«Мы бессильны, надо это признать»
— Кажется, что за этот год не осталось сил ни терпеть происходящее, ни что-либо делать. Что изменилось у вас?
— У меня изменилась одна вещь: месяца три-четыре назад я перестал смотреть и читать новости, мне это помогло молиться. Молитвенные переживания, переживания в присутствии Бога не опустошают, они дают силы и надежду. У меня появилось доверие к Богу: «Господи, видишь, что творится? Ну сделай что-нибудь!» Он ведь тоже видит то, что вижу я, и тоже от этого страдает.
— Есть ощущение, что за год мы если и не смирились со злом, то… привыкли к нему. Зло стало фоном, обыденностью, его уже не так остро чувствуешь. Это плохо? С этим нужно что-то делать?
— К злу не надо привыкать, как не надо привыкать к мату, даже если мы живем там, где все вокруг матерятся.
Если матерные слова будут входить в уши, рано или поздно они начнут выходить изо рта.
Единственная возможность избежать этого — чтобы грех причинял нам боль, чтобы каждое слово ощущалось как гвоздь, вбитый в череп. И здесь так же. Не надо смиряться со злом — надо видеть его, надо постоянно говорить об этом с Богом, ну и молиться за тех, кто делает это зло и кто от него страдает.
Да, мы бессильны, и нужно это признать. Но там, где мы бессильны, действует Бог. Пока мы думаем, что мы что-то можем, Он говорит: «Хорошо, действуй — а Я подожду. Давай-давай». А потом мы, как Петр, который шел по водам, просим: «Господи, спаси, я погибаю».
Чувство собственного бессилия смиряет человека, и все Евангелия об этом, особенно концовки. Куча людей с мечами и кольями пришли взять Иисуса, а апостолы испугались и убежали. Или вспомните моление Иисуса в Гефсиманском саду: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф, 26:39). Это очень схоже с нашим чувством бессилия. Мы слабы, но Бог — всесилен.
— Между личным и общественным сегодня все чаще ставят знак равно, есть только мнение большинства. Куда это, на ваш взгляд, может привести?
— Каждая личность драгоценна перед Богом, а безликая масса, где есть только «мы», кажется мне оскорблением Его образа. Все эти стереотипные, наносные вещи, которых требует от нас общество, рано или поздно уходят. Может быть, это крамольно, непривычно, но я думаю, что интересы личности важнее. Если интересы общества идут наперекор моей христианской совести, я должен быть против них. Ты не прав, потому что ты не такой, как все? Это не так.
На Страшный Суд я приду не в обществе. Мне важно, что лично я отвечу Богу. А отвечать я буду один. Господь говорит: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк. 8:36).
— Сейчас много пишут и говорят про общественные ценности, но никто не объясняет, что это такое, а если и пытаются — то через противопоставление: «У нас не то, что у них». Что вы об этом думаете?
— Это комплекс неполноценности. Часто преступники говорят точно так же: «Да, я воровал, да, у меня электричество мимо счетчика подключено, но есть же те, кто еще больше ворует, правильно?»
Всегда можно найти кого-то, кто делает хуже. Когда человек себя с кем-то сравнивает — это признак гордыни, проистекающий из неуверенности в себе.
Смиренный человек ни с кем себя не сравнивает и принимает других людей с их тараканами и проблемами такими, какие они есть, а не постоянно следит: «Вот, я хороший, а этот плохой».
Настоящие ценности строятся на наших взаимоотношениях с Богом. Ценно то, что Он любит в нас. Бог уважает нашу свободу. Он настолько тактичен, что — как описывает Паисий Святогорец — в раю, зная первых людей, не оградил Древо познания добра и зла забором из колючей проволоки, а позволил им вкусить от этого плода и нарушить Его заповеди, но, не желая смерти грешников, потом отдал Своего Сына на смерть. Человеческая свобода перед Богом — это сверхценность.
Очень ценно творчество — тоже одно из проявлений образа Божия в человеке и то, чего нет у ангелов и демонов. Дьявол не может сам ничего создавать, он может только использовать творческую силу человека. А мы можем творить — мы сами шедевры Божии (пусть и немного испорченные), и мы свободны.
— В СМИ постоянно звучит, что ценности нужно защищать, даже появилось такое понятие, как «духовная безопасность».
— Запретами ничего не добьешься. Хорошо, давайте ради эксперимента запретим грех. За супружескую измену будем побивать камнями, а за несоблюдение поста — сечь плетьми на площади. Но мы тем самым нарушим свободу.
Запреты на зло не сделают общество лучше, люди просто будут терпеть.
Как-то мне попалось короткое видео Петра Мамонова, где он рассказывал про коллегу, который был хроническим алкоголиком и в один момент бросил пить на восемь лет — стал трудиться и дослужился до ордена Трудового Красного Знамени. Ему сказали, что орден надо «обмыть»: налили ему рюмку коньяка, туда положили орден, он выпил, орден прикрепил — и ушел в запой на два месяца, а потом умер. И Петр Мамонов объясняет: «Вы думаете, он победил эту страсть? Нет, он терпел восемь лет».
И здесь то же самое. Надо проповедовать рай, а не запрещать ад. Надо показать людям красоту молитвы, милосердия, радость чувства, когда ты ни на кого не имеешь зла, когда ты готов простить каждого, когда ты живешь для того, чтобы делать счастливыми тех, кто вокруг тебя. Тогда ты живешь в раю, уже здесь. А так можно заставлять, принуждать, сечь на площадях…
О Ветхом Завете и святых воинах
— На каждую мысль вам сейчас приведут цитату из Книги Судей, Чисел, Второзакония… Почему мы так легко пошли за Ветхим Заветом и забыли про Новый?
— Ветхий Завет сам по себе больше, оттуда можно больше надергать. Плюс он немного справедливее, там даны простые вещи, которые разложены четко по полочкам. А Новый Завет — это уже не Закон, а Благодать, и новозаветный человек должен уметь думать.
Помните Нагорную проповедь? «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5:38). Евангелие — оно гораздо выше и нравственнее.
Ветхий Завет очень удобен для манипуляций. Разрушение Иерихона — ой, сколько можно оправдать! Видите, Иисус Навин так поступал — значит, и нам можно.
Или можно сказать, что Лот спал с родными дочерями — значит, можно и каждому. Патриарх Иуда, сын Иакова, спал с блудницей — значит, и всем можно.
Когда человек хочет что-то оправдать, он найдет способ. Но если берешь цитату из Ветхого Завета, хотя бы посмотри, как это можно подтвердить Новым. Если руководствуетесь Ветхим — зачем тогда Бог заключал с нами Новый?
— В публичном пространстве с опорой на Ветхий Завет иногда заявляют, что Господь таких-то людей ненавидит и может их уничтожить, расправиться с ними.
— Бог насколько нас любит, что ищет любой повод, чтобы спасти. Как-то читал в «Отечнике» (труд святителя Игнатия (Брянчанинова). — Примеч. ред.) притчу об очень жадном булочнике, который никогда никому не давал милостыню. Один из нищих поспорил, что выпросит у него хлеба, и целый день ходил клянчил. Тот не выдержал, взял одну булку и бросил в него. Когда этот булочник предстал на Страшном Суде, на одной чаше весов были его грехи, а другая пустовала. Тут его ангел-хранитель берет эту булку, кладет на чашу — и она перевешивает. То есть булка, которую он бросил в нищего не от любви, а потому что тот его достал!
Люди не должны предвосхищать суд Божий. Человечество несправедливо, любая судебная система несовершенна — сколько невиновных сидят, сколько виноватых оправдывают. Божественный суд не такой.
У вас есть пророческий дар, чтобы определить, нарушает ли этот человек волю Божью? Нет. Может быть, наоборот, он ближе Богу, чем тот, кто осуждает.
Бог ненавидит грех и любит грешника. «Если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих; но милости Моей не отниму от него» (2 Цар. 7:14-14). Как отец может ненавидеть своего ребенка? «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя», — говорит Господь через пророка (Ис. 49:15).
Мы беремся судить человека сразу: если мы кого-то не любим, мы сразу думаем, как бы сделать так, чтобы ему было плохо. Обычно в таких ситуациях я задаю вопрос: «Вы хотите, чтобы земля разверзлась и его ад поглотил или чтобы он исправился и стал добрым?» Если человек выбирает первый вариант, с ним о христианстве можно не говорить.
— Обычно в таких полемиках сторонники Ветхого Завета еще апеллируют к «святым воинам». Правда, их оппоненты говорят, что святых воинов не существует. Где правда?
— Есть святые люди. Воины могут быть святыми? Могут. Но они святы не своим воинским подвигом. Александр Невский прославлен не за битву на Чудском озере или на реке Неве. И он вообще не Александр, а Алексий в схиме, он монах. За что прославлен в лике святых Федор Ушаков? Он после войны ушел в монастырь к своему дяде Феодору Санаксарскому и стал монахом, вел добродетельную жизнь. И он тоже прославлен не за воинское служение, а вопреки ему.
По поводу Осляби и Пересвета — отдельный вопрос. Пишут, что они были монахами. О том, что Сергий Радонежский благословил Дмитрия Донского, известно по большей части из художественных произведений. Но и с другой стороны… Представьте Иисуса Христа, который благословляет апостолов идти воевать против римских оккупантов, чтобы освободить Иудею. Можете вообразить? Я не могу.
О ненависти и прощении
— В этом году не раз встречала у священников мысль, что все происходящее — своего рода очистительный огонь, который нас преобразит. Поспорите или согласитесь?
— Любящему Бога все содействует ко благу (Рим. 8:28). Но одно дело — попущение Божие, а другое — воля. Вы думаете, воля Божия, чтобы люди умирали? Бог не хочет зла. Бог не хочет смерти грешника. И когда попускаются войны, эпидемии, снежные бураны и так далее, из всего при желании можно извлечь какую-то пользу или хотя бы опыт, но при этом зло остается злом.
И хотя за Распятием было Воскресение, предательство Иуды не оправдывается — посмотрите, как жестко, со злостью пишет об Иуде Иоанн Богослов. И Господь говорит: «Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф. 26:24).
Попустил Господь то, что у нас сейчас происходит, значит, из этого тоже надо извлечь какую-то пользу. Хотя бы научиться переживать, чувствовать боль других людей, которые сейчас страдают. Научиться не ненавидеть своих врагов…
— Как думаете, смогут ли когда-нибудь простить друг друга те, кто сегодня друг друга ненавидит?
— У христианина нет права на ненависть. Ну нет. Бывают сложные ситуации. Например, когда пьяный водитель сбил ребенка. Мать сможет простить этого пьяного водителя? Пройдет много лет, а она все равно будет злиться на него. Только при одном воспоминании у нее внутри все будет кипеть. Так что ей, не причащаться теперь? Перед Причастием человек должен помириться со всеми. А ей как быть?
Знаете, как понять, что мы человека простили? Если мы можем заставить себя за него помолиться. Пусть даже сквозь зубы: «Господи, помилуй его». И это уже что-то.
Помолиться — значит пожелать этому человеку спасения, чтобы он раскаялся, а не чтобы у него был дом полная чаша и он ни о чем не переживал. Господь хочет, чтобы каждый человек спасся и пришел к познанию истины. И я думаю, что прощение все равно будет. Христиане простят.
— Но в нашем обществе пока что чем дальше, тем больше ненависти, даже ярости. Люди стали видеть друг в друге предателей, причем дело уже иногда не касается повестки: «Испытания показывают, кто есть кто».
— Да, «во-от теперь я твое истинное лицо узнал, я в тебе сомневался». Все мы несовершенны, и мир болен, и каждый человек болен. А мы забываем и начинаем видеть в человеке врага. Дьявол нас друг с другом стравливает и сам смеется в стороне. Но злом зла не уничтожишь.
Да, каждый человек может ошибаться. Мы судим других по себе, по своим стереотипам. Но надо давать друг другу право на ошибку.
Когда мы общаемся, важно, что в нашем сердце. Как-то приходили ко мне «Свидетели Иеговы» (организация признана экстремистской и запрещена в РФ. — Примеч. ред.). Беседуем с их старостой, по-доброму. Я ему говорю: «Знаете, в чем проблема ваша? Вы сейчас рассказываете, а у вас на лбу написано: «Как бы сделать, чтобы этот поп стал думать так, как хочу я». Вы хотите навязать мне свои мысли, вы хотите меня, по сути, изнасиловать — внушить то, что считаете правильным». — «А вы, что ль, не так?» — «Нет. Я сейчас с вами общаюсь, и вы мне интересны как человек, я пытаюсь вас узнать».
У меня есть смелость сомневаться в правильности моего мнения. «Возможно, я не прав», — люди боятся это сказать, потому что у них все разложено по полочкам, а если они усомнятся, с этих полочек все посыплется. Уважать мнение другого человека и признавать, что ты сам можешь ошибаться даже в основополагающих вещах — можешь верить не так, думать не так, — если я с этой мыслью буду говорить с человеком, я могу до него достучаться.
«Чем больше боли — тем больше радости»
— У вас получается сейчас находить радость?
— Конечно! Вокруг столько боли, а это работа. Перед этим интервью я отпевал мужчину. Все плачут — его дети, жена, близкие. Это незнакомый человек, а мне трудно молиться за незнакомого. Но я посмотрел на лица этих людей, попытался почувствовать их боль, старался на проповеди сказать что-то такое, что могло их воодушевить.
И я увидел, что они утешены, а мне от этого по-настоящему хорошо. Чтобы быть счастливым, надо уметь делать счастливыми других. И как бы абсурдно и, может быть, даже цинично ни звучало, но чем больше боли — тем больше радости, потому что чем хуже нам, тем Бог ближе.
Я говорил этим людям на отпевании: «Сейчас ваше сердце болит, оно терзается. Но знайте, что в это время Бог слышит вас как никогда. Поэтому не теряйте времени и в этой боли молитесь обо всех». Вокруг полно чужой боли, ты ее чувствуешь и стараешься людей утешить, успокоить, а Господь утешает и успокаивает тебя.
— Если бы вас упрекнули, что вы недостаточно герой, что бы ответили?
— Да, я недостаточно герой. У меня никогда не бывает чувства, что я сделал все, что мог. Это синдром отличника. Но здесь надо понимать, что не смог доделать я — доделает Бог. Это во всем так.
— Вам скажут, что Бог предается молчанием.
— Молчанием? Знаете, и пустым разговорам Бог не особо радуется. За каждое праздное слово дадим отчет на Страшном Суде, так сказано в Евангелии.
Арсений Великий, когда у него спросили, что лучше — говорить или молчать, сказал так: «Когда я говорил, иногда потом мне было стыдно за свои слова. Но никогда я не жалел о том, что молчал».
С другой стороны, Пимен Великий говорил: «Хорош тот, кто говорит ради Бога, и хорош тот, кто молчит ради Бога».
— Что делать, когда кажется, что нет никакой надежды и жизнь не изменится к лучшему?
— Когда я жил послушником в скиту, мой друг-иеромонах рассказывал такой случай. Как-то ночью у них в скиту горела лампадка. А там вокруг — одни брянские болота и дремучий лес. И вот ночью стук в дверь. Он открывает, на пороге стоит замерзший мужик. Оказалось, что он где-то выпивал с друзьями, пошел в лес погулять и заблудился. Было холодно, а ему с похмелья плохо, и вот он решил: «Все, лягу и умру».
И только так подумал — смотрит, огонек. И долго-долго он шел к этому тусклому огоньку, спасся и остался живым. И вот в темноте такие огоньки очень хорошо видны. Надо их зажигать, чтобы на них шли те, кто в отчаянии и готов умирать. Будьте этими огоньками, светите сами. Посмотрите, кто нуждается в вашей помощи, в вашей заботе, в вашем утешении, и живите, чтобы делать счастливыми тех, кто вокруг вас. Это вы будете делать не для других, а для себя. Потому что прежде всего будет хорошо вам.
Фото: Жанна Фашаян
