Наде
Познакомились мы с ней в офисе, располагавшемся в одном из подвальных помещений многочисленных московских переулков. Я пришла на собеседование по поводу работы, спустилась вниз по лестнице, заполнила анкету, и все было как везде: приветливая девушка-менеджер в наглаженной блузке, юбке и туфлях на шпильке, глянцевый блеск волос, дежурная улыбка и налет усталости на симпатичном лице. В анкете ко всему прочему просили указать образование и профессию родителей и меня этот пункт несколько смутил. С матерью все неясно – может, она и получила высшее образование во Франции, в какой-нибудь Сорбонне. Кто её знает. Я, не краснея, настрочила про мать: «высшее, врач – онколог», папу я тоже решила сделать врачом – неврологом. Ну не писать же, что он работал автослесарем, мастером рем.зоны. Были ещё какие-то логические задачи про опаздывающих сотрудников компании, с предложением представить себя начальником. А с логикой у меня всегда было плохо – поэтому мне не было смысла особо задумываться над задачами. Я сдала анкету и меня повели в другую комнату. Девушка в очках, которая пришла со мной, так и осталась думать над ней.
Итак, все как обычно: длинная нагретая осенним солнцем и работающей техникой комната, жалюзи, в прорезь незанавешенного окна – кромка асфальта, окурок и разнообразные ноги, торопливо куда-то идущие. Столы с компьютерами, чашки с недопитым чаем и свисающими оттуда ниточками чайных пакетиков. Запах бумаги и пыли. За столами, уставившись в мониторы, сидели парни и девушки. Почти такие же, как я. Правда, несколько успешнее — у них в отличие от меня была работа.
Это было какое-то агентство – набирались копирайтеры – для продвижения товара. Занятие рекламой не вызывало у меня никакого интереса. Даже хуже: вселяло отвращение. К тому же я никогда этим не занималась. Но внутри тлела надежда: вдруг я подойду? Тут уж не до жиру, как говорится. Прокантоваться пару месяцев, а там, глядишь, ещё чего найду.
— Садитесь. – Менеджер кивнула на стул. – Пробное задание. Вот есть у нас, например, синтетические машинные масла. Надо их прорекламировать. Она привычно защелкала мышкой. Открылась нужная страница. – Объём – 7-10 предложений. Коротких, понятных, ну чтоб цепляло. И везде должно быть слово «Синтетические масла» — ну чтоб человек при наборе в поисковой системе попадал по ссылке на нашу рекламу. Чтобы она в числе первых ссылок стояла.
Было видно, что ей приходится проговаривать эту речь много раз на дню. Я ей даже посочувствовала. Ещё мне очень понравилось словосочетание «человек попадал». Ра-аз! И все, Вася. Ты попал.
— Все понятно?
— Ага.
Рядом села девушка в очках. Ей тоже досталось что-то синтетическое.
Я стала тупо читать про масла. Кому приходилось заставлять себя через силу чем-то заниматься, тот знает, как это тошнотворно-пресно… Гораздо интереснее смотреть в окно на ноги. Особенный мир ног, в котором они живут сами по себе, общаются и ходят в кафе и выпивают по праздникам.
«Так. Соберись. Читай текст». Не помню давно такого – чтобы осмысливание фраз давалось мне с таким трудом.
«Оптимальная вязкость, способствует стабильности мощности…»
Понятнее, Анюта, понятнее.
«Благодаря великолепным моющим свойствам и высокой термоокислительной стабильности, они сохранят детали вашей машины от нагарообразования».
Покороче бы… Но не получается. Нет у меня ни грамма литературного таланта! Ни грамма таланта пиарщика. Ни грамма чутья — как бы этот текст получше скомпоновать и продать…
Я стала думать над названием. Должно цеплять. А как это? Я сидела, почти с силой выжимая из головы идеи. «Наши синтетические масла – топливо будущего!». Ничего более оригинального не придумалось.
Рядом сидел парень, сотрудник, который с интересом поглядывал на мой монитор. Наконец он чуть придвинулся ко мне и тихо сказал:
— Девушка, масла – это не топливо.
Я изумленно на него взглянула и подумала с тоской: «Иди отсюда, дорогая моя Анюта. Пока не поздно».
Я просто тихо поднялась и ушла. Кажется, даже файл не удалила. Пусть посмеются, может, хоть минуту, благодаря моей тупости не будет в офисе этих убитых лиц. Повезло: даже менеджера я не встретила по дороге.
Я толкнула тяжелую черную дверь и с наслаждением вдохнула запах нагретого сухого асфальта. Я – свободна, и плевать хотела на все эти синтетические масла. Сейчас мои ноги в коричневых ботинках спокойно, с презрением пройдут у того самого окна, за которым среди жужжащей оргтехники приютились люди с серьезными лицами, работающие чтобы клиент всегда попадал, куда нужно.
…Я вздрогнула от неожиданности. Передо мной возникла та самая девушка в очках.
— К метро? – неожиданно дружелюбно спросила она, вскидывая на меня светлые глаза.
— Ага.
И мы пошли к метро.
— Надя. – Тут она как-то встревожено заглянула мне в лицо. Словно боялась, что не отреагирую
Я назвала свое имя.
Мы добрели до Третьяковской, перекидываясь фразами. Про офис мы не говорили. Было и так ясно – оказаться в этой подвальной комнатке нам не светит.
Одета Надя было просто – потертые джинсы, спортивная синяя куртка, видавший виды рюкзак «Камелот». Стрижка очень короткая «под мальчика», прямые, чуть взъерошенные пряди, шатенка, лиц
о – овальное и чистое. Надины глаза, быстрый пронзительный взгляд, изгиб бровей, показались мне очень знакомыми. Я долго к ней присматривалась, и, наконец, поняла в чем дело.
— Надь, а ты очень похожа на Алена Делона. Глаза и взгляд.
— Ты мне это не первая говоришь – серьезно отозвалась Надя. И с надежной добавила:
— Может, я его незаконнорожденная дочь? Пока он жив надо как-нибудь замутить анализ ДНК.
Мы расхохотались. Надя была насквозь простая, по лицу видно – необидчивая, компанейская, человек, которому можно многое рассказать. Она поймет.
«Точно, приезжая. И из какой-нибудь глубинки… Ни тени снобизма, такая открытая, милая. Хотя акцента нет». – Подумала я и спросила:
— Надь, а ты откуда приехала? Из какого города?
— Я – москвичка. – Просто пожала плечами моя новая подруга. – Даже в третьем поколении.
Мы стояли около метро, я смотрела на безмятежное лицо Нади и расставаться с ней мне почему-то очень не хотелось.
— Хочешь – в Макдоналдс? – словно прочитав мои мысли, предложила мне Надя.
— Давай!
С ней было удивительно легко. Не надо тщательно подбирать выражения, кем-то казаться, выставлять себя образованной. Не нужны никакие защитные маски. Тебя не обидят, расслабься. Можно спрашивать и говорить обо всем, что в голову взбредет. Мы так и делали.
— А ты сейчас где-то работаешь, Надь?
— Ну да. Так, подрабатываю. Почти год курьерствовала, теперь вот… ищу работу. Сейчас у соседки подрабатываю. Газеты ей читаю, в магазин хожу. На кладбище вожу.
— А зачем на кладбище?
— Ну…чтоб привыкала. – Надя улыбнулась, и неожиданно нахмурилась. – К мужу. У неё муж умер, она его могилу часто навещает.
— Ясно. И как тебе с ней?
— Она всегда удивляется – как это я не умею готовить. И ещё книги у неё какие-то однотипные. Она достала где-то Санта-Барбару, всего семь книг и это не предел. Я вот что-что, но их читать не могу – засыпаю. Она, кстати, тоже. Поэтому, когда она задремлет, я вытаскиваю своего Тургенева и начинаю его вслух читать.
— И как, она разницы не чувствует?
— Вроде нет. – Надя пожала плечами. – Главное, интонация чтоб оставалась та же. Когда у меня тоже глаза закрываются, я ей начинаю что-то от себя плести. Ну, типа «Мэйсон с Джулией долго бродили по берегу и вокруг них летали чайки». Ну и берег, природу описываю, иногда повторяюсь… Она не замечает.
Надя рассказывала это спокойно, просто перечисляла то, что давно стало для неё повседневностью. А я жадно слушала – я очень соскучилась по такой искренности и открытости в общении. С Авророй особо не поговорить – она либо спит, либо работает, либо отсутствует. Юля – тоже не собеседник, довольно скрытный человек, относящийся ко мне немного холодно.
— Вообще меня все достало, и эта Октябрина Петровна… Но вот никак не могу найти себе работу. Я в этом плане на редкость неудачливый человек. Мне катастрофически не везет. Вот ищу причину и понять не могу – в чем дело. – Надя криво улыбнулась и пожала плечами.
— А живешь ты где? И с кем?
— У бабуськи своей живу. Пока терпит. У неё однушка. Все съезжать собираюсь и некуда пока.
— А родители?
— У меня только мать. Отец неизвестно где. Его помню смутно. Человек был такой своеобразный. Художник. Помню, что он рисовал ладонями – т.е. прямо размазывал краску по холсту ладонями. Потом уехал в Лхасу, кажется, набираться мудрости с каким-то другом. Я тогда маленькая была… Оттуда он не вернулся. За ним и за мудростью решила ехать и мамашка. Она у меня физиотерапевт. Была. Сейчас она травами лечит и энергией какой-то солнечной. Ну а потом решила, что до Тибета – дорого и далеко и поближе устроилась, на курсы в школу здоровья. Стала готовить всякие вареные овощи, особенно много было вареной морковки! – Надино лицо перекосило от отвращения. – Ещё пророщенное зерно, овес варила… Водой обливалась…голышом… — Надя посмотрела на мой недоеденный кусок чизбургера и деловито поинтересовалась:
— Чего не ешь?
— Больше не лезет.
— Давай я доем. Чего оставлять? – Надя взяла кусок и, жуя, продолжила рассказ:
— Потом мамашку сделали руководителем какого-то отдела этой самой общины здоровья и гармонии, и она на радостях, к нам пригласила жить ещё двух теток, приезжих, откуда-то с Украины. Стало тесно. И брат как-то заявил, что ему надоело жрать овес и пшеницу, он не крупный рогатый скот, и он переехал к бабуське. Потом и я туда же смоталась.
— Да-а-а. А брат сейчас где?
Надя не без гордости посмотрела на меня:
— Он аудитор. Крутой братишка, ниче не скажешь, да? Снимает квартиру где-то. Давно мы с ним не виделись…года два.
— Надь, а ты сама где училась?
— Закончила медучилище, оно было рядом с домом бабуськи. Ну я туда и пошла. Я вообще медицину уважаю.
— Да ты что! Я тоже училась в медицинском! Но потом бросила… так получилось…
— Не, я закончила. С одной тройкой по педиатрии. Четверок совсем мало, так – одни пятерки. Что-то в училище не заладилось. Все время гнобили, на педсовет вызывали за год раз по десять!
— За что?
— Не знаю. – На лице Нади появилось искренне выражение удивления. – Я все время кому-то мешала, оказывалась не в том месте, не в то время… Ну вот тройку мне поставили по педиатрии, например, потому что я брызнула водой из клизмы в нашу преподавалу. Прямо в лицо.
Я рассмеялась.
— Специально?
— Ну, я как-то забылась. Она всегда надо мной прикалывалась – то халат у меня не глаженный, то медицинскую шапку забуду. То …к ногтям приставала: «Каш-ш-ш-шкина, посмотри на свои ногти, ты же девушка! Ты медсестра, на твои руки все будут смотреть. Я к такой медсестре и близко бы не подошла…» — Надя вытянула шею и засюсюкала, изображая преподавателя. – Ань, ну это ладно, у меня правда ногти были не очень. Мне тогда не до них было как-то… Мне ещё обидно было, что она все это при Владьке говорила. Специально. Он мне …ну, нравился. Просто я считаю – это невоспитанность, ну не при всех же про ногти говорить? Можно выйти за дверь и сказать… А она привыкла, что я молчу. Ну я вот и в-а-ак брызнула ей в лицо. На практических занятиях, когда мы с муляжами тренировались. После этого она сказала: «Только через мой труп Кашкина получит нормальную оценку». Это мне девчонки передали… Ну, неважно. Это всего лишь оценки. Из-за каждой переживать – нейронов не хватит.
Я изо всех сил старалась не смотреть на Надины руки, хотя не заметила, чтобы с ногтями что-то не в порядке было.
— А дальше ты чего не пошла учиться? Или работать в медицину?
— Не знаю. – Надя пожала плечами. – Я потом попала в больницу, на пешеходном переходе какой-то урод сбил. Было сотрясение мозга и перелом ноги. Мне сказали – сутками работать мне не рекомендуется, ну и я сама как-то не знала – нужно ли мне идти в медицину? И я поступила в МГУ неожиданно. Сама не пойму как. На философский… Но на первой же сессии вылетела. Я тогда курьером стала работать и учиться мне расхотелось.
Я сидела, подперев голову рукой, и смотрела на Надьку. Я чувствовала, что мы станем настоящими подругами.
Мы болтали до 10 вечера. У меня затекла спина от долгого сидения. И мы пошли бродить по вечерней Москве. И давно я не испытывала состояния такого умиротворения. Нас было двое, и мы были так не похожи и так одинаковы.
…Надя всегда присылала мне странные смски. Иногда они приходили с незнакомых номеров, но я понимала, что они Надины. Как-то в час ночи пришла смска: «Спишь? Мне приснилось, что ты мне звонила»
«Нет» — ответила я.
«Точно?» — Допытывалась Надя в следующей смс.
«Угу. Что случилось?»
Но ответа так и не дождалась.
Однажды вечером пришло сообщение: «Знаешь я где?»
«Где?»
«Сижу на морвокзале, жду автобус. Российская сторона Керченского пролива. Никого нет. Слушаю «Башню Rowan», Бледную моль».
«Как ты туда попала?» — восклицала я в ответ.
«На поезде, потом на автобусе».
Иногда она писала коротко и ясно: «7 ч. Вечера, м. Университет, приходи в красном, с собой — свечу и желательно красные цветы. Митинг в защиту бирманских монахов. Их убивают».
«Надь, ты здорова?» — не удержалась я в обратной смске.
«Или в 8 у памятника Индиры Ганди» — продолжала инструктировать Надя.
Одно время она регулярно по вечерам приходила к нам на квартиру в гости; здоровалась и докладывала: «Еды принесла». Чаще всего Надька приносила крабовые палочки – дешево и сердито. Главное — мы с ней очень их любили. Я могу съесть этих палочек хоть килограмм сразу.
Изредка мы пересекались, делились новостями, болтали, жевали что-то в Макдаке и обсуждали насущные проблемы – куда податься работать?
Я была в то время в перманентном поиске работы. Регулярно заходила на всякие сайты, читала вакансии. Среди вакансий недели были те, которые мне никогда не подходили – сплошь менеджеры, их помощники и охранники. Мечту стать помощником менеджера я оставила раз и навсегда. Требования были для меня фантастическими — «эффективно‚ грамотно и профессионально осуществлять продажи; поддержание и развитие долгосрочных‚ партнерских отношений с клиентами» и пр.пр. Иногда требования смущали: где-то требовали видеопортфолио, где-то «любить русский и зарубежный футбол», где-то «наличие детей приветствуется», где-то лаконично: «предпочитаем мужчин».
Надя тоже сидела без работы. И мы пошли по проторенному пути, решили не оригинальничать – в Макдак. Я даже добилась там успехов и меня хвалили: «Анюта, сегодня в туалетах очень чисто». Потом меня поставили готовить картошку, потом пирожки. Я видела, как незаметно, сотрудники поднимают упавший кусок мяса, дуют на него и даже снимают невидимый волос. Я поняла, как можно широко улыбаться, при этом ненавидя свою работу и «дружную компанию Макдака» и клиента стоящего перед тобой. Я никогда не считала это лицемерием, скорее наоборот – проявлением нечто человеческого. Были и совершенно вдохновенные сотрудники, которых действительно всех устраивало, работали они виртуозно – но таких были единицы.
Кстати, изучение мира Макдака изнутри все равно не убило мою любовь к его сэндвичам. Я научилась защищать свое сознание от внешних раздражителей наушниками плеера, обходя с совком территорию около Макдака. Единственное, что меня дико бесило, и с чем я никогда не могла смириться, — если посетителей нет, унитазы блестят, в туалете удушливо пахнет освежителем воздуха, а пол, стекла и двери выдраены до блеска, — присесть все равно нельзя, даже просто поболтать с кем-то. Надо идти и искать себе работу. И от бессмысленного натирания стекол я уставала гораздо больше, чем от действительно тяжелого физического труда. Я продержалась в Макдаке 2 месяца, Надя – чуть больше. Все-таки она острее нуждалась в деньгах. Мне по-прежнему высылала деньги бабушка.
Как-то я спросила:
— Надь, у тебя же есть квартира. Да ещё трехкомнатная! Ты там прописана с матерью. Ну ты могла бы что-то себе отсудить, а?
— Да я там тыщу лет не была!
— Тем более! Извини, конечно, но может у тебя мать в какой-то секте, подпишет на них квартиру и все…
— Ну вот ты представляешь — чтоб я в суд пошла и стала там отсуживать себе часть квартиры?
— Нет. – Выдохнула я.
— И я – тем более.
Потом мы подались в няни. Я – к мальчику-инвалиду, Надя – в какую-то многодетную семью.
Я смутно представляла себе Надю няней. Как-то мы встретились после работы, пошли гулять, и я стала расспрашивать Надю про её воспитанников.
— Детей всего шесть… Нет, пять. Я щас не вспомню.
— Да ты что! А если ты кого потеряешь случайно?
— Да нет, я же не со всеми сижу! У меня только младшие – Ярик и Машка. Старшие сами – туда-сюда, в школу. Они все самостоятельные. Мне с ними хорошо. У них столько музона! Чаще всего слушаем арт-рок и джаз-фьюжн. Папа у них играет в каких-то клубах на флейте и на волынке, прикинь, какие люди интересные?
— Да уж, это точно. А сколько самой младшей?
— Это Машке? Год с чем-то. Она вообще чудо. Всегда молчит. Даже когда Ярик ей нос расквасил автобусом. Недавно проснулась, сама стащила с себя памперс и залепила им в стену, вылезла из кровати, нажала кнопку телевизора и смотрела передачу «Суд идет». Мы в это время сидели с Яриком на кухне и не слышали ничего! Только когда реклама по телевизору началась громко – я услышала и пришла. Стену пришлось оттирать… Обои облезли даже.
— А мама вообще там какая? – cкептически осведомилась я.
— Ой. – Надя махнула рукой. – Там все сложно и рассказывать долго. – Мама пока уехала на заработки, заграницу куда-то. Она с мужем поспорила, и он проиграл пари, ну а спорили они на то – кто с детьми будет… Ну папа стал искать няню. Вообще к нему должна теща на помощь приехать из Краснодара. Вот ждет.
«Нет, это талант – находить такие семьи…» — думала я.
— А сколько они тебе платят? – вдруг подозрительно спросила я.
— Ну мы вообще договорились – что я у них живу и питаюсь. Это удобно – они рядом с метро живут. Олег, это папа, вот тут мне плеер свой отдал старый…
— То есть тебе ничего не платят? – подытожила я. – Ну ты и дура, уж извини.
— Ну как… ну деньгами – нет. Понимаешь — у людей такая ситуация…
— Надь, а у тебя что – не ситуация? – я покачала головой. – Первый раз в жизни вижу человека, москвичку в каком-то там поколении, с образованием, с трехкомнатной квартирой, с бабушкой, с обеспеченным братом, которая не знает, где переночевать… И как денег заработать. Дурочка ты. И не жалуйся тогда.
— А когда я жаловалась? – Надя с удивлением на меня посмотрела.
Я молчала. Она действительно никогда не жаловалась. Надю все устраивало в её жизни.
…Окружение Нади, даже не окружение, а просто редкие друзья – все как на подбор были людьми — необычными, мягко говоря. Нет, до андеграунда в классическом понимании, наверное, они не дотягивали, многие были просто …ну не шизофрениками, конечно, но людьми очень специфическими.
Пару раз Надя меня вытаскивала на какие-то мероприятия к своим друзьям.
Мы сидели в какой-то подвальной квартире в одном из переулков, недалеко от метро Тверская. Сидели, как правило, молча, слушали, пытались вникнуть в топик и иногда аплодировали – если кто-то из гостей играл или пел. Всякие странные длинноволосые типы (нет, не хиппи, но чем-то похожи) говорили о дискретно случайной величине, о матрицах второго и третьего порядка, какой-то поэт читал стихи на собственно изобретенном языке. И кто-то его хвалил и говорил «Особенно ярким был второй абзац…» Запомнилась милая девушка с белокурыми дредами, и с именем-ником Вермис, которая страстно увлекалась Китаем и знала китайский язык. Она была одной из немногих, с кем было возможно о чем-то поговорить так, чтобы она четко и адекватно отвечала на поставленный вопрос. Вермис настолько увлеченно рассказывала нам с Надей о Китае, что мы непременно решили там при случае побывать. Мы обменялись с Вермис телефонами и я стала немного учить китайский, но все, что осталось в памяти – это «Хуаньин» – добро пожаловать, и « Ва хэн манн» – я занята.
А как-то Надя притащила меня на какой-то поэтический конкурс в Химки. На сцену выходили поэты и читали свои творения. Мне врезались в память стихи про « тухлые туши тушканчиков» и про «идиота не в квадрате, а в кубе». Один поэт – розовощекий, улыбчивый, долго-долго читал бесконечно стихотворение, где постоянно повторялись рифмы «любил-забыл, люблю-скорблю, любить-жить». Ему похлопали люди из состава жюри и сказали: — «достаточно». Он ничуть не смутился, поклонился и ушел со сцены. В фойе в перерыве, мы с Надей встретили его таким же жизнерадостным. Оказалось, что Надя его знает.
— Толя. Поэт и ученый. Давай познакомлю.
Толя радостно нам кивал, сказал, что помнит нас с Надей. (Интересно – откуда? Надя тоже знала его заочно)
Я испугалась, что он снова начнет читать нам какой-нибудь стих и быстро спросила Толю о его научной деятельности.
— Я работаю в институте высоких давлений. В Троицке.
— Кого там давят? – поинтересовалась Надя с улыбкой.
— Никого. – Он удивился.
— Ну а вы там что делаете? Конкретно?
— Я? Выращиваю алмазы из графита.
Толя радостно и увлеченно принялся рассказывать про выращивание алмазов, и я, оставив их с Надей, пошла искать буфет. Дорогу мне преградил длинноволосый сутулый подвальный дяденька, который тоже читал сегодня стихи про Психею.
Дяденька нудно рассказывал мне про какого-то Макса, повторял – «Макс одиозен и парадоксален». Я никак не могла понять – что же это за загадочный Макс, пока, наконец, не поняла, что это он и есть. И мне стало немного не по себе. Я сказала, что мне надо срочно позвонить и бросилась в раздевалку за курткой. Оттуда я и вызвонила Надю. Она уходила с явной неохотой, но без меня остаться там не захотела. А я с тех пор побаиваюсь поэтов.
Ещё мне на всю жизнь запомнился такой случай.
Как-то раз мы с Надькой встретились в воскресенье, пошли в торговый центр, изменили Макдаку в «Крошке Картошке». В этом центре была потрясающая распродажа. Надя почти всегда ходила в одних и тех же джинсах, только меняла свитера. Я нашла для неё джинсовую длинную юбку, очень стильную, уговорила померить. Она ей подошла. Юбка была из «МЕХХ» и стоила 399 руб, хотя раньше за неё просили 1500. Я уговаривала Надю купить обновку, предлагала, заплатить половину стоимости – ну, как подарок, но она наотрез отказалась. Позже, когда мы сидели за столиками и уничтожали картошку, Надя неожиданно осияла меня взглядом и широко улыбаясь, сообщила:
— А ты знаешь – у моего брата сегодня свадьба!
— Ого. Поздравляю, – закивала я.
— Бабуська сказала, я к ней вчера заезжала… И знаешь где? — Надя смотрела на меня победоносно:
— … В ресторане «Венеция» на Арбате! Прикинь – в ресторане! Ты была когда-нибудь в ресторане?
— Пока не приходилось.
— И мне. Ты подумай – ресторан на Арбате! – Надя смаковала это словосочетание.
Я кивнула. Ну, раз нормально зарабатывает – почему бы не отпраздновать свадьбу в ресторане? Хотя, наш Макдак тоже назывался «рестораном». Но на Арбате…
— Да, крутой у тебя братец, – выдохнула я.
— А знаешь… Поедем туда, а? – Надька вскочила, возбужденно взмахивая руками.
— В таком виде? — я с сомнением посмотрела на себя и на Надю. На мне – черные брюки и черная водолазка. Волосы собраны в хвост на макушке. И рюкзак! Хоть бы бусы какие утром догадалась нацепить. А то вырядилась как на похороны.
— Не, ну а че? Плевать. Что мы, на конкурс красоты идем? Или на показ мод? К брату же. – Надя прямо-таки загорелась идеей отправиться в ресторан.
— А что мы без подарка?
— Да ладно, ну свои же! Ну вот сама подумай, Ань – ну че мы ему даже гипотетически можем подарить, а? У него все есть. У него иномарка… Знаешь, года 4 назад, когда я ещё в училище училась, у бабуськи был юбилей, Димка неожиданно заехал к нам и подарил ей микроволновку! А у него тоже день рождение должен был быть, и я его тогда спросила – «Дим, что тебе подарить?» Ну, я стипендию получала и вообще… давно так его не видела, хотела приятное сделать. А он мне ответил: «Да что с тебя взять кроме анализа мочи!» Надя расхохоталась. Она была явно счастлива.
— Ну, поехали, Ань!
Когда мы вышли из торгового центра, Надя неожиданно вцепилась мне в руку и трагически прошептала:
— Юбка!
— Вернемся?
— Одолжишь мне сто рублей? Нет, 170…
Мы бросились обратно. Надя рьяно рылась в кошелке. Она купила юбку; тут же прямо на Наде нам отрезали ценник и она, путаясь в ней, сияющая, потащила меня к метро.
— Не привыкла ходить в юбках. Но красиво? Лучше чем в джинсах? А то они и правда заляпаны немного…
— Очень красиво.
Надя аккуратно обходила лужи (было начало ноября), подняв полы юбки и на цыпочках. В её тяжелых кроссовках это было немного смешно.
На Арбате я была всего один раз, с тех пор как жила в Москве и в принципе тоже была рада снова там прогуляться.
— Ты знаешь где этот ресторан? — спросила я.
— Не-а. Ну спросим у кого-нибудь.
Найти его оказалось не сложно. Уже стемнело, и он выплыл нам навстречу, подсвеченный, с окнами-арками, словно изящная итальянская бригантина. Не знаю, в каком стиле он был построен – рококо, барокко или ещё там в каком-то, но факт фактом: он был прекрасен.
Надя отвела меня в сторону, попросила расческу и зеркальце, пригладила непослушные волосы. Потом попросила влажные салфетки, протерла ими кроссовки. Она смело подошла к массивной двери, и швейцар с улыбкой распахнул перед нами дверь, пропуская в сказку. Мне стало очень стыдно за наш с Надей внешний вид. Но ничего не поделаешь.
— Добрый вечер! – К нам навстречу выпорхнула очаровательная девушка, словно специально нас весь вечер ждала. Она выглядела как фотомодель, только одета была поскромнее.
— Здравствуйте! – Надя выступила вперед. – У моего брата сегодня тут свадьба. Дмитрий Кашкин.
Девушка смотрела на неё с вежливой улыбкой. Белые-пребелые зубы, как из журнала.
— Добро пожаловать! Я прощу прощения, как вас зовут?
В руках у неё был листок.
— Я? Надя… — моя подруга как-то сразу сникла. – Надя Кашкина. А это – Аня, мы с ней вместе…
— Одну минутку, – Девушка продолжала лучиться улыбкой, пробегая листок глазами. Цвет глаз у неё был ненастоящий – ярко-изумрудный. Видимо, линзы.
– К сожалению, произошла, видимо, какая-то ошибка. Вас нет в списке приглашенных…
Надя стояла, вытаращив глаза. Я понимала, я с самого начала знала – нам не надо было сюда идти! Аня, ну ты идиотка! Ни в коем случае нельзя было позволять Надьке сюда притащиться!
Я понимала, что ей надо что-то сказать. Она просила помощи, растерянная, раздавленная, и её рука в царапинах судорожно сжимала лямку рюкзака на плече.
— Надь, может, ты попробуешь позвонить брату?
Она взглянула на меня дикими глазами:
— У меня… нет… его…номера.
Надя хлопала длинными ресницами. Мне хотелось немедленно взять её за руку как ребенка и увести. Никогда я ещё не видела Надю такой растерянной. И я вдруг остро поняла – ну вот этот человек заслуживает ресторана больше, чем кто либо. Надя видимо хотела что-то объяснить, но не могла ничего сказать. А я понимала одно – надо уводить её отсюда, и поскорее.
— Пошли, – я взяла Надю за руку. Рука её была ледяной и неживой.
— Я могу пригласить администратора… — все с такой же улыбкой вперемежку с сожалением проговорила изумрудноглазая.
— Не надо, спасибо. Пошли.
Мы побрели к метро. Было сыро, мокро, и пахло выхлопными газами.
— Да плюнь ты. Дался тебе этот ресторан, Надь. Что ты в самом деле? – б,рмотала я. Лицо моё горело, словно мне надавали пощечин. На подругу я старалась не смотреть.
— Да нет. – Надя смотрела себе под ноги, путаясь в юбке, её полы она уже не придерживала. И лужи не обходила. – Тут не в ресторане дело. Тут душа человека…
Она никогда не выражалась так высокопарно, с такой интонацией. Я даже испугалась немного. Я не поняла – чью душу Надя имеет в виду – свою или брата. Или этой изумрудноглазой из ресторана.
— Знаешь что… Пойдем к нам! У нас пельмени есть!
И Надя пошла. Я думаю, в тот мокрый ноябрьский вечер Надя бы пошла куда угодно и за кем угодно.
Я на секунду представила, что изумрудноглазая все-таки пробралась в шикарный банкетный зал и сказала Диме про Надю. И что он, хлопнув себя по лбу рукой и оставив невесту в одиночестве, бросился по мокрому мощеному тротуару в отполированных ботинках и стильном дорогом костюме за сестрой. Или сама изумрудноглазая в своих туфельках на шпильках зацокала бы за нами: «Надежда! Подождите, пожалуйста!» Но так бывает только в сериалах.
У нас с Авророй и Юлей был негласный уговор – на квартиру подруг с ночевкой не приводить – самим места мало. Уговор распространялся на всех кроме Нади. Надю всегда принимали тепло. Она как-то умела подстроиться под настроение, никогда не мешала своим присутствием, и в тоже время не была лишней. Загадка – как это у неё получалось?
Аврора встретила нас как всегда – кивнув и пересев к компьютеру. Юля ещё не вернулась со свидания.
Надина новая юбка была испачкана в грязи.
— Хочешь – оставь нам, у нас машинка есть, постираем заодно.
Надя кивнула. Потом помолчала и, запинаясь, добавила:
— Ты её совсем оставь. Мне она не нужна. Может, кому-то подойдет?
Я села рядом с ней на диван, обняла одной рукой за плечи, но почувствовала, как под свитером напряглись её лопатки и отпустила. Наверное, Наде надо было побыть одной. И я ушла на кухню.
Мы поели пельменей. Наде я уступила раскладушку, легла на полу, на диванном матрасе. Ночью она говорила во сне – я даже проснулась. Но слов я не разобрала.
Зимой Надя нашла себе приличную работу – чудом её взяли няней в нормальную, обеспеченную семью к пятилетней девочке. На смотринах Надя успела покорить чем-то эту девочку. Надька светилась от счастья.
Вылетела она с этой работы очень глупо, буквально через неделю.
Надя ехала на электричке к друзьям в Подмосковье. В вагоне какая-та девушка попросила Надю помочь ей вывести на перрон парня, который «ну выпил много, со дня рождения едем». Парень в темных очках валялся рядом, на сиденьях и не подавал признаков жизни. Надя согласилась помочь. Парня растолкали и под руки вывели из вагона. На перроне к ним целенаправленно подошли милиционеры, без лишних вопросов сняли с парня очки – посмотрели зрачки, сняли дубленку, закатали рукава. Исколотые изуродованные вены. У девушки локтевые сгибы тоже оказались в страшных синяках.
Надя с испугом показала свои вены и принялась объяснять, что она не знает этих людей. У неё попросили документы. Как назло – паспорта у Нади с собой не оказалось. Посмотрели содержимое её рюкзака и, обнаружив пузырек с эфедрином, грозно сказали: «Все ясно. Пройдемте с нами». Надя объясняла, что это просто капли, что она их давно купила, бабушка просила… От милиционера Надя впервые и узнала, что из эфедрина замечательно гонят «винт» — первинтин.
На помощь к наркоманам в отделение милиции пришли какие-то знакомые, и их отпустили и лишь Надю оставили в обезьяннике, для выяснения личности.
— Были б деньги – я им денег бы дала, но не было просто… — вздыхала Надя. – Я же говорила, что я патологически несчастливый человек.
Неожиданно ей пришло в голову, что родители её воспитанницы, могут подтвердить её личность. Это и было главной ошибкой. Милиционер начал свою речь по телефону так: «Вас беспокоят из Н-ского отделения милиции. У нас сейчас тут находится Надежда Владимировна Кашкина. Со слов задержанной, она у вас работает…»
Надю отпустили – ну действительно, что с неё взять кроме анализа? А в работе ей отказали.
Ко всему прочему Надя ещё ухитрилась в тот злосчастный день разбить свои очки вместе с оправой, заказала новые и пока ждала заказа, ходила сильно щурясь, заглядывая в лица. Незнакомые люди от неё чуть ли не шарахались.
…Новые очки у Нади были в круглой оправе, и она стала очень сильно похожа на Гарри Поттера.
— Тебе бы только метлу и мантию… – Заметила как-то я. – На Красной площади тебя поставить, фотографироваться с туристами, как-никак – заработок.
— Благодарю. Уж лучше волшебную палочку.
— Так. И чтобы ты себе наколдовала? – Я навострила уши: может, это будет мой будущий подарок для Нади?
— Фотоаппарат. Полупрофессиональный. Давно такой хочу.
Я вздохнула. Разумеется, о таком подарке с моей стороны даже речи быть не могло.
Потом мы не виделись с Надей полгода – я работала в семье заграницей. Когда я вернулась в Москву, узнала от Вермис, что Надя с какими-то новыми друзьями-хиппи отправилась в Индию. Мобильник Нади молчал, никаких вестей от неё я не получала месяца три. Я представляла, как Надя живет в бунгало на берегу Индийского океана, а по вечерам сидит у костра на пляже, слушает песни под гитару о свободной любви и пьет кокосовое молоко.
Потом мне пришло письмо от неё на электронную почту из… Пуэрто-Рико. Я уже ничему не удивлялась. Надя писала, что неожиданно встретила в Индии любимого человека, художника из Латинской Америки. Он позвал её замуж, и она, недолго думая, согласилась. Свадьба была скромной – в родном городе Надиного мужа. «Очень жалко, что на свадьбе не было ни одного моего русского друга, жаль, что тебя не было – как-то все быстро произошло, словно не со мной…» — писала Надя. Я тоже не верила, что обычная Надя Кашкина, насквозь московская, смешная и немного не от мира сего, теперь живет заграницей, и по сто раз перечитывала её письмо. Мужа Нади звали Круз. Видимо, все-таки Надя слишком много перечитала Октябрине Петровне «Санта-Барбары»…
Потом как-то Надя мне позвонила, и голос её звенел от полноты счастья.
— Мы живем в столице. Сан-Хуан – это столица. Здесь море! Помнишь фильм «Пираты Карибского моря»? Тут так… необыкновенно! Нам подарили фотоаппарат! Профессиональный! Я учусь фотографировать, вот порт фоткала… Анька, ты все ещё хочешь в Китай? Приезжай лучше к нам! У нас лучше!
— Надь, а английский? Выучила?
— Выучился как-то сам собой… Тут ещё на испанском говорят. Я его тоже учу. А Круз учит русский. Напиши ему что-нибудь по-русски, он обрадуется!
Мне очень хотелось написать Крузу, чтобы он обязательно водил Надю в ресторан и как можно чаще. Но, думаю, он догадается сам.
За подругу я первое время переживала – что за фрукт – этот Круз, как там моя Надя, на чужбине? Призрак её фатальной «неудачливости» витал над ней в моих мыслях. Как-то Надя прислала мне фотографию с мужем – и я успокоилась. Надьку я с трудом узнала на снимке. Волосы её отросли до плеч, закручивались в полукольца. Надю я впервые видела в платье – простое темно-зеленое платье на бретельках. И я поняла очевидное – Надя очень красивая. Очень. Особенно глаза. Круз стоял рядом – смуглый, черноволосый, с эспаньолкой и тоже в очках. Черты лица и круглые очки делали его похожим на Джона Леннона. Ему было 30. Надя была на 5 лет его младше. За их спинами вздымались огромные бирюзовые волны в пышном кружеве пены. Круз и Надя улыбались, и в прищуре её длинных ресниц, я читала одно – счастье.
По обычной почте от неё как-то пришла открытка с гербом города – посреди моря на камне или острове стоит барашек с флагом.
…Благодаря Наде я существенно обогатилась знаниями. Я узнала, что синтетические масла – это не топливо, что в Троицке выращивают алмазы, что барашек на гербе Сан-Хуана символизирует святого Иоанна и город назван в честь него. Что близкие и родные люди могут вести себя по-свински, но это можно пережить и даже что-то полезное из этого вынести. А что не убивает – делает нас сильнее – неоспоримая истина. И что есть такие чудесные люди на свете как Надя Кашкина. А значит – и счастье есть.
