В маленький зал суда не пустили бывших коллег Аяжан, которые пришли поддержать ее мужа. Они стояли в холле первого этажа и не могли узнать, что происходит на судебном заседании.
— Нас вытолкали на первый этаж, — говорит бывшая операционная медсестра отделения реанимации и анестезиологии Анастасия Гиленко, — не давали даже подняться на этаж, где проходило заседание. Радик, муж Аяжан, там был один против них. Обещали, что заседание будет открытое, но нас не пустили.
Фото: Ирина Швец, stribuna.ru
В маленьком зале молодая прокурор скороговоркой читает заключение следствия, которое шло полтора года:
— По версии органов предварительного расследования, обвиняемая, работая старшей медицинской сестрой в БУ ХМАО – Югры «Сургутская клиническая травматологическая больница», ввиду длительной трудовой деятельности, возникшего на этом фоне мнимого чувства вседозволенности, доминирующего положения в коллективе, поддержки со стороны вышестоящего руководства допускала систематическое, хамское и неправомерное поведение в отношении сестринского персонала… оскорбительные выражения, ругань и неуважительное отношение, общение на повышенных тонах, — следователь переводит дух и продолжает,— саботировала коллектив игнорировать как личность медсестру… систематически унижала человеческое достоинство последней… вызвала длительную психотравматическую ситуацию, обстановку деспотизма, тирании, страха и боязни медсестры.
Ольга Матвийчук, пожилая женщина с короткой стрижкой, смотрит себе под ноги.
— Вам есть что сказать по факту обвинения? — спрашивает ее судья.
— Пока нет, — отвечает Матвийчук.
Фото: Ирина Швец, stribuna.ru
Радик, муж Аяжан, сидит в первом ряду. Он вытирает глаза. Теперь он один воспитывает шестилетнюю дочку. У Ираиды Петровой осталось двое детей.
— Для Матвийчук было в порядке вещей кричать на медсестру: «Ты безмозглая, ты тупая, ты дура», — рассказывает Анастасия Гиленко. — Когда ты начинаешь что-то говорить в ответ, она на тебя кричит еще громче: «Ты что, не слушала, что я сказала? Ты дура, что ли?» Ее поддерживали врачи, администрация. И ты оказываешься в кольце унижений и ничего не можешь сделать. Я когда проработала там месяц, похудела на 10 килограммов от психологического давления. Она унижала нас и при врачах.
По словам Анастасии, ни один врач ни разу не заступился за медсестер. Матвейчук чувствовала сильную поддержку со стороны администрации.
— Мне страшно было идти на работу, руки, ноги тряслись, — вспоминает Анастасия. — Была ситуация, когда два доктора пришли в алкогольном опьянении, я сняла их на видео. Матвийчук потребовала удалить видео, стала меня еще больше оскорблять. Например, заставляла делать уже сделанную работу после ночного дежурства. Это реанимация, травма — очень тяжелая работа. Нам нужно дезинфицировать все инструменты: интубационные трубки, трубки аппаратов ИВЛ и прочее. После того, как мы все сделали, Матвийчук снова замачивала трубки и требовала повторить работу заново. И мы до часу дня после ночного дежурства это делали. Она очень жестокая женщина. Я приходила с работы и плакала.
Я проработала там год. Муж сказал: «Увольняйся». Матвийчук стала мне угрожать, что я в Сургуте нигде работу не найду, у нее везде связи и она всем позвонит. Когда я увольнялась, то была уверена, что придется уезжать из Сургута.
Мы работали с просроченным расходным материалом. Это нитки для сшивания, перчатки, иглы. Даже таблетки нам выдавали просроченные. Иногда одноразовые перчатки мы использовали повторно. Аяжан была первая, кто обратилась к главному врачу и в трудовую инспекцию с жалобой на Матвийчук. И вот чем это закончилось.
Фото: Ирина Швец, stribuna.ru
Посадим на 15 лет за подстрекательство и клевету
В отделении медсестрам не платили за переработки и за работу с больными ковидом, хотя эти выплаты были положены согласно постановлению правительства.
— С начала пандемии у медработников увеличилась нагрузка, — рассказал в соцсетях муж Аяжан, Радик Ташмагамбетов. — Последние полгода Аяжан приходила домой подавленная и со слезами, говорила, что на работе начальство не уважает медработников, в частности не давало подстроиться под обстоятельства, когда ребенка не с кем оставить дома. Мы неоднократно на свой риск оставляли 4-летнюю дочь дома одну.
По словам мужа Аяжан, Матвийчук с утра на летучке могла сказать сестрам: «Был бы у меня автомат, я бы вас всех, чурок, расстреляла».
Аяжан Ташмагамбетова. Из фото Радика Ташмагамбетова
Аяжан написала жалобу, которую подписали почти все сотрудники отделения. Ее как анонимную отправили главному врачу и в трудовую инспекцию. В жалобе говорилось, что в больнице неправильно ведут учет материалов, их хранят с нарушениями, используют много просроченных материалов, перевязочные средства 15-летней давности, медсестрам ничего не платят за работу с ковидными пациентами.
Ольга Матвийчук пыталась выяснить, кто написал жалобу. По словам Радика, угрожала, унижала, кричала. Тогда Аяжан призналась, что это она. Все остальные сказали, что ничего не подписывали.
— Она была очень хорошим, порядочным, честным человеком, — говорит Радик, — она не хотела, чтобы из-за нее страдали другие.
Радик вспоминает, что был подключен юрист больницы. Он уверял Аяжан, что ее посадят на 10 лет за «подстрекательство сотрудников и клевету». Аяжан попыталась уволиться. Ей угрожали, что после увольнения она сразу отправится в тюрьму. По словам мужа, ей писали сообщения: «Ты ничего не добьешься, ты на очень важных людей гонишь». Женщина плакала и говорила мужу: «Радик, я вас всех подвела. Как мы будем теперь жить? У нас три кредита». 21 октября 2021 года Аяжан не пошла на работу и покончила с собой. Вечером ее нашел муж.
Матвийчук обвинила в ее смерти Ираиду Петрову, подругу Аяжан. Как рассказывают медсестры, старшая медсестра говорила, что Ираида тоже подписала коллективную жалобу, а потом в этом не призналась — бросила подругу. Ираида покончила с собой 28 декабря 2021 года.
— У Ираиды совесть была, — говорит медсестра операционного блока №1 Олеся Губанова, — она этого всего не выдержала. Когда у тебя есть совесть и достоинство, такую несправедливость невозможно вынести.
Последовала проверка Следственного комитета и Департамента здравоохранения, которая выявила, что сотрудники отделения реанимации не причастны к смерти двух медсестер.
— Страшно, что все знали, как там унижают медсестер и что в больнице используют просроченные расходные материалы, — говорит медсестра Анастасия Гиленко, — но все молчали. Почему-то люди не могут объединиться, они боятся и делают только то, что говорит им их страх. Все, кроме медсестры Олеси Губановой. Она сейчас их почти победила.
Сургутская клиническая травматологическая больница. Фото: obtc.ru
Я победила свой страх
Медсестра Олеся Губанова была знакома с Аяжан и Ираидой, некоторое время они были в одной операционной бригаде . Сама Олеся 8 лет работает в другом отделении Сургутской травматологической больницы — в операционном блоке №1. Свою борьбу она начала за месяц до смерти Аяжан, в сентябре 2021 года.
Олеся Губанова
— Спустя две недели после устройства на работу я спросила у старшей медицинской сестры нашего отделения, почему мы работаем с просроченным медицинским материалом, — вспоминает Олеся. — Она мне ответила: «Закрой рот. Вопросы здесь задаю я».
Олеся показывает видео из операционной, которое она сняла полтора года назад. На нем упаковки шовного хирургического материала «Викрил Плюс» — срок годности на одной коробке до 2014.06, на другой до 2016.06. Как утверждает Олеся, использование такого просроченного шовного материала может привести к нагноению ран, септическим инфекциям, менингитам.
— Старшая медсестра нашего отделения Галина Никонова на каждом собрании говорила, чтобы мы не смели никому сообщать о просроченных материалах, — рассказывает Олеся. — Мол, мы все сядем в тюрьму, а она выйдет сухой из воды. Мы работали постоянно в какой-то дикой атмосфере страха. Я так боялась, когда шла на летучки, на собрания, что у меня ноги подкашивались. Если ты чем-то начинаешь возмущаться, тебе кидают в лицо журнал, угрожают, обещают подкараулить около больницы, говорят, что никогда на другую работу ты не устроишься. Говорили: «Твои собачата помрут с голоду». Это дети мои. У меня трое детей.
В августе 2021 года Олеся написала докладную о нарушениях на работе и унизительном обращении на имя главной медицинской сестры больницы. Главная медсестра обещала разобраться. И даже организовала собрание, на котором присутствовали все сотрудники операционного блока №1 — 40 человек.
— Меня посадили отдельно ото всех, — вспоминает Олеся, — я была как подсудимая. Главная сестра больницы и старшая медсестра говорили, что я не справляюсь со своими обязанностями, что я худшая медсестра операционного блока. Они оскорбляли и унижали меня. Это было невыносимо. Я очень люблю свою работу. У меня красный диплом. Я встала и сказала, что не согласна со всем, что они говорят, и напишу заявление в прокуратуру. Они посмеялись со словами, что никакая прокуратура мне не поможет. Я ехала домой, и такие мысли были страшные в голове. Думала, что не хочу жить. Пришла домой, увидела детей и ужаснулась своим мыслям.
Олеся написала заявление в прокуратуру Сургута о том, что в больнице используются просроченные медицинские материалы. Приложила фото и видео (имеется в распоряжении редакции). Через некоторое время диск с этими фотографиями каким-то образом оказался у главной медицинской сестры больницы.
— Я не знала, какие круги ада мне еще предстоит пройти, — говорит Олеся, — но главный свой недуг — страх — я уже победила. У нас в больнице оперируют новорожденных детей. И то, что у нас использовали просроченные нитки, шовный материал и прочее — это ужасающее преступление.
Операция в Сургутской клинической травматологической больнице. Фото: obtc.ru
Первая прокурорская проверка состоялась через 25 дней после обращения Олеси. Больница была о ней предупреждена заранее. Сотрудники прокуратуры заходили только в те помещения, куда их проводило руководство больницы. Олеся довольно быстро получила прокурорский ответ: «Факты, изложенные в вашем обращении, не нашли своего подтверждения».
Тогда Олеся написала заявление прокурору Ханты-Мансийского автономного округа, в Департамент здравоохранения Ханты-Мансийского автономного округа, МВД, Государственную инспекцию труда. От большинства ведомств медсестра получила отписки. Так, Департамент здравоохранения ответил следующее: «По информации, поступившей от медицинской организации, ежегодно осуществляется закупка медицинских изделий. Заключен контракт на поставку медицинского шовного материала. Согласно оборотно-сальдовой ведомости, в операционном блоке №1 медицинской организации имеется в наличии шовный материал с действующим сроком годности».
Всего Олеся написала 330 обращений и получила 70 схожих отписок. Такой же формулировкой, как и Департамент здравоохранения Ханты-Мансийского автономного округа, Олесе отвечал заместитель губернатора ХМАО.
Старшая медицинская сестра составила жалобу на взбунтовавшуюся медсестру главному врачу, под ней подписались коллеги Олеси.
— Они мне говорили, что их заставили, — рассказывает женщина, — даже не дали им посмотреть, что они подписывают. После этого я пришла домой и у меня случился гипертонический криз, который грозил мне инсультом. В этот момент я была дома одна с маленьким ребенком. Я просто открыла двери в квартиру, чтобы соседи увидели и спасли моего ребенка, если я умру.
«Два человека умерли»
После самоубийства Аяжан Олеся пришла к ее мужу Радику, чтобы выразить свои соболезнования. Она убедила его, что нельзя просто смириться, нужно написать заявление в полицию о доведении до самоубийства. Радик написал заявление и выложил видеорассказ в соцсети о том, как унижали Аяжан на работе.
После этого было возбуждено уголовное дело о доведении до самоубийства.
В конце декабря 2021 года к Олесе на улице подошел мужчина и сказал: «У тебя же трое детей? Не боишься одного недосчитаться?»
Только в мае 2022 года после проверки тюменского Росздравнадзора было заведено уголовное дело о нарушении санитарно-эпидемиологических правил. Эта проверка наконец обнаружила просроченные медицинские материалы, оштрафовала больницу на 80 тысяч рублей и передала дело в прокуратуру. Тюменский Росздравнадзор составил два протокола на должностных лиц, обнаружил нарушения трех федеральных законов, трех положений о лицензировании медицинской деятельности и двух приказов Министерства здравоохранения РФ (результаты проверки имеются в распоряжении редакции).
По факту угрозы жизни Олеси также возбуждено уголовное дело.
— На меня оказывают огромное давление, — рассказывает Олеся, — на работе говорят, что, когда все это закончится, они мне отомстят. Посмотрим. Время покажет. Я тут не мила всему Ханты-Мансийскому округу, потому что вскрыла этот гнойный пузырь. Но цель достигнута — наша травматология полностью очищена от просроченных медицинских материалов. Завезли большое количество шовного материала в операционные залы, в больших объемах СИЗы, в том числе и те, с которыми можно работать с ковидными больными. Мы добились ковидных выплат. А раньше нас заверяли, что ковидных больных у нас нет. Хотя они были, и мы их оперировали. Но я не очень надеюсь на сургутский суд. Я думаю, нам придется дойти до Верховного суда. Два человека умерли — как будто две мухи погибли. Как это может быть? Виновные должны быть наказаны.
Памятник медсестре на территории Сургутской клинической травматологической больницы. Фото: Ирина Швец, stribuna.ru
Эмоциональный всплеск
В июне 2022 года покончила с собой медицинская сестра паллиативного отделения Ачитской ЦРБ (Свердловская обл.) Надежда Терентьева.
Надежда Терентьева
— Она в последние годы работала в паллиативном отделении. Это очень тяжелый труд, — рассказывает бывшая начальница по правовой и кадровой работе Светлана Гордеева. — Наде не платили за переработку, вынуждали работать больше положенного норматива, не платили стимулирующие, премии. Она работала на износ. Отношение начальства хамское. Надя говорила, что будет жаловаться в прокуратуру. Ей, естественно, отвечали, что она ничего не добьется. Выгорание на работе, ощущение тотальной несправедливости, нищенская зарплата и никакой надежды на изменения… она не выдержала.
Полиция приехала очень быстро. И только после того, как тело забрали, увидели телефон Надежды. В нем была ее переписка со старшей медсестрой. Как рассказывает Светлана Гордеева, Надежда просила ее не ставить на дежурства с двумя санитарками, которые над ней издевались.
— В последний день там натуральные издевательства творились. Сначала спрятали от Нади ключ в комнату, где переодеваться надо. Потом у нее подскочило давление, и она присела отдохнуть. Так они начали снимать ее и это видео начальству отсылать. Видимо, на фоне всего этого у нее и случился эмоциональный всплеск.
«Вы будете еще больнице должны»
Ольга Никифорова работает оператором рентген-аппарата центральной районной больницы Демского района города Уфы. Ей положены выплаты за вредную работу, а после 45 лет — пенсионные выплаты за вредность. В 2018 году эти выплаты неожиданно отменили. По словам Ольги, их отменяли в других больницах, после того как в рентгеновском кабинете устанавливали аппарат последнего поколения с малодозным излучением. Но в центральной районной больнице города Уфы работает старый аппарат, ему уже около 15 лет, и за это время вредность его излучения не изменилась.
Женщина попыталась выяснить у администрации, на каком основании ее лишили пенсии. Ольга одна воспитывает троих детей. И на эти пенсионные деньги (8 тысяч рублей) как прибавку к зарплате она очень рассчитывала. Ольга узнала, что изначально в рентген-кабинете поликлиники была обоснована вредность не из-за рентген-лучей и сопутствующих им вредных условий труда, а из-за плохого освещения. И в 2018 году вкрутили лампочки и отменили вредность.
— Но даже с освещением проблемы как были, так и остались, — говорит Ольга. — Несмотря на количество светильников на потолке, в кабинете полумрак. Так устроено освещение. Мы пытались мирно решить вопрос — обратиться к администрации больницы и к профсоюзу, но ничего не получилось.
Год назад Ольга пошла в суд и выиграла его (решение суда есть в распоряжении редакции). Больницу обязали выплатить ей все деньги, которые женщине недоплачивали три года, а также назначить пенсию по вредности.
ГБУЗ РБ ГКБ Демского района города Уфы. Фото: gkbdema-ufa.ru
После этого в больнице был собран этический совет, где Ольгу обвинили в том, что она порочит администрацию, рассказывая в соцсетях, что ее лишили выплат. В рентген-кабинет регулярно приходит руководство с проверками. С января 2023 года Ольге сделали максимально неудобный график работы: вторую половину дня она больше не может проводить с детьми. Профсоюз больницы, по словам Ольги, пытается доказать, что в рентген-кабинете нет никакой вредности.
— Главная медсестра сказала, что ее сын-первоклашка один ходит в школу и на футбол, значит и мой должен смочь. Теперь мои дети одни будут возвращаться из школы и как-то сами ездить на кружки. Я хотела лучшего для меня и для моих детей. У меня еще старшая дочь с инвалидностью. У нас нет своего жилья. Только комната в коммуналке от горсовета города Уфы на время трудовых соглашений. Если сейчас меня больница вынудит уволиться, я останусь с детьми на улице. И получается, меня наказывают за то, что я отстояла свои права.
Коллеги Ольги подписали жалобу главному врачу о том, что их не устраивает, как она работает.
— Они написали, что я прикрываюсь детьми, у меня условия лучше, чем у них, я не работаю по субботам. Заведующая отделением лучевой диагностики их попросила подписаться под этой бумажкой. Кроме того, врачи написали на меня докладную о том, что я не соблюдаю этику и указываю им, как работать. Хотя я иногда просто вижу на рентгене, что есть какая-то патология. Поэтому подхожу к врачам и говорю: пожалуйста, посмотрите вот этого человека, пока я его не отпустила — может быть, нужно что-то дообследовать. Если онкология, время же не ждет. Я была в шоке от того, что это, оказывается, я им указываю, как работать.
Только два человека не подписали на меня жалобу, отказались. И как мне дальше работать? Они сделали так, что мои дети вынуждены страдать из-за того, что я боролась за свои права. Я ощущаю ужасный психологический прессинг, с этим очень сложно справиться. Они мне угрожают, что я останусь больнице еще должна денег.
«Она просто сумасшедшая»
Татьяна работает санитаркой в лаборатории СПИД на базе детской инфекционной больницы №3 Санкт-Петербурга. Три года назад, когда Татьяна устроилась в эту лабораторию, она работала на половину ставки уборщицей и половину ставки санитаркой. Санитарки в этой больнице на полную ставку не работают, потому что в этом случае зарплата санитарки согласно майским указам президента от 2012 года должна равняться средней по региону. В большинстве больниц стараются избавиться от санитарок.
Детская инфекционная больница №3 Санкт-Петербурга. Фото: dib3.ru
Татьяна захотела стать первой настоящей санитаркой в инфекционной больнице и работать на полную ставку. Когда ей отказали, она попросила у главного врача больницы письменное объяснение причин отказа.
— Санитарка — это медработник, это определенные льготы и статус, дополнительный отпуск, — объясняет Татьяна. — Уборщица работает 8 часов, санитарка 7,2 из-за вредности. Я учусь в медицинском колледже, у меня сын-инвалид — мне важны эти часы. Я думала, что в лаборатории должна быть санитарка. Фельдшерам тоже не нравилось, что работают только на полставки. Там есть текущая работа, которую нужно делать постоянно.
Для разбора заявления Татьяны было организовано собрание.
— Там и заведующая лабораторией, и главврач сказали, что это я во всем виновата. Главный врач теперь не любит нашу лабораторию, я не сработалась с коллективом, и мне надо уволиться. Я два года прекрасно работала в коллективе, все меня любили. И вдруг начался ад. Они говорили, что я просто психически нездорова, поэтому посмела напрямую обратиться к главному врачу.
Татьяна запросила все документы о своем трудовом статусе. И неожиданно обнаружила, что по закону она должна работать 36 часов в месяц, а фактически работала 40. Сверхурочные ей не оплачивались. После этого, по словам Татьяны, к ней пришел юрист и пообещал, что она получит ставку санитарки, если не будет жаловаться на недоплаты. Зарплата любого медработника складывается из оклада и стимулирующих выплат. После того, как Татьяна стала санитаркой, она получает только оклад — 23 тысячи рублей. Стимулирующие выплаты ей, единственной в больнице, не платят. Сейчас она получает в полтора раза меньше, чем раньше.
— Таким образом они пытаются меня уволить. За мной ходят с актами и проверяют каждую пылинку, каждую соринку. Отодвигают тумбочки, проверяют между окнами. Акт составили, что за тумбочкой грязно, а я весь день мыла пол в этом коридоре. И назначили мне дисциплинарное взыскание. А три дисциплинарных взыскания — это уже увольнение. Это очень тяжело переносить психологически. Все тебя ненавидят, хотя до того, как ты пытался чего-то добиться, нормально относились.
Сиди и смотри в стену
Марина Л. — участковая медсестра в противотуберкулезном кабинете города Пролетарска Ростовской области в филиале ГБУ РО «ОКЦФП».
— Моя заработная плата участковой медсестры при работе на полную ставку в контакте с больными туберкулезом с учетом надбавок за выслугу лет (стаж во фтизиатрической службе 19 лет) — 14 000 рублей, — говорит Марина, — притом что она в соответствии с указом президента не может быть ниже 39 000 рублей, то есть ниже размера средней заработной платы по региону.
Как говорит медсестра, после смены руководства в их филиале ее обязали производить приписки о приеме больных, то есть оформлять медицинские документы на пациентов, которых на приеме не было. Она отказалась. Ее лишили всех стимулирующих выплат. А они составляли половину ее зарплаты. Как рассказывает Марина, на работу в кабинет в Пролетарске по совместительству приняли врача, которая в 2012 году уже была осуждена за приписки по статье 292 Уголовного кодекса РФ (решение суда есть в распоряжении редакции).
— У нас маленький город, — рассказывает медсестра, — и сложно найти подходящую работу. Я работаю давно, знаю и люблю свое дело, но вот уже три года меня просто лишают возможности трудиться.
Марину пытались уволить с помощью привлечения к дисциплинарной ответственности — объявили сначала замечание, потом — выговор. Оба взыскания она обжаловала в суде, и оба раза суд встал на ее сторону — замечание и выговор признаны незаконными. Врач, который оговорил Марину в суде, был привлечен к уголовной ответственности за лжесвидетельство (решение имеется в распоряжении редакции).
После этого начальник филиала просто закрыла противотуберкулезный кабинет в Пролетарском районе, где живет 34 тысячи человек. А Марине предложили работу в филиале в 30 километрах от дома.
— Они не ожидали, что я соглашусь. Но я каждый день на перекладных ездила туда полгода. Однако они мне там предоставили пустой кабинет. В котором нет ни бумаги, ни ручки, ни историй болезней, прием пациентов не осуществлялся. Давать мне поручения для работы на участке врачам было запрещено.
После жалоб пациентов в Пролетарске снова открыли туберкулезный кабинет (жалобы есть в распоряжении редакции), но Марину там поставили в такие же условия. Она приходит и просто сидит в пустом кабинете. Прием пациентов ведут врач и медсестра, которые два раза в неделю приезжают из другого города на полтора часа. Их график не пересекается с графиком Марины.
— Это какая-то дикая, сюрреалистическая ситуация, — говорит медсестра, — у меня на этом фоне развилась тяжелая депрессия. Все время, прошедшее с начала конфликта, я постоянно нахожусь в состоянии сильной тревоги и дискомфорта, у меня нарушились сон и аппетит, возникли перебои в работе сердца, и я вынуждена употреблять лекарственные препараты, снижающие риск развития заболеваний на почве длящегося стрессового состояния. Всякие нехорошие мысли появляются…
Минздрав считает нехватку среднего и младшего медперсонала в России умеренной. Не хватает «всего» 58 тысяч медсестер и санитарок. Всего в медицине в стране работают 2,5 миллиона человек.
