«Не освоил тему в 5-м классе — будут проблемы на ЕГЭ». Математик Денис Слонимский

«Не каждому пожелаешь быть экспертом ЕГЭ»

— Как получается, что ОГЭ — сравнительно легкий экзамен, который можно отлично сдать без репетитора, а ЕГЭ не всегда под силу даже выпускникам физматшкол?

— Я учился в одной из физматшкол и, по моему опыту, там учат математике, а не готовят к ЕГЭ. Считается, если ты знаешь математику, под ЕГЭ ты подстроишься и сам. По принципу: мы вас учим жизни, а дальше как-нибудь справитесь. 

Поэтому многие физматшколы часто не показывают высоких результатов. Но у нас школа обычная, и мы много времени тратим как на основную программу, так и на подготовку к экзаменам. 

— Насколько программа и ЕГЭ расходятся?

— Задания отличаются не по содержанию, а по подходам. То есть задача ЕГЭ может быть на ту же тему, что и в школьной программе, но в таком виде вы ее никогда не встретите в учебнике. 

Мы с ребятами проходим тему и берем дополнительно задачи из экзамена. Я знаю, что есть учителя и школы, где просто говорят: «Вы, главное, к ЕГЭ готовьтесь». Это неправильно. Мы делаем честно: и разбираем материал, и смотрим задачки по формату, чтобы ребята понимали, что их ждет. 

И еще важный момент. Многие школы не разбирают с детьми, как заполнять бланки. А потом ребята не могут нормально оформить работу и теряют баллы. Например, во второй части надо обязательно писать до конца страницы и только тогда переходить на следующую, если место закончилось. Как эксперт ЕГЭ могу сказать, что там очень много нюансов…

— И как вам сама проверка?

— Ужасно. Не потому, что мне не нравится. Просто это очень тяжелый труд, где надо быть предельно внимательным и каждая ошибка стоит очень дорого. Самое сложное — что ты проверяешь от заката и до рассвета. А проверять надо на компьютере, у нас в распоряжении только сканы. И глаза через четыре часа просто говорят тебе: «Пока!» Но впереди еще 40 работ, в день надо стараться проверять не меньше 60-ти. Обычно в три дня проверяешь 180. 

Я очень благодарен тем детям, которые вторую часть либо не решают, либо решают очень мало заданий (смеется). Когда попадаются стобалльные и высокобалльные работы, ты должен проверить каждую запятую. И для меня это опыт, я объясняю детям, что от них будут требовать. Но не каждому пожелаешь быть экспертом ЕГЭ.

— На экзамене бывают неожиданности?

— У кого-то случается психологический срыв. Кто-то приходит с температурой, не решается сказать организаторам и прийти сдать в другой день. 

У меня была ситуация, когда ребенок лучше всех занимался в классе, но на экзамене его сбила одна задача: он потратил на нее почти час из трех часов 55 минут, а на остальные задачи не хватило времени. Задача была вроде как простая, но один момент он в ней не увидел. Сдал неплохо, на 79 баллов, но мог бы получить выше 90. 

Я к такому отношусь спокойно.

А учитывая, что есть физматшколы, в которых ребята даже без специальной подготовки все-таки могут набрать хорошие баллы, в обычных приходится много трудиться. Но даже тогда нет гарантии, что ты решишь все. 

Например, последний номер в ЕГЭ — практически олимпиадная задача. Нет универсального способа, как к ней готовить и как ее решать. И приходится каждую задачку рассматривать как отдельный объект. Решил, открываешь следующую — и то, что было в предыдущей, забываешь как ненужное.

«Родители забывают, что ребенок приходит в школу не оценки получать, а учиться»

— Вы берете детей с 5-го класса. Что делать, когда ребенок приходит с возом проблем из началки, а потом они с каждым месяцем, годом наслаиваются? Математика уже трудна, а тут еще и говорят: «Ну что ж, не математик ты у нас».

— Я склонен согласиться с тем, что не всем быть математиками. Математика строится по ступенькам. Например, мы в 5-м классе изучаем дроби. А когда доходим до 10-го и 11-го, тоже работаем с дробями, но к ним добавляются тригонометрия, логарифмы и другие интересные вещи. Если в 5-м классе ребенок дроби не освоил, у него будут большие проблемы на экзамене. 

Если упускаешь какую-то тему, она встретится потом, только в совершенно другом формате. Поэтому все строится, как дом: фундамент, первый этаж, второй, третий. 

Единственный вариант — разбираться с тем, что накопилось за начальную школу, на дополнительных занятиях, на переменах или где-то еще. Конечно, мы пытаемся уделить внимание всем детям, но когда в классе сидит 30, а иногда 35 человек, это очень трудно. Мы не репетиторы, чтобы каждому заполнять его пробелы. Стараемся, но все по возможности.

— Это ведь уже не малыши, которых надо развлекать, но еще и не взрослые. С какими проблемами сталкиваетесь?

— Главная проблема — что в началке родители уделяют детям очень много времени и порой забывают, что ребенок приходит в школу не оценки получать, а учиться. Родители, по сути, за детей делают домашние задания. И когда дети приходят в 5-й класс, у них часто не развита самостоятельность. Ребенок привык, что мама сидит с ним дома вечером, за него читает, что нужно сделать, каждый шаг диктует и потом перепроверяет. А в классе этот ребенок пишет все контрольные на двойку.

Задача родителей — проверить, что ребенок сделал работу. А насколько правильно, мы уже проверим в классе. Я объясняю, что домашнее задание полностью аналогично тому, что мы решаем на уроке. Если вы на уроке понимаете, задаете вопросы (а мы учимся их задавать), то и дома справитесь. 

В качестве поощрения, если ты подготовил доклад или реферат, рассказал при всех, могу оценить. Но обычное решение номеров — нет. 

Просто смотрю, кто сделал, могу пройти по классу. В более младших классах собираю и, если не сделано, могу поставить двойку. А так пишу «См.» — смотрел, видел, что сделано. Дальше все равно разбираем. Я учу их, что не сделать все, но сделать то, что ты понимаешь, — нормально. 

— А если списали с решебника?

— Дети начинают пользоваться решебниками где-то с 6-го класса. Я принципиально считаю, что, если списал, надо применять санкции. Если просто не сделал, можно лояльно отнестись. Но если списал, обычно вызываю к доске и прошу рассказать какую-то задачу. Обычно ребенок берет и переписывает то, что у него в тетради, и сам не понимает, что переписал. Такой ребенок получает два, чтобы другим было неповадно. 

Если бы он пришел и задал вопрос, я бы с удовольствием объяснил. Не получилось бы на уроке, объяснил бы на перемене или после уроков. А человек решил обмануть меня и самого себя тоже.

— Математика и скорость — как вы к этому относитесь? Есть же дети, которые все понимают, но не успевают скоростной устный счет, короткие самостоятельные, задания на «соображай быстрее».

— Это сильно зависит от склада ума — насколько ребенок готов к скорости. В начальной школе и 5–6-х классах мы занимаемся устным счетом, потому что как раз хотим научить детей быстро считать. Скорость — это еще и практика. Каждый ребенок может ускорить себя. 

Но соревноваться на скорость — это неправильно, потому что у одного это будет получаться лучше, у другого хуже. Как в беге: кто-то становится олимпийским чемпионом, а кто-то даже в сборную России попасть не может — он старается, ходит на тренировки, но увы. 

Когда я поступал в физматшколу, все проходили одинаковые и довольно тяжелые шесть собеседований. Но потом у нас с одноклассником получалось решать контрольную, которую давали на два урока, за один и получать пять, а были ребята, которые решали два урока — и у них была тройка. И это нормально. Так что математика и скорость совместимы, но не надо ни на кого равняться.

— Но пятерку-то всем хочется. 

— На моих уроках пятерка со скоростью не связана. Время на самостоятельные и контрольные я всегда рассчитываю по среднему критерию, а не по тому, как решит первый ученик. Но при этом понимаю, что есть ребята, которые, если я им не дам более сложную версию работы, сделают все намного быстрее. И они часто сами хотят более сложные задания, потому что им скучно делать то, что делают все. 

Поэтому, кстати, не у всех получается решать олимпиады. Там, как и на ЕГЭ и ОГЭ, время ограничено. Кто-то быстрее пишет, кто-то медленнее. Но ведь самое главное не как ты пишешь, а как соображаешь. 

«Я знал правила, но писал неграмотно»

—  Вы сами сдавали ЕГЭ. Как это было?

— Легко. Большая контрольная на четыре часа. У меня за плечами было уже три олимпиады, которые давали право поступить в любой вуз без экзаменов. Но все равно хотелось сдать на 100 баллов. 

Я довольно быстро вышел с экзаменов — наверное, поэтому на 100 и не сдал (смееется). Информатику и математику написал за полтора-два часа, то есть за половину времени, которое отводилось. Но баллы все равно высокие — 98 по математике, 97 по информатике. Я потерял и там и там ровно по одному первичному баллу, и мои ошибки были по невнимательности. Это обидно. 

Самый трудный ЕГЭ для меня был по русскому. Весь 11-й класс мой репетитор звонил родителям и говорил, что я либо не справлюсь, либо сдам баллов на 50. Но сдал я в итоге на 76 и горд результатом. Мне с русским всегда было тяжело. Я знал правила — они для меня были логичны, как математика, — но писал неграмотно. 

Поступал я все равно по олимпиаде, ВШЭ брала меня без экзаменов. Причем сейчас, если поступаешь по олимпиадам из перечня, ты должен их подтвердить баллами ЕГЭ. Чтобы льгота работала, придется набрать где-то 75-80. А в мой год можно было просто сдать на порог. И многие мои друзья из физматшкол так и делали. 

— Ваши родители математики. 

— Когда шел в школу, благодаря им я уже знал таблицу умножения, умел считать, читать и писать. Запоминалось все как-то незаметно: например, мы просто гуляли с папой, разговаривали, а он мне рассказывал, как вычитать, складывать, умножать и так далее.  

На собеседовании учительница предлагала пойти сразу во 2-й класс. Но из-за того, что мне было всего 6 лет, родители побоялись: они понимали, что психологически с более старшими детьми мне может быть очень тяжело. Поэтому я, как все, пошел в 1-й.

На математике сразу выделялся. В 5-м классе мы остались без учительницы — она ушла в декрет, а замену найти не могли. Вначале уроки вели практиканты, потом заменяла завуч. Она меня заметила и стала отсаживать за последнюю парту. Давала книжки со сложными примерами для поступления в вузы, например, сборник Сканави, и я решал. При этом, если меня спрашивали, я был готов ответить по теме урока, помочь одноклассникам. 

И родители подсказали, что есть математические олимпиады. «Здорово, попробую». Я стал ездить на разные кружки. У нас в Москве есть отличный Московский центр непрерывного математического образования и мехмат МГУ.

— На мехмате тоже кружок?

— Да, я там занимался с 5-го класса. Школа давала много, но мне хотелось более высокого уровня. И математика меня увлекала все больше. Через два года родители предложили перейти в сильную физматшколу, но я заупрямился и остался, а в 9-м понял, что в этой школе делать нечего и все-таки поступил в физмат.

— Вы день и ночь решали свои задачки?

— Да, мне это нравилось.

— А детство у вас было?

— Конечно! Я гулял с друзьями, занимался шахматами, ушу, ходил на дзюдо, потом полюбил настольный теннис и много ездил на соревнования — кстати, поэтому меня часто не было в школе.

«В 11-м классе я решал ЕГЭ лучше родителей-учителей»

— От вас ожидали, что вы станете отличником?

— Мне никогда не навязывали, что надо быть отличником, и я им никогда не был. У меня даже проскакивали тройки в году, но в аттестате их, к счастью, нет. Если я получал двойку, родители говорили: «Ты сам виноват, найди способ, как ее исправить».

Быть отличником очень сложно. Про это есть анекдот. Ребенок приходит домой и говорит: «Пап, а почему ты от меня требуешь, чтобы я знал все предметы на пятерку, если Марь Иванна сама на пять каждый предмет не знает?» 

Кстати, не так давно Московский центр качества образования проводил акцию для учителей, она называлась «Пять на пять». Надо было сдать пять предметов ЕГЭ на 70% и более. Во-первых, очень мало учителей согласились в этом участвовать. Во-вторых, из тех, кто участвовал, только один или несколько смогли перепрыгнуть планку. 

— Вы участвовали?

— Хотел, но не смог, потому что был в отъезде. Но сам факт — многие учителя не справились. Хотя потенциально у всех высшее образование, они хорошо подготовлены.

— Что самое сложное, когда ты учительский ребенок?

— В начальной школе родители еще пытались мне что-то объяснять, и для них было очень странно, когда я не мог это усвоить. «Ну как это наш ребенок — и не понимает простую тему?»

Мой папа даже запомнил фразу, которую я сказал во втором классе. Я написал какой-то диктант, пытался разобраться в своих ошибках. Папа начал объяснять, а я был с ним не согласен: «Ты не учитель русского языка, поэтому не надо мне тут помогать». С тех пор родители не влезали в мою учебу. Они знали, что я сам за себя отвечаю. В старших классах помогали тем, что нанимали репетиторов по тому же русскому, обществознанию. 

Самое сложное — когда родители работают в твоей школе. Я знал это по рассказам друзей. Не сделал домашнее задание — а учителям твоих маму или папу проще найти, потому что они сидят в одной учительской: «Твой сын не готов к уроку». А там, может быть, не только ты не готов, но и еще десять человек. К счастью, сам я с этим столкнулся только в 11–м классе, а до этого родители понимали, что не надо создавать мне такие трудности (смеется). 

Денис Слонимский с родителями

Но в 11-м классе мне надо было готовиться к олимпиадам и ЕГЭ, а моя физматшкола учила нас математике, но к ним не готовила. И мы выбрали экстернат: я перешел к маме в школу. Учеба была два раза в неделю, а в остальные дни я решал много задач. 

Быть с мамой в одной школе оказалась не так страшно. Математики было не очень много, мы довольно редко пересекались, а учился я хорошо. С родителями мы по вечерам иногда дискутировали. К тому времени я уже решал ЕГЭ лучше, чем они.

— При том, что они написали много сборников и справочников, по ЕГЭ в том числе.

— Да, но с точки зрения быстроты и всяких нюансов я решал и знал лучше, потому что я к этому готовился. Родители знали математику на высоком уровне, но есть задачки для физматшкол. Тогда я уже с этими задачками справлялся быстро. Мама с папой их тоже могли решить, но им надо было больше времени. 

Обычные школьники, с которыми работали мои родители, такие задачки не решают — у них нет практики. А у меня этой практики было много, потому что я практиковался весь год. И вот, иногда мы по вечерам спорили, как решить задачу интереснее, быстрее, рациональнее. 

«Все, что до летального исхода, — рабочая ситуация» 

— Вы ведь не собирались быть учителем.

— Это правда. Я хотел заниматься чем-то, что связано с математикой, информатикой, аналитикой. Но друзья позвали меня в школу вожатых при их университете, и я пошел за компанию. Параллельно на первом курсе начал подрабатывать и заниматься репетиторством. 

Моя первая смена в лагере оказалась тяжелой. Детям было 12–13 лет. Самый трешовый случай — когда мы возвращались с моря и ребята где-то по пути нашли ракетку от бадминтона. В корпусе мы разошлись по номерам переодеваться — и тут прибегают девочки: «Денис, там драка». 

Бегу в комнату, там куча людей — наблюдают, как на поединке, а два мальчика сломали пополам бадминтонную ракетку и дерутся ей, как шпагой. Один другому уже довольно сильно проткнул руку. Я никогда не хотел быть врачом и сильно боялся крови, но сразу отвел их в медпункт, сказал руководству лагеря, там было много разборок. 

Закончилось все хорошо, ничего страшного не случилось. Как мне объяснили: все, что до летального исхода, там считается рабочей ситуацией (смеется). Но ничего серьезней того стресса я потом никогда не испытывал. И когда пришел в школу, меня уже было сложно чем-то удивить. 

— Так а в школу почему пошли?

— После бакалавриата я поступил в педагогическую магистратуру. Параллельно ходил по собеседованиям, уже прошел в одну международную компанию. Меня там спросили: «А ты сам хочешь работать у нас? Подумай и перезвони, мы тебя возьмем». И я задумался. 

А параллельно моего отца позвали на работу в другую школу. Он отказался, но послал меня. На собеседовании я спросил, когда надо дать ответ, и мне сказали: «Вчера». Я дошел до метро, подумал, развернулся и сказал, что готов. Понял, что найти другую такую школу не смогу. И я горжусь, что здесь работаю уже седьмой год. Мне дали хорошую нагрузку — три пятых класса, один седьмой и классное руководство у кадетов. В пятых классах суммарно было 89 человек.

— Как вы себя чувствовали, когда каждый день надо было проверять по 89 тетрадей?

— Отвратительно (смеется). В магистратуре были пары во вторник, четверг и субботу, я сидел на парах и проверял. Спал мало, ночью делал домашние задания по магистратуре.

— Серьезная нагрузка на здоровье.

— Это правда. Буквально через два месяца я получил проблемы с желудком, потому что питался абы как, и не только. До сих пор некоторые из них приходится решать. Но хочешь жить, умей вертеться. Поэтому надо как-то отвлекаться. 

Я очень люблю квесты — когда вас запирают в комнате на час и вы оттуда выбираетесь. Очень нравится картинг, люблю путешествовать. И когда есть вдохновение, даже 89 тетрадей не так страшны. 

«Скучно быть урокодателем»

— Вам еще нет и 30 лет, а вы уже окончили аспирантуру, получили высшую категорию, постоянно участвуете в конкурсах, у вас куча других активностей. Почему нельзя просто учить детей математике? 

— Работая в школе, очень легко стать урокодателем. И это очень скучно. Хочется каких-то новых приемов. А конкурсы — классная возможность пообщаться с коллегами и для себя взять что-то интересное. 

Бывает, человек не победил, но представил крутую разработку, которую можно взять и применить прямо на уроке. Поэтому все это для развития себя, плюс я показываю детям, что участвовать в конкурсах и олимпиадах не страшно и что иногда в них можно даже победить. Я и других учителей затягиваю — дурной пример заразителен.

— Есть ощущение, что, когда вы были ребенком, родители вкладывали в вас очень много и у вас высокая самооценка. Как на самом деле?

— Раньше она была низкая, я не был уверен в себе. И до сих пор, когда что-то делаю, мне кажется, что у меня ничего не получится. Но когда получается, я очень радуюсь, потому что не ожидал. В последние годы, когда наработал опыт, появились успехи, я понял, что себя нужно ценить. 

— Кажется, школа для вас — промежуточный этап. 

— Сложно сказать. Самый главный план на будущее — выпустить свой класс. Мне много раз предлагали перейти в другие школы, переехать на руководящие должности в другие регионы, но для меня важно довести детей до конца, мы с ними вместе уже седьмой год. 

Потом, возможно, буду развиваться в управлении образованием. Так вышло, что я выиграл конкурс и бесплатно прошел переподготовку на менеджмент в образовании. Но здесь не ставлю перед собой конкретных планов. Я никогда не загадываю. Если бы меня семь лет назад спросили, где я буду работать, я бы сказал: «Точно не в школе».

— Представим, что вы работаете в департаменте образования. Что будете делать?

— Сначала разобрался бы, почему система устроена именно так, прочему там именно такие распоряжения и приказы: если люди их писали, значит, в этом был смысл. И только потом стал бы что-то делать. 

Я вижу, что образование в нашей стране надо увести от предметного к метапредметному. То есть спаривать уроки, когда, например, учитель математики проводит урок с учителем физики, учитель литературы — вместе с учителем истории. Надо показывать детям, что все эти предметы связаны. 

Сейчас мы просто проходим, например, скорость и я говорю: «Ребят, вы на физике будете изучать то-то и то-то». А хорошо бы все совместить в одном уроке. У меня нет готового решения, как это сделать. Но я уверен, что за этим будущее. 

Фото: Евгении Дуюновой и из личного архива Дениса Слонимского