Не говорить по-сербски

Источник: Эксперт Online 2.0

В минувшую пятницу в Нью-Йорке власти Сербии и Косово начали новые переговоры по статусу этой автономии. Договорятся они вряд ли, слишком уж непримиримы позиции сторон. Наши корреспонденты, побывавшие в Косово, имели возможность оценить градус взаимной ненависти сербов и албанцев

Последний раз этническим большинством в Косово сербы чувствовали себя 28 июня 1989 года. В день 600−летия битвы сербского князя Лазара с османскими турками на Косовом поле Слободан Милошевич собрал здесь почти миллион сербов. «Никто не посмеет бить вас. Вы должны остаться здесь. Это ваша земля», — сказал он им незадолго до этого. Прошло 18 лет. Сербов в Косово почти не осталось: 120 тыс. человек ютятся по анклавам, а те, кто живет на «большой земле», предпочитают на своих «исторических землях» не показываться. Нашего водителя-серба пришлось долго уговаривать. Согласился он на эту поездку лишь потому, что на машине дипломатические номера. Но из машины старался не выходить и рта не раскрывать. И не зря.

— Журналист? И на каких языках разговариваешь? — этот вопрос мы услышали, остановившись у первого же косовского магазина.

— Английский, польский, русский, — начал перечислять я, тщательно продумывая очередность: сначала язык «друзей», потом «нейтралов» и уж затем «врагов», которых, тем не менее, уважают.

— А на сербском?

— На сербском не говорю.

— Это хорошо, молодец.

Сербский — язык врагов, которых ненавидят. Любой его носитель на территории Косово — потенциальная жертва. Правильно мы поступили, оставив свою машину с водителем подальше от магазина…

— Ситуация напряженная во всем Косово. Но ни мы, ни руководство того же КФОР не видим потенциала для внезапной вспышки насилия, — успокаивал нас через пару часов глава российской дипломатической миссии в Косово Андрей Дронов. — Да, преступность большая, в том числе и на этнической почве. Но большинство преступлений носит скорее бытовой характер. Противостояния между общинами нет. Если кто-то говорит, что албанцы уже не могут больше терпеть и скоро начнется насилие, то он имеет в виду какие-то организованные акции, а не спонтанные вспышки.

С Андреем Дроновым мы разговаривали в российской миссии в Приштине, за высоким забором с колючкой и за двумя постами охраны — албанской (снаружи) и российской (внутри здания).

— Это обычная практика в таких регионах. Посмотрели бы вы, как американцев охраняют! А по улицам можете ходить спокойно, — уверял нас дипломат.

Ну да, мы ведь не сербы.

Если сегодняшнюю карту Косово раскрасить в два цвета, получится почти как платье в горошек — сплошной албанский фон с вкраплениями сербских поселков. Границы этих «резерваций» окончательно определились в марте 2004 года. Тогда антисербские погромы прошли по всему Косово. Албанцы убили 19 человек, сожгли сотни домов и десятки православных церквей. Сотни тысяч человек стали беженцами. Те, кто остался, пределы своих анклавов стараются покидать как можно реже. Потому что относительный мир в Косово возможен, только если албанцы и сербы живут, никак не пересекаясь друг с другом. Любое нарушение границ отчуждения провоцирует потенциальный конфликт или преступление.

75−летний Драгомир Шимич — один из немногих, кто попытался эти границы нарушить. Мы знакомимся в лагере беженцев в Косовской Митровице, городе на севере автономии, где сейчас живет большинство косовских сербов. Во время погромов 2004 года Драгомир бежал сюда из поселка Свиняры — это в пяти километрах от Косовской Митровицы. Всего оттуда бежало почти 300 человек. Через год косовские власти на деньги ЕС отремонтировали их дома и пригласили — возвращайтесь! Не вернулся никто, кроме Драгомира. Он продержался в своем доме почти год. Именно продержался, потому что происходившее напоминало не мирную жизнь, а необъявленную войну против двух стариков.

— Днем было более-менее спокойно, — вспоминает Драго. — Но почти каждую ночь во дворе взрывались петарды, камни бросали в окна. Мы терпели, но пойми: мы старые люди, мы не можем каждую ночь не спать, закрывать дверь на три замка и ждать, что нас убьют. Не выдержали — уехали обратно в лагерь.

— За что же вас соседи так не любят?

— Это не местные. С теми у нас никогда не было большой дружбы, но и ненависти тоже: с детства ведь знакомы. Это те, что приехали из других районов, из Албании, купили здесь дома у сербов. Эти нас убить готовы.

— А местные?

— А что местные? Я их часто вижу, когда приезжаю проверить, все ли с домом в порядке. Если они одни, здороваются. Если рядом еще кто-то из албанцев или их дети, делают вид, что не замечают.

Теперь Драго с женой снова живет в лагере беженцев, в квартале недостроенных кирпичных домов, без воды иканализации. Одна радость — каждой семье здесь дали по однокомнатной квартире. В других лагерях для косовских сербов ситуация значительно хуже: там в одной комнате живет по 8–10 человек. Драгомир с трудом поднимается на второй этаж. На двери соседней квартиры траурное объявление: неделю назад умер сосед, с которым они вместе бежали от погромов 2004 года. Пару раз в неделю он рискует — отправляется в Свиняры посмотреть, все ли в порядке с домом, который все еще числится его собственностью. На этот раз мы подвезли Драгомира на своей машине. Внешне дом выглядит прилично: покрашен, застеклен. Но внутри только деревянные каркасы кроватей да несколько вбитых в стену гвоздей, на них старые рубашки. На дверях следы взлома. После ремонта власти поставили водонагревательные котлы, сантехнику, электросчетчики. Почти ничего этого в холодном неживом доме уже нет.

— Первым делом украли котел: он на рынке стоит 500–600 евро. Потом сантехнику, — как о чем-то будничном рассказывает Драго о разграблении дома. — Остался только счетчик, да и то только потому, что намертво вмонтирован в стену.

Пока мы со стариком ходили по заросшему бурьяном участку, почти каждая проезжавшая мимо машина (все с косовскими номерами) притормаживала, как будто удивленный водитель хотел убедиться, что в сербский дом действительно кто-то вернулся. Остановился и полицейский патруль. Два полицейских-албанца узнали Драго и даже обнялись с ним. Выглядело все вполне натурально. Хотя к полицейским старый серб может предъявить массу претензий: его дом всего в сотне метров от полицейского участка, но это ни разу не защитило его ни от ночной «осады», ни от разграбления.

— В деревне 116 сербских домов, и все пустые, — отверг обвинения в бездействии полицейский-албанец. — Чтобы ничего не крали, мы должны к каждому приставить по полицейскому, правильно? Где мы столько возьмем? Сербам надо возвращаться. Не одной семье, а всем вместе. Кто будет грабить дома, если в них живут хозяева?

— А кто сейчас грабит?

— Хулиганы, кто ж еще?

— Но Драго возвращался, и им камни в окна бросали…

— Еще раз говорю: посмотри, какое большое село. А нас всего несколько человек. Если одна семья вернется, ничего не изменится. Пусть все возвращаются. Если 100 семей будет жить, против них никто не пойдет.

Сербы в это не верят, помня о событиях 2004 года. И чем ближе 10 декабря, тем обстановка в крае становится напряженнее. ООН определила, что к этой дате албанская и сербская стороны должны найти компромисс. В противном случае статус автономии определит Контактная группа по Косово, в которую входят представители четырех стран Евросоюза, России и США. В успех переговоров верится с трудом: они идут уже восемь лет, и стороны по-прежнему стоят на своих позициях. Вернее, на одной — «предметом переговоров не может быть независимость». Только по-сербски это означало «никаких переговоров о независимости Косово», по-албански — «никаких переговоров, кроме независимости». Накануне нового раунда переговоров у обеих сторон стали сдавать нервы. Премьер-министр Косово Агим Чеку постоянно заявляет, что автономия может в одностороннем порядке провозгласить независимость даже раньше, чем окончатся переговоры. Официальные лица США, например заместитель госсекретаря Курт Уокер, говорят, что готовы признать эту независимость, а сербские чиновники грозят в ответ экономической блокадой и вводом в Косово сербских войск, то есть новой войной.

Как создать условия сосуществования в Косово сербов и албанцев — вот главная проблема переговоров по статусу края. Премьер-министр автономии Агим Чеку уверяет, что в независимом Косово сербам будет гарантирована полная безопасность. Сербы подозрительно относятся к таким гарантиям со стороны бывшего руководителя Освободительной армии Косово, которого два раза арестовывали по подозрению в совершении военных преступлений против сербов. Кроме того, возвращение сербов создаст массу других проблем. Многие их дома и квартиры самовольно заняты албанцами. Их не освобождают даже по решениям суда. Нет для сербов и работы.

— Фактически вся политика косовского руководства в последние годы была направлена на то, чтобы выгнать как можно больше сербов из их домов и с рабочих мест, — уверял меня глава экономического совета по Косово при сербском правительстве Ненад Попович. — Например, в Косовской энергетической компании раньше работало 8 тысяч сербов — сегодня 4 или 5 человек. Кто им вернет рабочие места?

Тем, кто живет в сербских анклавах, невозможно найти работу за их пределами. Вести серьезный бизнес в изоляции тем более нереально. Поэтому и разница между сербскими и албанскими поселками видна невооруженным глазом. Казалось бы, только что по обе стороны дороги стояли зажиточные двух-трехэтажные коттеджи, но проезжаешь 200 метров — и уже скромные сельские дома. Это значит, мы в сербском поселке.

— Да, по сравнению с албанцами сербы здесь просто нищие, — подтвердил наше наблюдение водитель российской миссии, который сопровождал нас из Приштины в Грачаницу, второй по величине сербский город в Косово с населением около 12 тыс. человек.

На въезде в город не стоят посты КФОР, как было в 2004 году, и это создает иллюзию спокойствия. Но о том, что осадное положение не виртуально, тут же напоминают колючая проволока на заборе православного монастыря в центре поселка и пост миротворцев, который его охраняет. В последнее десятилетие эти стены не раз были рубежом противостояния албанцев и сербов, которые за ними прятались. Сегодня шведские миротворцы внешне расслаблены, охотно позируют фотографу и не могут вспомнить ни одного инцидента с тех пор, как они сюда приехали — а было это три месяца назад.

Впрочем, чтобы сербы уехали отсюда, не обязательно устраивать погромы. Многих выживают экономическими методами. В небольшой продуктовой лавке на центральной улице Грачаницы несколько человек играют в карты, а ее хозяин Милош в ожидании покупателей объясняет нам, почему скоро может закрыть свой скромный бизнес. За продуктами для магазина он ездит в соседнюю Македонию. Но власти Косово отказываются перерегистрировать его машину, пока он не заплатит долг за электричество. Раньше за сербов, живущих в Косово, электричество оплачивало правительство Сербии. Но последние несколько месяцев косовские власти эти деньги почему-то не берут. Лишних ста долларов, чтобы платить самому, у Милоша нет. А не будет машины — не будет и торговли. Тогда придется уезжать.

— Выживают потихоньку, хотят, чтобы мы сами уехали, — объясняет Милош.

— А если не уедете?

— Ну, вы же помните 2004 год. После погромов многие уехали.

— А как же миротворцы?

— Тогда они нам ничем не помогли — мы сами защищались, так и в следующий раз будет.

— А чем защищаться будете?

— Чем сможем.

— А это «чем сможем» у вас есть?

— Дома есть все что надо.

Милош говорит это спокойно, но ясно, что в случае серьезного конфликта без посторонней помощи долго не продержится даже такой большой анклав, как Грачаница. Недавно, впрочем, госсекретарь министерства Сербии по делам Косово Душан Пророкович заявил, что, если Косово объявит независимость в одностороннем порядке, в автономию войдут сербские войска. И тем самым как бы официально принял позицию наиболее радикальных людей в сербском руководстве. Про этот план, правда без каких-либо подробностей, я слышал в разговорах с радикальными сербскими политиками еще несколько месяцев назад. Но такой сценарий маловероятен. Военные в приватных разговорах признают: сербская армия сейчас не та, что была еще 10 лет назад. Во-первых, она сократилась почти на треть. Во-вторых, с боевым духом после поражений недавних лет не все ладно. Да и политической воли вряд ли хватит, чтобы вступать в конфронтацию со всей Европой и США. Введение войск в Косово будет означать, что Сербия превратится для Европы в страну-изгоя и о вступлении в Евросоюз, к которому сейчас стремится сербское руководство, можно забыть.

Да и албанцы в случае войны будут драться до конца. За восемь лет, которые прошли после последней войны, они почувствовали вкус к независимой жизни. Ведь де-факто, что бы ни говорили в Белграде, нынешнее Косово и так независимо, пусть и под международным протекторатом.

И плоды даже такой квазинезависимости очевидны. По первым впечатлениям все Косово — это большая стройка: возводятся огромные особняки, торговые центры, элитные жилые кварталы. Делюсь этим впечатлением с Андреем Дроновым, и он только соглашается:

— Я не был в Косово с 2002 по 2006 год и, когда вернулся, был поражен переменами — в Москве таких вилл и хором нет. Это дворцы. И не только в Приштине. Надо проехать по заповедным зонам. Раньше там была пустыня: по деревням можно было ходить, аукать, и только брошенные ослы откликались. Теперь там такого понастроили!.. Курортные комплексы, горнолыжный курорт… Откуда такие деньги?

— Нашли ответ?

— А я и не искал — не моя это задача. Пусть местная полиция ищет.

Мы стоим на балконе российской миссии. С него открывается отличный вид на Приштину. Лучше всего виден шикарный трехэтажный особняк с зимним садом на крыше.

— Дом Рамуша Харадиная, — перехватив мой взгляд, поясняет дипломат. — Сейчас пустует: хозяин под арестом в Гааге по обвинению в военных преступлениях. Дом построил в бытность премьер-министром Косово.

На какие деньги построены по всему Косово подобные дома, догадываются все. В лучшем случае это деньги родственников, которые работают в Европе. А кроме того, контрабанда и международная финансовая помощь. Албанские преступные группировки давно снабжают Европу наркотиками и «левыми» сигаретами, а деньги Евросоюза, которые выделяются на восстановление края, хоть и распределяются под контролем европейских чиновников, далеко не всегда доходят по назначению.

— Косовское правительство создается фактически с нуля, и очень трудно найти чиновников высокого ранга, которые были бы беспристрастны, — дипломатично поясняет Андрей Дронов. — Люди, как в любом обществе, напуганном войной, естественно, думают о том, что надо обеспечить в первую очередь себя. Отсюда и все коррупционные скандалы.

Ну а те, кто еще не откусил от экономического пирога, надеются сделать это с приходом независимости. Аргументы простые: без статуса независимого государства в Косово боятся инвестировать серьезные иностранные компании. Или еще проще:

— Вы, русские, за сербов зря. Все равно мы будет независимость, — уверял нас на автосервисе неподалеку от Приштины дальнобойщик Ибрагим.

Разговаривал он с нами, как ни странно, хоть и на ломаном, но русском. Часто бывая в Германии, Ибрагим нахватался русских слов от своих коллег. — Я в Германия часто был. Ты был? Видел, как живут? Скоро Косово будет как Германия. Независимость — это Евросоюз. Евросоюз — это деньги.

— А как же сербы?

— Что, у них своей земли мало?

Свою машину с водителем мы в который раз предусмотрительно оставили на почтительном расстоянии от автосервиса. Механики, заслышав даже русскую речь, смотрели на нас неприязненно. Ибрагим, который, чувствовалось, пользовался среди них авторитетом, выступил дипломатом: хлопал меня по плечу, поднял с земли и подарил мне косовский автомобильный номер — то есть всячески демонстрировал дружеское отношение. Но в конце концов все-таки намекнул, что пора бы нам и честь знать — хорошенького понемножку.

— Неужели мира не будет? — спросил я его напоследок.

— Брата сербы убили, — показал Ибрагим на одного из механиков. — У других тоже убили. Зачем мир?

 Попрощавшись с Ибрагимом, мы направились в сторону Белграда. Почти в каждом поселке по дороге среди красивых албанских домов — развалины. Это дома, в которых жили сербы. Их никто не восстанавливает, даже за европейские деньги: слишком «глубоко» они на албанской территории, чтобы сербы сюда вернулись. Хотя единицы все-таки живут:

— Смотри, вот сербский дом, — вдруг показал водитель куда-то вправо.

— Как ты определил?

— А у них колючая проволока на заборе. Значит, сербы живут.

— Останови.

— Опасно, — отрезал он и вдавил в пол педаль газа.

Через час мы пересекли границу, въехали на «сербскую территорию», добрались до гостиницы. Водитель первым делом заказал себе и мне по 50 грамм ракии и, не дожидаясь меня, выпил. Как с фронта вернулся.

Фото: Алексей Майшев для «РР»