Первомученик Стефан, когда его побивали камнями, молился о прощении своих врагов: «Господи! Не вмени им греха сего» (Деян. 7: 60). Святой патриарх Тихон во время Гражданской войны призвал верующих воздерживаться от политической борьбы, а духовенство — стоять выше политических интересов. Однако многие из новомучеников и исповедников Российских были монархистами, открыто поддерживали Белое движение. Как понять, погиб тот или иной священник за Христа или за свои политические взгляды?
Иерей Александр МАЗЫРИН, заместитель заведующего отделом новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ.
Отвечает иерей Александр МАЗЫРИН, заместитель заведующего отделом новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ.
— Вопрос о том, где в реалиях того времени проходила граница между политическими взглядами и религиозными убеждениями, не столь прост. Большевики не скрывали, что их цель — не просто социальная революция и перераспределение богатства, но и воспитание «нового человека», совершенно чуждого любой религии (если не считать религией сам большевизм). Поэтому всякое проявление веры в Бога, с их точки зрения, уже было контрреволюцией. Чтобы стать для большевиков политическим врагом, необязательно было призывать к борьбе с ними, как это делал, например, митрополит Антоний (Храповицкий), или обличать их злодеяния, как патриарх Тихон. Достаточно было просто не разделять их богоборческой идеологии. Большевики не проводили грани между политическим и религиозным противостоянием своему мировоззрению, называя контрреволюционерами и боевых белых офицеров, и далеких от политики служителей Церкви.
Свою власть большевики укрепляли, всячески потворствуя низменным страстям людей, целенаправленно натравливая одну часть общества на другую. Так, в мае 1918 года Свердлов говорил на заседании ВЦИК: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах… мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов». Бесы революции стремились подорвать все моральные устои, которыми веками держалась Россия, демонстративно глумились над Церковью и народными святынями, разрушали институт семьи (вплоть до проектов «обобществления жен»), первыми в мире легализовали аборты. Возникшее в такой ситуации добровольческое движение сопротивления спасло честь России. В отличие, скажем, от Германии, которая фактически без борьбы отдалась нацизму, Россия сколько могла с большевизмом боролась. Но, к сожалению, спасая честь России, Белое движение не смогло стать выражением и ее совести.
Сама по себе идея спасения России от большевизма, которой было воодушевлено Белое движение, была чистой и светлой. Однако на деле при ее воплощении не обходилось без нового разгорания страстей и сведения счетов. Патриарх Тихон всячески призывал тогда не поддаваться чувству мщения, но далеко не всеми участниками Белого движения он был услышан. При этом следует отметить, что ставить знак равенства между «красным террором» и «белым» ни в коем случае нельзя. Террор красных был политикой систематического истребления целых общественных классов, уничтожения миллионов людей только за их «непролетарское происхождение». Белые ничего такого не делали. Последовательно уничтожались только попадавшие в плен чекисты и комиссары — но надо понимать, что это были настоящие преступники, на совести которых было огромное количество неповинных жертв. Думается, что и Ленин, Троцкий, Свердлов, Сталин, и прочие так называемые «народные комиссары», предстань они перед судом, за свои бесчисленные злодеяния не избежали бы виселицы, как не избежали ее после Второй мировой войны главари нацизма.
Восстание большевиков было и восстанием на Бога, а не только на буржуазный строй. Большевизм стер грань между верой и политикой, заставив многих представителей духовенства сделать то же и встать на сторону белых просто потому, что творимое красными не оставляло им выбора. Понимая сатанинскую природу большевизма, многие архипастыри и пастыри призывали вести с ним борьбу «за Русь Святую». Патриарх Тихон этого делать не стал. Он знал, что и победа белых не будет торжеством Правды, потому что причины бедствий, обрушившихся на Россию и Русскую Церковь, не сводятся лишь к действиям большевиков. Семена злобы, усиленно сеемые большевиками, дали обильные всходы, и уже не исходом борьбы белых и красных решалась судьба России. «Никто и ничто не спасет России от нестроения и разрухи, пока Правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих», — писал патриарх осенью 1919 года. Поэтому-то он и призвал духовенство воздерживаться от участия в политической борьбе.
Конечно, позиция патриарха Тихона была возвышеннее позиции митрополита Антония (Храповицкого). Можно, однако, вспомнить, как Господь в Евангелии, ублажив внимавшую Ему Марию, не отверг и служение Марфы. Патриарх Тихон, выступая за аполитичность Церкви, «благую часть избрал», но из этого не следует, что звавший на священную борьбу с большевизмом митрополит Антоний заслуживает порицания. История Русской Православной Церкви дает нам примеры замечательных святых-страстотерпцев, начиная с князей Бориса и Глеба, не ставших противостоять злу силой, но в ней же мы видим и примеры выдающихся святых, таких как патриарх Ермоген, призывавших бороться за веру и Отечество, в том числе и с оружием в руках. Так же и среди прославленных новомучеников и исповедников Российских есть и те, кто открыто благословлял белых, и те, кто этого не делал, отвергая большевизм в своей совести (только «красных попов» — будущих обновленцев среди канонизированных подвижников нет и не может быть). Противостоять злу — призвание любого христианина, формы же этого противостояния могут быть разными. Этому нас и учит опыт Церкви и ее святых эпохи Гражданской войны.
