Сегодня я хочу поговорить о том, как чтение меняет наши жизни, и о границах этих изменений. Я хочу поговорить о том, как чтение дарит нам шанс разделить свой мир с другими и укрепляет связи между людьми. Но также и о том, что эта связь всегда неполна. О том, что чтение в конечном счете — занятие одинокое и особое. <…>
Библиотеки нет, а вместо психолога — офицер полиции
Я отправилась в дельту Миссисипи, один из беднейших регионов Соединенных Штатов. Это место с яркой историей. В 1960-е годы афроамериканцы рисковали жизнями в борьбе за образование и право голосовать на выборах. Я хотела быть частью этих перемен, помогать подросткам получать образование и поступать в колледжи. Когда я попала в дельту Миссисипи, в этом месте все еще царили бедность и сегрегация, оно все еще остро нуждалось в переменах.
В школе, в которую я попала, не было ни библиотеки, ни школьного психолога, зато офицер полиции — был. Половина преподавателей работали на замене, и когда студенты дрались, школа обычно отправляла их в местную окружную тюрьму.
Именно в этой школе я встретила Патрика. Ему было 15 лет, и он дважды оставался на второй год, он учился в восьмом классе. Он был тихим и замкнутым, всегда будто погруженным в свои мысли. Он терпеть не мог, когда другие дрались. Однажды я видела, как он разнимал двух девочек, когда те подрались, и в итоге оказался на земле.
С Патриком была только одна проблема. Он не приходил в школу. Он говорил, что иногда школа нагоняет на него тоску, потому что люди постоянно дерутся, а учителям и дела нет. Его мать работала на двух работах и слишком уставала, чтобы заниматься им. Так что это стало моей работой — заставить его ходить в школу.
Мне было 22, я была безумной и неисправимой оптимисткой, поэтому моей идеей было просто заявиться к нему домой и сказать: «Эй! Почему бы тебе не прийти в школу?» И это правда сработало, он начал приходить в школу каждый день. Он начал расцветать в моем классе. Он писал стихи, читал книги. Он ходил в школу каждый день.
Примерно в то же время, когда я придумала, как достучаться до Патрика, я попала в юридическую школу в Гарварде. Передо мной снова встал вопрос о моем месте. Где я должна быть? Я размышляла о том, что дельта Миссисипи — место, откуда люди с деньгами, люди, обладающие возможностями… эти люди уезжают. А люди, которые остаются — это люди, у которых нет шанса уехать. Я не хотела быть человеком, который уехал. Я хотела быть тем, кто остался.
С другой стороны, я была одинока и устала. Так что я убедила себя, что смогу принести больше пользы, если у меня будет престижное юридическое образование. И я уехала.
«Прости, что я не с тобой»
Три года спустя, когда я уже собиралась выпускаться из юридической школы, друг позвонил мне и рассказал, что Патрик ввязался в драку и убил кого-то. Я чувствовала себя опустошенной. Часть меня не могла в это поверить, но другая знала, что это правда.
Я прилетела, чтобы увидеть Патрика. Я посетила его в тюрьме. И он рассказал мне, что это правда. Что он убил кого-то. Он не хотел об этом говорить. Я спросила его, как дела со школой, и он сказал, что бросил учебу через год после моего отъезда. Он хотел рассказать мне еще что-то. Он опустил глаза и сказал, что у него есть ребенок, дочь, которая только что родилась. И он чувствовал, что подвел ее. Вот и все, наш разговор был поспешным и неловким.
Когда я вышла из здания тюрьмы, голос внутри меня сказал: «Возвращайся. Если ты не вернешься сейчас, ты никогда не вернешься». Так что я выпустилась из юридической школы и вернулась. Я вернулась, чтобы увидеть Патрика, я вернулась посмотреть, могу ли я помочь ему с его делом. Когда я увиделась с ним второй раз, у меня появилась идея, которая показалась мне отличной, я сказала: «Патрик, почему бы тебе не написать письмо дочери? Так ты сможешь быть к ней ближе». Я передала ему ручку и листок бумаги, и он начал писать.
Но когда я увидела лист, который он вернул мне, я была шокирована. Я не узнала его почерк, он делал простые орфографические ошибки. Я подумала, что как учитель я знала, что студент может сильно вырасти за очень короткое время, но я никогда не думала, что студент может так же сильно деградировать.
Еще больнее было видеть, что́ он написал дочери. Он написал: «Я сожалею о своих ошибках, прости, что я не с тобой». Это было все, что он считал нужным сказать ей. Я спросила себя, как я могу убедить его, что у него есть что сказать, а кроме этого есть вещи, за которые ему не нужно извиняться. Я хотела, чтобы он чувствовал, что он может поделиться с дочерью чем-то стоящим.
Он читал на бетонной лестнице в темноте
Следующие семь месяцев я каждый день посещала его и приносила книги. Моя сумка превратилась в маленькую библиотеку. Я приносила Джеймса Болдуина, Уолта Уитмена, К.С. Льюиса. Я приносила энциклопедии о деревьях и птицах и книгу, которая стала для него любимой, — словарь. В некоторые дни мы оба часами сидели в тишине и читали. В другие дни мы читали вместе, мы читали поэзию.
Мы начали с хайку, сотни хайку, эти обманчиво простые шедевры. Я спрашивала его: «Какие хайку твои любимые?» Некоторые из них были довольно забавны. Например, это, написанное Исса: «Не беспокойтесь, пауки, я держу дом в небрежении». И это: «Дремал полдня, никто не наказал меня!» И это роскошное хайку о первом снеге: «Олени слизывают первый иней друг у друга с шерсти». Есть что-то загадочное и великолепное уже только в том, как эти стихи выглядят. Пустое пространство важно так же, как сами слова.
Мы читали стихи У.С. Мервина, которые он написал после того, как увидел свою жену в саду за работой и осознал, что они проведут остаток жизни вместе. «Позволь мне думать, что мы вернемся, когда захотим, и снова будет весна. Мы будем не старше, чем были когда-то. Былые печали разойдутся, как первые облака, и утро постепенно настанет».
Я спросила Патрика о его любимой строке, и он сказал: «Мы будем не старше, чем были когда-то». Он сказал, что это напомнило ему о месте, где время останавливается, где время не имеет больше значения. Я спросила, есть ли у него такое место, где время бесконечно. Он сказал: «Рядом с моей матерью». Когда вы читаете стихи с кем-то, их значение меняется. Потому что и вы, и тот человек находите в них что-то личное.
Потом мы читали книги, много книг, мы читали мемуары Фредерика Дугласа, американского раба, который самостоятельно научился читать и писать и благодаря своей грамотности сбежал на свободу. Я выросла, считая Фредерика Дугласа героем, я считаю, что это история о надежде и возвышении.
Но Патрика эта книга привела в панику. Он зациклился на истории, которую рассказывал Дуглас, о том, как на Рождество хозяева давали рабам джин, чтобы доказать тем, что они не годны для свободы. Потому что рабы после джина станут спотыкаться на полях. Патрик сказал, что это близко ему. Он сказал, что в тюрьме есть люди, которые, как те рабы, не хотят думать о собственном положении, потому что это слишком больно. Слишком больно думать о прошлом, слишком больно думать о том, как далеко нам приходится заходить.
Его любимой строчкой была эта: «Все что угодно, только бы не думать! Постоянные размышления о моем положении мучили меня». Патрик сказал, что Дугласу хватало смелости писать и продолжать думать. Но Патрик не знал, насколько похожим на Дугласа он казался мне. Он продолжал читать, хотя это повергало его в панику. Он закончил книгу раньше меня, читая на бетонной лестнице без света.
Письма к дочери
А затем он начал читать одну из моих любимых книг — «Галаад» Мерилин Робинсон, написанную как письмо отца к сыну. Он любил эту строчку: «Я пишу это, чтобы сказать тебе, что если ты когда-нибудь задумаешься о том, что ты сделал в жизни… ты был благодатью Божией для меня, чудом, чем-то большим, чем чудо».
Что-то в этом языке, его любви и звучании пробудило в Патрике желание писать. И он заполнял письмами к своей дочери один блокнот за другим. В этих прекрасных и замысловатых письмах он изображал себя плывущим на каноэ по Миссисипи вместе с дочерью. Он представлял, как они находят горный поток с безупречно чистой водой.
Когда я видела Патрика пишущим, я думала вот о чем… и я хочу задать этот вопрос всем вам. Многие ли из вас писали письмо кому-то, кого они подвели? Намного проще выбросить этого человека из головы. Но Патрик встречал каждый день мыслями о своей дочери, продолжал объясняться с ней, слово за словом, с постоянной сосредоточенностью.
Я бы хотела когда-нибудь в своей жизни подвергнуть себя такому риску. Потому что этот риск раскрывает силу вашего сердца. Позвольте мне сделать шаг назад и задать неудобный вопрос.
Кто я такая, чтобы рассказывать эту историю, если это история Патрика? Это Патрик жил с этой болью, а я не была голодной и дня в своей жизни. Я много думала об этом, но я хочу сказать, что эта история не только о Патрике. Она о нас, о неравенстве между нами. Мир изобилия, в который Патрик, его родители и их родители не были допущены. Я в этой истории представляю мир изобилия. И, рассказывая эту историю, я не хотела прятаться. Скрывать силу, которой я обладаю.
Рассказывая эту историю, я хотела обнажить эту силу и затем спросить, как мы можем сократить расстояние между нами. Чтение — один из способов сделать это. Чтение — это целый мир, который мы можем разделить друг с другом как равные.
Вам, вероятно, интересно теперь, что случилось с Патриком. Изменило ли чтение его жизнь? И да, и нет. Когда Патрик вышел из тюрьмы, его путь был мучительным. Работодатели отказывали ему из-за судимости, его лучший друг — его мать, умерла в 43 года от болезни сердца и диабета. Он был бездомным, он был голоден.
Люди говорят о чтении много такого, что кажется мне преувеличением. Грамотность не уберегла его от дискриминации. Она не помешала его матери умереть. Так что же может дать чтение? У меня есть пара ответов под конец.
Чтение наполнило его жизнь изнутри — тайной, воображением, красотой. Чтение стало источником образов, которые принесли ему радость: горы, океан, олени, иней. Слова с привкусом свободного мира природы. Чтение дало ему язык, чтобы описать то, что он потерял. Как драгоценны эти строки из стихов Дерека Уолкотта! Патрик запомнил эти стихи наизусть. «Дни, которые я прожил, дни, которые я потерял, дни, которые вырвались, как выросшие дочери, из моих укрывающих рук».
Чтение научило его быть смелым. Помните, что он продолжал читать Фредерика Дугласа, хотя это было больно. Он продолжал осознавать все, происходящее с ним, хотя это причиняло боль. Читать значит думать, вот почему читать трудно — потому что мы вынуждены думать. И Патрик выбрал думать, он не отказался от этого.
И последнее, чтение дало ему язык для разговоров с его дочерью. Чтение вдохновило его на то, чтобы писать. Чтение и писательство крепко связаны. Когда мы начинаем читать, мы начинаем находить слова. Он нашел слова, чтобы изобразить себя и дочь вместе. Он нашел слова, чтобы рассказать ей, как сильно он ее любит.
Чтение изменило и наши с ним отношения. Дало нам повод стать ближе и посмотреть на все глазами другого. Чтение помогло преодолеть неравенство между нами и мгновенно сделало нас равными.
Когда ты узнаешь кого-то как читателя, ты узнаешь его впервые, заново, видишь свежим взглядом. Невозможно предугадать, какая строка станет для него любимой. Какие у него есть воспоминания и личные драмы. Ты сталкиваешься с его частной, внутренней жизнью. И тогда ты начинаешь задаваться вопросом: «А на что похожа моя жизнь? Что в ней есть стоящего, чтобы поделиться с другим?»
Я хочу закончить одной из моих любимых строк из писем Патрика дочери. «В некоторых местах река тениста, но свет сияет сквозь просветы в деревьях. На некоторых ветвях висит много шелковицы. Ты протягиваешь руку, чтобы сорвать ее». И это чудесное письмо, где он пишет: «Закрой глаза и слушай, как звучат слова. Я знаю эти стихи наизусть, и я бы хотел, чтобы ты знала их тоже».
Спасибо вам всем огромное.
На снимке — Патрик и Мишель Куо. Фото: KATHY HUANG/thetimes.co.uk
