первым делом хочу воссоздать свой проект «Джаз в темноте». Сейчас ищу клавишника, а также менеджера и продюсера, которые бы заинтересовались проектом. Было бы здорово, если бы меня взял в работу кто-то из известных артистов.

— А к кому бы вы хотели попасть?

— Например, к Владимиру Даниловичу Гришко. Хотя он больше оперный певец, но, может, и примет мой джаз? Либо к Наталье Могилевской или Асии Ахат. Асия Ахат — очень добрый и мудрый человек, и так получилось, что она меня знает. Однажды она приезжала в Харьков, а наш школьный хор был у нее на подпевках. Почему-то из всего хора она выделила меня, погладила по спине, сказала: «Молодец». Как-то я ей понравился. Через годы я ей написал в фейсбуке, попросился в друзья, напомнил об этом случае, и она подтвердила дружбу. А вообще у меня в друзьях много артистов: Александр Пономарев, Александр Кривошапко и другие.

— Что нужно, чтобы войти в шоубиз?

— Смотря кому и как. Часто продюсеры банально хотят денег и желательно наперед. За деньги готовы взять кого угодно. «Даже если вы без голоса — это неважно, приходите», — знаю такой подход. Хотя, по идее, продюсер вкладывает в артиста, а не наоборот. Но даже если и платить, то не наперед. Хотя денег у меня все равно нет. Я должен заинтересовать продюсеров своим потенциалом и перспективами.

Я обращался ко многим менеджерам артистов, они, в принципе, интересуются, но сейчас работа заморожена из-за карантина. Мне сказали, что лучше разговаривать с артистами вживую, но к ним нужно сперва попасть, опять же, карантин и концертов почти нет. Это меня очень печалит.

— А в интернете своей раскруткой занимаетесь?

— Да, но пока еще не так, как хотелось бы. Я не умею заниматься этим профессионально, и у меня нет человека, который бы умел и помогал мне. Немного помогает мама, немного — знакомые на волонтерских началах. Иногда нанимаю кого-то, но… Мне в этом плане пока тяжело. Сейчас мне создали канал в «Инстаграме», учусь вести его. Еще, говорят, неплох «Телеграм», но не знаю, будет ли он работать как платформа для продвижения. «ТикТок», говорят, хорошо, но пока я не создавал там канала. Успешнее всего использую «Фейсбук». Мой клип набрал там около 50 тысяч просмотров. Если бы какая-то радиостанция или канал, пусть даже местный, взял мою песню и она попала в чарты, было бы здорово. Надеюсь на это.

«Надеюсь, отец обо мне вспоминает»

— Что для вас самое трудное в жизни?

— Трудностей всегда много, как у любого незрячего. Иногда приходится просить о помощи. Бывает, просишь людей помочь перейти дорогу. Вообще я стараюсь делать это сам, но у меня на маршруте бешеные перекрестки с трамвайными путями…

Трудно найти верного друга. Вроде бы вокруг меня друзей много, но могу ли я сказать, что у меня есть настоящий верный друг? Не знаю…

Трудно найти девушку. Особенно когда люди строят отношения друг с другом на каких-то играх, на всякого рода пикапах, вот этой технике непонятной, когда с виду тебе улыбаются, но ты понимаешь, что это все игра в секс и то, кто кого быстрее завоюет, добьется и бросит. Хочется открытости, хочется, чтобы тебя приняли таким, какой ты есть.

Трудно было пережить, когда моя девушка ушла к моему другу. Очень переживал, искал, чем себя занять, чтобы не думать об этом. Ехал домой, помогал матери с ремонтом… До сих пор трудно бывает. Я вроде бы их и простил, но все равно, когда вспоминаешь, в глубине души становится грустно. Потому что это был не первый раз, к сожалению. Раньше девушки тоже бросали. Да и некоторые друзья, бывало, обманывали, предавали…

— Что помогало справляться?

— Бывало, думаешь: вот ради чего я вообще живу? Зачем? Это было уже опасно. Человек в такие моменты может дойти и до суицида. Но Бог в такие моменты, наверное, слышит меня и посылает каких-то людей, которые оказываются рядом и помогают. Пусть, может быть, потом они и не остаются со мной. Но, несмотря на боль, встаешь и понимаешь, что надо жить дальше, что-то делать.

Может быть, я идеализирую людей, за что часто потом и страдаю. Но у меня душа устроена так, что если человек сделал для меня хороший поступок, то и от меня он дождется того же в три раза больше. Такой человек может стать мне другом, а если это девушка — моей половинкой.

— А какая это должна быть девушка? Вообще, думаете о семье, представляете ее?

— Один мой знакомый как-то сказал: «Тебе нужна сильная девушка». Я говорю: «Почему ты так думаешь? Я же сам не слабый». Он говорит: «Дело не в том. Ты очень эмоциональный». Действительно, кто-то не показывает свои эмоции, а кто-то, наоборот, привык к слезам. Я лично считаю, что в этом моя сила — где-то проявить свои эмоции и не стесняться этого. Я не хочу казаться лучше, чем есть. Безусловно, работать над собой нужно любому и каждому, и мне в том числе, но я хочу встретить человека, который меня заметит и примет меня хотя бы в какой-то мере таким, какой я есть. А для этого нужна сила.

При этом роль подкаблучника для меня неприемлема. Я считаю, что мужчина и женщина должны быть на равных. Иногда не грех прислушаться к девушке, но иногда нужно, как главе семьи, на своих решениях настаивать. Без взаимных манипуляций и соперничества.

О семье и детях, конечно, задумываюсь. Считаю, что готов к этому, хотя не скажу, что стопроцентно. Но опыт обращения с детьми есть. Начиная с родной сестры (у нас разные отцы), которую я в детстве носил на руках. 

Я не раз помогал знакомым людям с детьми, меня даже оставляли с младенцем. Да, незрячему это нелегко, но возможно.

— Вы сказали, что у вас с сестрой разные отцы. Ваш родной отец ушел?

— Да, но не из-за моего диагноза. У них с матерью своя ситуация. Как-то не смогли они ужиться вместе. Отец ушел, я остался с матерью. Примерно знаю, где он, но очень давно не общались. Надеюсь, что он хоть иногда обо мне вспоминает и, возможно, когда-нибудь меня навестит.

— Вы счастливый человек?

— Да, наверное. У каждого свое понятие о счастье и о несчастье. Я думаю, что счастье в балансе. Есть трудности, поводы для грусти, неудовлетворенность чем-то. Но есть и радости, например, моя музыка. Я где-то посерединке. Во всяком случае, не могу сказать, что я совсем несчастлив.

Фото и видео: автор

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Материалы по теме
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.