«Наташа хотела жить, у нее были планы». Сестра — о погибшей беженке из Луганска
— У нас очень большая семья, и все с Донбасса. Наша общая прабабушка жила в Мариуполе. У нее было 9 детей, и мы все правнуки и внуки этой прабабушки, троюродные братья и сестры.
Я живу в Подмосковье с рождения. Но моя мама украинка. Наши родственники — в Донецке, Макеевке, Дебальцево, Мариуполе, Харькове. Все детство почти каждое лето я проводила на море в Мариуполе. Мы виделись с Наташей именно там.
Все наши родственники пострадали от военных действий. Многие потеряли свои дома. Но Наташу военные действия ранили душевно. У нее начались проблемы с психикой.
Уехала с дочкой, а муж остался в Луганске
Наташа с мужем Денисом впервые приехала в Балашиху, когда начались военные действия в 2014 году. Мы общались по-родственному. Наташа была рассудительной, деятельной, чуть тревожной. Но это естественно в такой ситуации.
Через три года Наташа с Денисом решили вернуться в Луганск. Родной город — они его сильно любили, любили свой дом.
Марина, ее дочь Лианна и Наташа
Наташа очень хотела детей, долго не получалось. Она переживала из-за этого. 2019 год был радостным для нее — случилась долгожданная беременность. Но в тот же год у нее произошел и первый эпизод [психического расстройства]. Стало понятно — необходимость покинуть родной город, чудовищные новости о боевых действиях, жизнь беженки оставили глубокий след в ее психике.
Наташа беременная стояла у окна и смотрела, как по улице едут танки. Мужа дома не было. Он болел, лежал в больнице. Танки были уже привычным зрелищем для Луганска. Но именно в тот момент ей стало невыносимо тревожно. Страшно за будущее, за ребенка. Она не могла спать. Врач ей выписал успокоительные.
После рождения ребенка Наташе назначили более тяжелые препараты. И зимой 2022 года ее тревожные опасения начали обретать как будто реальные черты — ей одной с ребенком ночью пришлось срочно уезжать из Луганска. Она снова стала беженкой. Муж не мог поехать с Наташей. Денис остался работать, чтобы обеспечивать семью.
Мама Наташи уже была в Балашихе. Она много лет работала здесь вахтовым методом. Приезжала на полгода, потом на месяц возвращалась в Луганск, потом опять уезжала. Они с дочерью и внучкой вместе поселились в съемной квартире.
Наташа активно обустраивала свою жизнь в Балашихе. Быстро получила российское гражданство. Записала дочку Полину в очередь в детский садик — сначала в тот, в который нужно далеко ехать, потом поближе. Наташа не стеснялась, была общительной, когда было нужно — шла и добивалась того, что ей положено.
В сентябре 2023 года Полина должна была пойти в детский сад. Наташа хотела устроиться туда воспитательницей.
«Нас всех убьют?»
Я видела, что Наташа в стрессе. Им же обещали, что скоро можно будет вернуться домой. А тут стало понятно, что это надолго. Но я понимала, что тревожность — нормальное состояние для этой ситуации. Наташа беспокоилась за ребенка. На уровне тревожной женщины. Может, чуть больше, чем тревожной.
Обострение у Наташи началось осенью 2022 года. Она вдруг начала мне писать: «Нас всех убьют?» Сестра без конца читала новости в желтых изданиях, смотрела новостные YouTube-каналы.
Она чувствовала свою вину за то, что убедила Дениса вернуться в Луганск. У нее постоянно крутились мысли, что она предатель, что не принадлежит никому, у нее нет родины. Она не могла успокоиться, ощущала, что для нее нет безопасного места. Наташу невозможно было убедить, что она просто жертва этих военных действий — мама с маленьким ребенком, а не преступник.
В таком состоянии она не могла спать. Осенью Наташа нормально не спала 9 дней подряд. Постоянно читала новости. Мама отбирала у нее телефон, прятала. Но она находила и снова читала.
Больше всего она боялась, что у нее отнимут ребенка.
Сначала лекарства помогли
Осенью я начала близко общаться с Наташей, потому что надо было что-то делать. Она сама шла на контакт, увидела во мне человека, у которого можно попросить помощи. Тревога у нее нарастала. Наташа мне писала: «Марин, ты 30 тысяч рублей переслала — откуда ты их взяла? Меня проверят? Меня посадят?»
Я связалась со знакомым психологом. Она сказала, что это классический ПТСР.
Наташа и Марина
Идти к психологу Наташа отказалась. Но мама уговорила ее сходить к психиатру и неврологу. В Луганске она принимала сильные успокоительные, здесь в Балашихе их можно получить только в больнице. Поэтому ей выписали другие, но у них накопительный эффект. И первую неделю они не действовали.
Наташе было совсем плохо. У нее началась паранойя, мания преследования, она боялась зайти в подъезд, ей казалось, что машина какая-то стоит и ждет ее, сейчас ее депортируют. Она начала нас подозревать, что мы в сговоре с психиатром. Спрашивала: «Психиатр заставил меня что-то подписать — это я отказалась от ребенка? У меня заберут дочь?»
Врач сказала, что это уже психоз и он лечится хорошо в больнице. Но Наташа была на взводе, говорила, что отберут Полину, тем более если ее саму положат в больницу. Не могло быть и речи о том, чтобы она добровольно поехала в стационар. Кроме того, нужен был психиатр, который умеет работать с такими травмами. А его сложно найти.
Постепенно таблетки начали помогать. Наташа перестала слать мне новости, начала писать про Полину.
Наташа пропила курс лекарств, которые выписал психиатр. Несколько месяцев назад она перестала принимать препараты. В апреле снова мне написала: «А что это за закон про массовые захоронения? Это для нас?» Я поняла, что опять все очень плохо. Сразу написала маме Наташи, выяснилось, что она уехала в отпуск в Луганск и сейчас там с внуками. Я ей сказала, что нужно возвращаться.
Наташу кроме прочего сильно беспокоило, что будет с Полиной. Она говорила, что дочь не имеет никакой защиты ни в одной стране и с ней случится что-то плохое. Она очень сильно хотела защитить Полину.
Психолог, с которой я связалась, сказала, что нужно срочно вызвать бригаду и положить Наташу в больницу. Это психоз, и в любой момент он может перейти в острую фазу.
Я — волонтер, мы сотням людей оказывали психологическую поддержку с помощью знакомых психологов. Но у меня нет надежного психиатра, больницы, где действительно могли бы предоставить помощь при подобной травме. Мне не к кому обратиться.
Я начала искать больницу. Пока психолог мне посоветовала отвлекать Наташу на какие-то бытовые дела. Это было очень непросто. Мы два дня подряд встречались. В среду, 12 апреля, и в четверг. Я спрашивала: «Как ты к Пасхе готовишься, как ты яйца красишь, что готовишь на ужин?»
Первая встреча была очень плохой. Наташа не могла отвлечься — я ей про кулич, она мне про массовые захоронения. И она все время повторяла: «Ты считаешь меня сумасшедшей? Не слушаешь меня!» Я не спорила, пыталась использовать лайфхаки, которые мне посоветовала психолог.
На следующий день Наташе стало полегче. Мы нормально поговорили. Она рассказала, что купила таблетки. Мама позвонила и отругала ее за то, что она не принимает лекарства.
Так тихо, что-то случится
В Балашихе живет наша тетя из Мариуполя. Я попросила ее позвать всех в гости на Пасху. Сказала, что Наташе плохо. Мы собрались. Это была очень позитивная встреча. Хотя тетя рассказывала, каково им в Мариуполе было в подвале. Но она как-то даже с юмором это вспоминала.
Потом пришел наш брат из Мариуполя. Полина была в восторге. Потому что папу она не видит, а вот есть дядя такой прикольный.
У Полины была фобия. Она боялась кошек. Они с Наташей даже не могли ходить ко мне в гости. Потому что у племянницы была истерика, когда она видела кота.
А тут дядя научил Полину гладить кошку, которая жила у нашей тети. Наташа прямо при мне звонила мужу, говорила: «Мы сидим, нам так хорошо, почему мы так раньше не собирались».
В понедельник 17 апреля Наташа мне написала: «Марин, давай сегодня встретимся». Я не могла, мне нужно было детей отвезти в школу. Предложила ей встретиться в среду. Она говорит: «На улице очень тихо — ни людей, ни детей. Что-то начинается». Ответила: «Не накручивай, в среду встретимся, все будет хорошо». Это было в понедельник в 9 утра.
В обед Наташа позвонила маме и сказала, что погуляла с ребенком и идет домой. И мы, когда со следователем смотрели записи с камеры слежения, видели, как она в два часа дня заходит в подъезд.
Во вторник в 6 утра она покончила с собой.
Наташа хотела жить
Наташа никогда не говорила о самоубийстве. Наоборот, мы знали, что у нее есть планы. На 27 апреля у Полины запись к врачу в Москве, потому что она простудилась. Осенью — садик. Наташа работу собиралась искать, купила себе книгу по вязанию.
Наташа с дочерью Полиной и племянницей Лианной
Мне позвонила мама Наташи, сказала, что звонили из полиции: «Наташа в больнице. Полину не могут найти». Я ее успокаивала — говорила, что ребенка, наверное, забрала опека. Она дала мне телефон следователя. Я позвонила. И следователь мне сообщил, что Наташа умерла. Маме они не сказали, мы сами должны были это сделать.
Я была со следователями полдня, вместе с ними просматривала видео на камере слежения, меня допрашивали, потом еще всю ночь звонили. Они привлекли огромное количество сотрудников, работали всю ночь. Я связалась с «Лиза Алерт». Волонтеры начали искать Полину.
Что Полину нашли, мы узнали из СМИ. Следователи обещали позвонить, когда найдут ребенка, но не сделали этого. Вся информация оказалась у СМИ. Внутренние съемки, как находят тело, фотографии, мой адрес, телефон.
Мне позвонили люди и представились сотрудниками аппарата уполномоченной по правам ребенка, попросили ответить на вопросы для них. Я ответила. Потом выяснилось, что это были журналисты.
Отказываюсь понимать, как можно так делать. В интернете оказалось видео того, как мой брат общается со следователем. Оно было снято скрытой камерой. Я была потрясена, когда увидела у себя на пороге журналистов с телевидения. Группа с другого канала дежурила около дома мамы Наташи. Они приставали к ней. Это чудовищно.
Мне стали приходить сообщения: «Вас обвиняют в убийстве ребенка. Что вы можете по этому поводу сказать?» Журналисты вели себя как стервятники. Я не думала, что можно быть такими бесчеловечными.
Жители Балашихи мне очень помогли. Соседи тактично писали, выражали соболезнования. Волонтеры помогли собрать деньги. Благодаря этому мы перевезли тела в Луганск, где их похоронили.
Папы, которые в Балашихе бесплатно учат детей играть в хоккей, собрали деньги для нас. Моя церковь меня поддержала и молитвенно, и финансово.
Полина была невероятная, не могу поверить, что ее нет. С большими глазами, маленькая, хрупкая, очень общительная. Ее все обожали. Счастье бабушки. Ей было 3 года и 3 месяца. Наташа учила ее читать. И скидывала нам в чат родственников видео, как дочь читает первые слова.
Наташа была прекрасной мамой — образованная, любящая, много занималась Полиной, водила ее в театр… Строила планы, любила Полину очень сильно. Она хотела для нее мира и безопасного будущего. И приехала сюда, чтобы быть в безопасности. Но военные действия дотянулись до нее и здесь. Насилие и ненависть не оставляли ее в покое. Как будто страшное зло нанесло ей рану, и Наташа так и не вылечилась, погибла от нее.
Я считаю, что абсолютно всем беженцам нужна психологическая помощь. У людей страшные психологические травмы — панические атаки, тревожность, страхи. Но они не хотят идти к психологу, не понимают, зачем это нужно. Не понимают, во что это выльется. Многим нужен не психолог, а психиатр и лекарства.
Наташу и Полину похоронили в воскресенье, 23 апреля, в Луганске. Большой и маленький гробы проделали путь обратно в родной город, откуда мама и дочь вынуждены были бежать.
