«Не
Жительница высокогорного дагестанского села Кубачи Зайнаб Канаева – не только хранитель музея и гид по родным местам, но и мастер работы по серебру. Как строят дома и восстанавливают мечети высоко в горах, почему каждый школьник уходит из школы с узкой специальностью, нужны ли еще кому-то старинные кувшины для воды и как возродить комбинат по обработке серебра – она рассказала корреспонденту «Правмира».

На дворе день, а Кубачи словно купаются в молоке тумана, который так и не расступился. Добрались до села на машине, по серпантину. Мы на высоте более 1600 метров. Смотрим на дома и не понимаем, как здесь можно строить? Как материалы подвозить?

К Зайнаб Канаевой попадают почти все странствующие. Добрались до школы, где находится филиал Национального музея даргинского поэта, писателя, публициста, сценариста Ахмедхана Абу-Бакара. Зайнаб здесь заведующая.

Она немолода, но глаз от нее не оторвать. Голову женщины покрывает каз – длинный белый палантин. Он расшит золотистой ниткой – кубачинский узор. Без помощи надеть его не получится – особый способ. Но Зайнаб, как и все женщины Кубачи, делает это ловко. Их бабушки и прабабушки носили каз всегда. Велюровое платье цвета спелой вишни тоже украшено узором. Ниспадающий сзади платок выглядит празднично. Однако это часть ежедневного наряда кубачинской женщины. Даже старшие девчонки в школе такие носят.

Музей находится в здании школы. Зайнаб радуется. Что может быть лучше, чем быть рядом с детьми:

– Как только у детей окошко появляется в расписании, я их сразу в музей завлекаю, – говорит хранительница.

Но школьников и завлекать не нужно, они сами идут: на мастер-класс, экскурсию или просто пообщаться – в очередной раз примерить национальные наряды, которые собирает Зайнаб.

– Из особо ценных экспонатов – тридцать вещей, которые сделал своими руками Ахмедхан Абу-Бакар. Среди них камень двадцать на тридцать сантиметров глубокой гравировки с изображением горного козла. Мне дороги все 186 рукописей писателя – ровный почерк чернилами и пером.

Она все дает потрогать и подержать, ко всему можно прикоснуться. Иначе как понять, стать частью всего этого хотя бы на время? Любую экскурсию по Кубачи Зайнаб начинает с музея.

Ее хочется слушать. На каждый вопрос даст ответ. А если нет – запишет в специальную тетрадь, спросит у старожилов, найдет литературу и дойдет до сути.

Мы и свадьбу по старинным обрядам уже играли

– А сейчас будет обед и чай, – говорит Зайнаб и ведет нас в гости. Ее дом стоит метрах в пятидесяти от школы.

Хозяйство она ведет одна. На руках больная мама. Трижды в день – прибежать, проведать, посадить в инвалидную коляску, вывезти на улицу, чтобы подышала воздухом. Троих детей тоже воспитала одна.

В гостях у Зайнаб дочь Индира. Ей Зайнаб хочет передать свои знания и музейные дела. Больше некому. Материала набрано множество, да и планы грандиозные.

На обеденном столе в доме Зайнаб появляются вкусности. А вечером в этом же доме все вместе будем готовить хинкал. Особая добавка к этому блюду – ореховая паста в старой, глубокой гравировки, ступке.

Зайнаб успевает все: рукодельничать, изучать исторические материалы, работать с людьми, привечать гостей. Иногда, в разгар туристического сезона, по старым кубачинским тропинкам за один день в общей сложности наматывает километров по пятнадцать. Показать, рассказать, остановиться, обратить внимание. Рада, если турист – благодарный слушатель, а фотографу она обязательно покажет удачный, на ее взгляд, ракурс.

Кувшины в хозяйстве Зайнаб с незапамятных времен. Традиционные сосуды для воды по десять и пять литров Зайнаб хранит, холит и лелеет. Большой кувшин – мучАл – женщина несет на спине, а маленький – къутка – на груди. Между собой они соединяются с помощью специального пояса – так, чтобы было удобно нести. Путь неблизкий: до родника с километр.

Всего в Кубачи сейчас четыре действующих родника. Сюда за водой ходят местные жители. Водопровода в ауле нет. Воду для бытовых нужд – стирки, мытья, полива – кубачинцы собирают в дожди в специальные емкости. У домов стоят ванны, бочки, другая тара.

До родника дорога ведет под горку по узеньким тропинкам. А обратно как же? Кубачинские женщины привыкли. Это их работа – ходить по воду.

Зайнаб не перестает удивлять:

– Вот комната с приданым для невесты. Такие у наших предков были в каждом доме. Сейчас нет.

На полках кувшины для воды, старинная утварь. На синей стене отливают медью блюда иранских мастеров V-VII веков – богатство, которому нет цены.

– Лет пятьдесят назад было стыдно и позорно что-то продать из таких комнат, сейчас – нет. Некоторые жители, чтобы решить свои бытовые проблемы, продают. А я берегу. Лучше платье себе не куплю, а еще одно блюдо куплю.

На подставках в этой же комнате сушатся маски. Их появление в доме Зайнаб с радостью поясняет:

– Раньше на традиционных свадьбах в Кубачи ряженые ходили, у них маски были такие. Материал-то я давно нашла, чтобы приготовить основу для масок по старинным рецептам, а мастерам недавно заказала. У меня есть программа о соблюдении традиций – «Кубачинское подворье». Она составлена на основе воспоминаний наших старожилов, моей бабушки и мамы, деда моего: как раньше жили, как на свадьбах гуляли, как хоронили. Я стараюсь сделать все, чтобы возродить эти традиции. Мы и свадьбу по старинным обрядам уже играли. Мне еще отец мой говорил, чтобы я все записывала, пока живы те, кому есть что передать. У меня не одна такая тетрадь.

Вместе с аттестатом школьник получает «мастера третьего разряда»

Горячий чай под ювелирный «десерт» – мастер-класс от Зайнаб по дополнительной гравировке. Зайнаб корпит над очередным браслетом, стол украшает дивный сервиз из серебра – тоже работа кубачинских мастеров.

– Артель «Ремесленник» в Кубачи образовалась в 1924 году, а в 1960-м преобразована в Кубачинский комбинат художественных промыслов. Сейчас, увы, нет серебра на комбинате, работать не с чем. Я там тоже успела поработать, когда была молодая. Но сейчас в основном ювелиры и мастера работают на дому. Каждый занимается своим делом – кто-то шлифует, кто-то чернит, другой гравировку делает.

Я на собраниях предлагаю местным мастерам самим возобновить работу комбината. Как раньше все начиналось: у кого-то есть пятьдесят граммов серебра, у кого-то двести, у другого – инструменты. Сегодня снова можно пойти таким путем, раз пока других вариантов нет. Чтобы традиции наши не исчезли.

Хорошо, что в нашей общеобразовательной школе ученики вместе с аттестатом получают корочку мастера третьего разряда по узким специальностям. Кто-то с эмалью умеет работать, кто-то шлифовать, третий полирует неплохо, другой чернит или филигранью занимается. В школе их обучают азам профессии, на хлеб уже можно заработать. Изучают школьники и традиционный кубачинский узор. Насколько я знаю, ни в одной другой школе такого нет.

Кубачи упоминаются в персидских летописях еще в VI веке. А название звучало как «Зерихгеран» (кольчужники). В селе работали мастера, ковали мечи, кольчуги, сабли. Нам важно сохранить самобытность, продолжить дело предков.

Древний склеп и род Канаевых

Утром следующего дня идем смотреть Кубачи. Село в этот день залито солнцем. Совсем немного, и мы у кладбища. Их здесь два: верхнее и нижнее. Их делит тропа.

– Голубое здание видите у тропинки? Это Шейхлахяб. Внутри похоронено четыре человека. Это святые люди. У нас с этим местом связана семейная история. Когда я была ребенком, мама часто рассказывала, что наша фамилия пошла от прапрадеда по имени Кана. Он совершал хадж на это святое место. Кто-то ему сказал, что его нужно обустроить. Он и построил этот склеп. Но семьдесят лет назад он был разрушен. Тогда моя бабушка решила привести снова это место в порядок. Отстроили – просто камень на камень сложили без цемента – где же взять его было тогда? Долго не простоял. Мама часто говорила, что род Канаевых должен приглядывать за этим местом. Десять лет назад иду за водой по тропинке, по традиции здороваюсь с умершими – это у нас обязательный ритуал – и понимаю, что пришло время приложить руки. Собрала деньги, сколько было в хозяйстве, купила материал, наняла бригаду. Машине до места не доехать, поэтому много чего сюда носили руками или подвозили на ишаке.

Тогда у меня были сложности в семье. Я каждый раз просила, чтобы мне помогли, чтобы все исправилось. Построили мы склеп, все сделали, осталось побелить, а побелки нет. Привезли из Махачкалы. Наконец стало красиво. А через десять дней исполнилось мое желание. Теперь каждый год перед Уразой (мусульманский пост – прим.ред.) вместе с двумя женщинами из села мы белим этот склеп. Сюда приходят те, кому нездоровится, у кого есть какие-то проблемы. Недалеко, метрах в тридцати тоже на святом месте, варится обед, им угощают жителей. Совершается своеобразный ритуал на помощь в сложных делах.

– А почему здесь платки висят женские?

– Мы называем их флагами. Если ребенку больному стало лучше, его мама извещает об этом и просит помощи в дальнейшем выздоровлении своего дитяти.

Узкая тропинка ведет мимо могильных плит, Зайнаб рассказывает легенды, знакомит с селом.

Названий улиц в Кубачи нет, только номера строений.

– А если нам надо найти человека, номер дома?

– Называешь этого человека, и тебя приведут к нему или расскажут, как найти.

Картина иногда напоминает мертвый город – уж очень пустынно среди руин и развалин. Вдруг жилье – голубое окно. Мимо нас бойко прошагал мальчишка лет восьми – возвращается из школы. Он точно не заблудится в этих лабиринтах. Они же ему родные.

Зайнаб переживает:

– Массово уезжать из Кубачи начали лет пять назад. Сейчас кое-кто возвращается, заново строится – работы много. Официально по прописке здесь 3 тысячи человек, но фактически, думаю, будет полторы.

Тут она останавливается и начинает беседовать с женщиной. Та готовит кизяк для отопления дома. Здесь свой язык – кубачинский. Такого вы больше не услышите нигде. Зайнаб говорит так, словно камушки в горной речке перекатываются. А когда женщины начинают говорить разом, это звучит еще красивее.

Снова нас уводят куда-то улочки высокогорного села. Поднимаемся в горку. Навстречу бабуля – приветливо улыбается, щебечет всякие прелести на кубачинском – мол, здоровья вам и счастья – переводит Зайнаб. Марьям Камагаджиевой 83 года. Специально для нас она надела старинный кубачинский наряд.

– Это мое спасение – туристам на радость. Она еще и танцует замечательно, – восхищается Зайнаб старушкой, и они обнимаются.

Она какое-то время беседует на кубачинском с бабулей. Рассказывает про наряд:

– Из простой ткани верхнюю одежду раньше не шили. Только из парчи или другого материала – обязательно дорогого. Пуговицы – только серебряные, оторочка – из меха норки. А место, где карман должен быть, подшивали золотой тесьмой. Ее шили вручную. Я сейчас тоже такие шью. Каждая – по пятнадцать сантиметров. К вашему следующему приезду будет готово.

Готовим обед, молимся и собираем на мечеть

Миновали пару домов, снова остановились – обменяться новостями, узнать, как дела. Старики ремонтируют крышу дома, чинят дверь. Им помогает сосед.

Когда Зайнаб видит, что в селе кто-то что-то чинит, ремонтирует, кажется, в ней разом все оживает. Она мчится по каменным тропинкам, словно девушка, и продолжает рассказ.

Лестницы, переходы, закоулочки. Зайнаб здоровается с мужчинами.

– Мечеть восстанавливают. Это очень хорошее дело.

Чуть позже проходим разрушенное здание – тоже когда-то была мечеть. Сейчас этот участок купили кубачинцы, будут восстанавливать дом вместе с храмом. Когда-то это было единое строение.

Снова идем узкими улочками, кое-где необычные узоры на стенах, у некоторых домов очень чисто. Сразу видно – есть хозяева.

К Хала-мечети у кубачинцев особое отношение. Который год подряд всем миром собирают средства, чтобы ее восстановить. Зайнаб рассказывает об этом взахлеб:

– Каждый год 22 июня на этом месте собирается очень много народу на Теаб. Здесь мы и обед готовим, и молимся, и собираем на восстановление мечети. В этом году собрали 215 тысяч рублей. Ставим ящик для денег, сидит человек, записывает твое имя и сумму, которую ты вложил. Кое-что на собранные деньги постепенно приводится в порядок.

Рядом с мечетью есть место со старыми могилами. Кала-ку называется. Означает «редиски посевной участок». Легенда рассказывает, что здесь погребено сорок богатырей, которые погибли во время стычки с калакорейшцами. Спор произошел из-за того, что они не поделили пастбище на склоне горы. Молодых воинов похоронили тут под звуки барабана и зурны, танцевали, чтобы скрыть это печальное событие. А на могилах посеяли редис. Это почитаемое у нас место.

Родительский дом

Часа через два мы снова в гостях у Зайнаб. Но в другом доме, в старой части села. Это родовое гнездо. Камин в доме помнит пять поколений рода Канаевых.

– Вот камин, ему 350 лет. Когда гости бывают, туристы, коллеги или учителя из соседних сел, тут чай кипячу. Когда папа умер, чтобы маму одну не оставлять, я Индиру сюда отправила, чтобы она помогать могла бабушке своей. Отсюда она и в первый класс пошла. А потом мы маму перевезли в наш дом.

Зайнаб любовно протирает фоторамку на стене, рассказывает, кто есть кто. История полна воспоминаниями. А вот и коллекция заварочных чайников – мама собирала.

Кажется, что дом вылизан – такой он чистый. Прихожая в небесно-голубом цвете – по традиции.

– Если молодежь покрасит что-то в цвет бирюзы, деды говорили, что это неправильно. Я стараюсь придерживаться традиций.

– Зайнаб, как можно блюсти чистоту – небесную чистоту? Так не бывает…

– В доме всегда должно быть чисто. Никогда не знаешь, когда придут гости, а когда – смерть. Меня бабушка так научила.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.