Многие помнят Игоря Ивановича Виноградова как историка мысли, литературного критика, остроумного собеседника, задумчивого и при этом точного в раздаваемых характеристиках.
Азарт бойца в нем был всегда, он никогда не сосредотачивал атаку на одном направлении, но стремился пройтись по всему кругу заблуждений, меткими словами поражая инертную мысль.
При этом спокойствие, странная неспешность литературного критика мешала часто увидеть рыцарство «журналиста» в старинном смысле этого слова: издателя журнала «Континент», литературного, политического и богословского.
Но сейчас, с кончиной И.И.Виноградова, пришло время сказать, кем он был: он был выдающимся этическим мыслителем советской, антисоветской и постсоветской России.
То, что делал И.И. Виноградов – настоящая контрреволюция по отношению к той эстетической революции, которая дала себя увлечь слишком многим нашим соотечественникам.
Русская мысль любила, быстро миновав станцию «этика», находить себя на эстетических просторах. Константину Леонтьеву, Василию Розанову, и еще многим, без конца и без краю, эстетика и казалась настоящей мыслью. Этика требует сразу поступка, а эстетика якобы оставляет место для стремительной мысли и всеобъемлющего чувства.
Но И.И. Виноградов видел в этом шаг назад, уступку ожиданиям публики, не способной воспринять остроту этического поступка.
Еще в советские годы, разбирая споры об эстетике среди большевиков, И.И. Виноградов становился на сторону деловитого Плеханова, а не трубадура ценностей земной жизни Луначарского. Плеханов считал, что развитие искусства есть развитие проблем, и каждый новый этап – это новая отвага и решительность, тогда как Луначарский воспевал античный культ тела, считая, что ничего людям не надо, кроме как единожды признать земной коммунистический рай. Отсюда рукой подать до «выбивания признаний» на допросах.
В излишнем эстетизме, в утонченности натур И.И. Виноградов всегда видел не просто бытовую жестокость (это как раз необязательно), но власть суеверий, которые чтобы стать достоянием всей публики, должны уже порождать совершенно гротескную ложь, выковывая бесчувственное ко лжи чувство. Такое бесчувственное чувство опаснее, чем просто самообман или интеллектуальное заблуждение.
Этика для И.И. Виноградова прямо проистекала из категории «самоценности». Самоценность произведения, самоценность поступка, самоценность решения и решимости. Самоценность противоположна увлечениям, уходу в ностальгию о прошлом или мечтам о будущем.
Конечно, и ностальгия, и мечта могут быть благословенны, но не когда они начинают «безусловно» диктовать свою волю. А опасность нашего времени И.И. Виноградов видел как раз в том, что человек позднесоветский и постсоветский становится сделать всё безусловным: безусловно великим, или безусловно приемлемым, безусловно допустимым или безусловно серьезным.
Фото: Игорь Кравченко
Легко распознать в себе ложный пафос или идеализацию действительности. Но гораздо труднее, и это требует настоящего напряжения этической мысли, распознать эту поспешность, это порочное невнимание, отсутствие духовного различения. Важно, что о «даре различения», ключевом аскетическом качестве, напомнил литературовед.
Работы И.И. Виноградова по литературе, от Лермонтова до Солженицына, лелеют важнейшую мысль: писатель – не тот, кто обобщает или подводит нас к выводу. Но писатель –кто отбирает лучшее из найденного им в характере людей, кто может не просто найти самое прекрасное, но и взвесить на весах собственного будущего.
Русский писатель для И.И. Виноградова не просто пишет о возрождении героя, о его духовном перерождении; он сам ставит себя «на пороге новой поры» и смотрит, насколько герой может помочь ему, автору, в его собственном духовном развитии. Автор берет себе в спутники своего Печорина, своего Раскольникова или своего Пьера Безухова как брата, и знает, что брат не подведет его в трудную минуту жизни.
Поэтому литературоведение И.И. Виноградова было более чем биографично: оно говорило не только и не столько о жизненных обстоятельствах писателя, как мы привыкли, сколько о том, как писатель открывал для себя собственное будущее. Важно, как он решился одновременно довериться герою и нравственно помочь герою. Нравственность героя, для И.И. Виноградова – продолжение решимости автора, решимости суждений, нашей решимости быть в истории.
Как редактор журнала «Континент» И.И. Виноградов сделал журнал одним из центров богословской дискуссии: публикации митрополита Антония Сурожского, Христоса Яннараса, Иоанна Зизиуласа, Сергия Гаккеля и многих других богословов сразу создали уровень разговора, на который было приятно переходить.
Но главное, что и здесь этический интерес оставался главным. Этика состояла в том, чтобы отказаться от «мобилизации» этой мысли, от раздирания на цитаты, от агитации чужими словами.
Журнал учил тому, что пока ты не научишься пересказывать Предание своими словами, ты не научился совершать словесное служение. Ничего более чуждого духу «Континента», чем это ужасное выражение «озвучивать», «озвучить мысль» не было: лучше прочитать про себя наедине, чем озвучивать раньше времени на публике.
В этом трезвении – главный урок славного современника.
- Книга И.И. Виноградова «Духовные искания русской литературы» — здесь.
