О следственной филологии или тайна смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой — дочери св. Марии (Скобцовой)

Гжегож Ойцевич

Помимо того, что современная филология развита уже многосторонне и в значительной степени, мы всё ещё не располагаем отдельной научной специализацией, которая основным предметом своих исследований сделала бы выяснение дел, инспирированных текстом, но не тех и не таким способом, как это делает классическая текстология, а особых дел, требующих от исследователя применения методов похожих на средства типичные для следственной журналистики.

В понимании Платона филолог всегда явился любителем научной дискуссии (Theatetus 146 А), теперь же он был бы тоже любителем особых комментариев и интерпретаций, в каких нуждались бы, например, исследования разного рода не выясненных ещё дел или выясненных неправильно, но имеющих непосредственное отношение к жизни и творчеству писателей и опровергающих известные данные, касающиеся литературной и внелитературной действительностей, и предлагающих одновременно для обеих этих действительностей новые гипотезы.

Эту несуществующею ещё формально научную специализацию можно бы назвать, например, следственной филологией и усматривать в её методике существенные сходства с методикой дознания или со следственной методикой характерными для органов преследования. В крайнем случае можно было бы даже подумать о возникновении своего рода «филологического детективного бюро», если не «филологической полиции», которое профессионально занималось бы «раскрытием» всяких текстовых «проступков» или загадок прошлого, даже тех из литературного «Архива X», но полное осуществление данной идеи, как считаю, ещё слишком далеко, что вовсе не значит, что она полностью фантастическая и не стоит глубоких размышлений.

Когда в своё время я выяснял в пределах обширной монографии криминалистического и историко-литературного уклонов загадку обстоятельств и причину смерти Сергея Есенина (1), объединяя в ней компетенции филологические с криминалистическими, я написал также статью, озаглавленную Вокруг смерти Сергея Есенина или Поэтический текст как источник информации о преступлении (2). Тогда я проверял гипотезу, согласно которой литературный текст — будь то эпика, драма или лирика — может быть в определённой мере достоверным источником информации в уголовном деле. Кроме этого я утверждал, что литературный текст, как ценное с точки зрения доказательства источник информации о преступлении, должен содержать исчерпывающие ответы на классические следственные вопросы и указывать на то, что, где, когда, каким образом, с помощью чего, почему произошло и — кто является виновником данного деяния. Я подчёркивал, что литературный текст «обязан» тогда в каком-то смысле выполнить работу за органы преследования, а также составить документацию целого процесса следствия, т. е. с момента регистрации дела по его завершение, и представить заключительные выводы. Не исключено, что своим эскизом я заложил тогда основы потенциальной исследовательской специализации, то есть следственной филологии.

Сегодня, продолжая экскурс в следственную филологию в пределах поисков, связанных с жизнью и творчеством Матери Марии (1891-1945), я хочу написать о случае внезапной смерти Гаяны, то есть старшей дочери православной Святой, известной в истории русской литературы доэмиграционного периода — особенно в петербургской среде — как Елизавета Кузьмина-Караваева, урождённая Пиленко, а после вторичного замужества и во время парижской эмиграции — как Елизавета Скобцова. Мать Мария перед тем как стала монахиней (1932) родила трое детей: Гаяну (1913), Юрия (1920) и Анастасию (1922). Раньше всех из них ушла из живых из-за воспаления мозга Анастасия Скобцова — 7 III 1926 года. За ней следовала в 1936 году Гаяна, а Юрий Скобцов был убит гитлеровцами 6 февраля 1944 года в Дора, т. е. в филиале концентрационного лагеря в Бухенвальде.

Из биографических источников известно, что на переломе марта и апреля 1913 года Елизавета Кузьмина-Караваева оставила мужа Дмитрия в Петербурге и уехала в родовое имение в Анапу (3). О своём нетипичном «разводе» на всегда поэтесса сообщила своему другу Александру Блоку в ноябрьском письме из Москвы с 1913 года (4): «С мужем я разошлась, и было еще много тяжести кроме этого» (5). И немного далее: «И теперь, месяц тому назад, у меня дочь родилась, — я ее назвала Гайана — земная, и я радуюсь ей, потому что — никому неведомо — это Вам нужно» (6). Анатолий Николаевич Шустов (1934-2011) (7) в Краткой летописи жизни матери Марии под датой 18 октября 1913 года отмечает: «У Е. К-К в Москве родилась внебрачная дочь Гаяна. Крещена 18 октября 1914 г. в Анапе» (8).

Вместе с этой последней констатацией появляется первый существенный вопрос: Почему факт нарождения Гаяны оценен автором Короткой хроники… как «внебрачный»? Согласно значению, записанному почти в каждом двуязычном русско-польско словаре «внебрачный» обозначает «pozamałżeński» и «nieślubny», значит отчётливо указывает на то, что происходит «вне законного брака»: pozamałżeńskie (внесупружеские) i nieślubne (внебрачное) может быть дитя, а отношения — только pozamałżeńskie (внесупружеские). Когда Шустов писал, что «У Е. К-К в Москве родилась внебрачная дочь Гаяна», он или просто ошибся, или не ошибся, ибо располагал информацией о том, что не Дмитрий Кузьмин-Караваев был биологическим отцом Гаяны, но кто-то другой из интимного окружения Елизаветы Кузьминой-Караваевой. К сожалению, автор Короткой хроники… не указывает на дополнительный источник.

Таким образом, появляется одна из существенных задач для филолога-следователя: выяснить, была ли Гаяна биологической дочерью Дмитрия Кузьмина-Караваева, а если нет, то кто им был или мог быть. Если подведут текстовые исследования, то останется ещё генетика и сравнительные исследования, но те могут дать положительные результаты только тогда, когда удастся получить генетический материал от, по крайней мере, двух лиц: Дмитрия Кузьмина-Караваева и Гаяны. Пока, однако, мы не узнаем реального места захоронения дочери Елизаветы Кузьминой-Караваевой и не проведём эксгумации её останков, этот вариант установления отцовства надо считать исключительно потенциальным и следует стараться подойти к проблеме иным способом, например, с помощью гипотез.

Так как мы не располагаем какими-нибудь данными, которые бы говорили о том, что Кузьмина-Караваева родила недоноска, можно принять, что она родила своевременно, после девяти месяцев, а зачатие имело место приблизительно в половине января 1913 года, то есть в то время, когда Кузьмина-Караваева всё ещё оставалась в формальном браке с Дмитрием. Несмотря на то, что существуют некие предположения, нет, однако, полностью достоверной биографической информации, из которой вытекало бы, что у Кузьминой-Караваевой был любовный роман, а его плодом оказалась Гаяна. Мысль эта не до конца лишена оснований, если мы вчитаемся в следующее предложение из упомянутого ноябрьского письма Елизаветы Кузьминой-Караваевой Александру Блоку. Будущая Мать Мария пишет: «Потом к земле как-то приблизилась, — и снова человека полюбила, и полюбила, полюбила по-настоящему, а полюбила, потому что знала, что Вы есть» (9). Более пытливые исследователи жизни и творчества Матери Марии, как например Ксения Кривошеина, обращают внимание на близкие отношения, какие были у Елизаветы Кузьминой-Караваевой в Анапе с местным учителем и который мог бы быть биологическим отцом Гаяны; наименее достоверной, хотя всё бытующей в народе, оказывается версия, согласно которой отцом Гаяны мог быть Александр Блок. Также Л.А. Можаева обращает внимание на интересующий нас вопрос о зачатии Гаяны. Исключив упомянутого нами Александра Блока из ряда кандидатов на отца Гаяны, она утверждает что её биологическим отцом был не Дмитрий Кузьмин-Караваев, а мужчина, с которым будущая Мать Мария уехала в Анапу и который пропал в буре первой мировой войны. Можаева пишет: «Стремясь быть ближе к земле, она [Елизавета Скобцова — Г. О.] разрывает с мужем […], оставляет Петербург и вместе с матерью и любимым человеком уезжает в Анапу, в свое имение. Здесь 18 октября 1913 г. у нее родилась дочь Гаяна (что означает «земная»). […] Мировая война положила конец ее тихой, приближенной «к земле» жизни в Анапе. Ушел на фронт и пропал без вести в военном пекле ее любимый. Надвигалась революция…» (10) .

Другое важное задание для филолога-следователя связывается непосредственно с необходимостью установления действительной даты и фактической причины внезапной смерти двадцатитрёхлетней дочери Матери Марии. В большинстве источников пишется о том, что смерть Гаяны наступила 30 августа 1936 года в Москве и что официальной причиной смерти был тиф (11). Первые сомнения, связанные с настоящей причиной смерти Гаяны, мы находим в упомянутой Краткой летописи… Шустова, где под датой 30 августа 1936 года мы читаем: «В Москве скоропостижно скончалась Гаяна. Причина смерти не ясна» (12). Такой констатацией Шустов даёт нам понять, что официальная версия смерти Гаяны, то есть тиф, вовсе не обязана совпадать с правдой и необязательно является непосредственной причиной смерти девушки. Однако этот автор не приводит дополнительных объяснений и не указывает на литературу, в которой можно было найти новую информацию на эту тему. Зато другая исследовательница жизни и творчества Матери Марии, Ксения Кривошеина, указывает на дизентерию как причину внезапной смерти старшей дочери Матери Марии, когда пишет: «Судьба била мать Марию безжалостно. В 1935 году ее дочь Гаяна, не мыслившая себя без России, едет в СССР. Меньше чем через два года она умирает в Москве от дизентерии» (13).

Понятно, брюшной тиф, как и сыпной тиф и дизентерия — все они принадлежат к бактерийным инфекционным болезням и могут стать причиной серьёзной эпидемии. Но между ними как болезнями никаким образом нельзя поставить знак равенства, а следовательно — нельзя понимать их как синонимы и считать той же самой причиной смерти (14). Стоит также обратить внимание на очень существенный факт, подчеркнутый Шустовым, который написал, что дочь Матери Марии умерла «скоропостижно», т. е. — неожиданно, вдруг. С медицинской точки зрения нельзя говорить о внезапной смерти в случае, если кто-то болеет брюшным тифом, сыпным тифом или дизентерией, ибо период самой болезни с отличительными признаками длится в случае сыпного тифа около месяца, а в отношении брюшного тифа и дизентерии — по крайней мере — несколько дней, значит ни о какой внезапности смерти, как, например, при инфаркте сердца или инфаркте мозга, говорить здесь нет оснований. Сыпному тифу сопутствует притом много тревожных признаков, постоянно усиливающихся, как, например, внезапный жар, боль головы, ускоренное дыхание, покраснение и отёки лица, усиленная жажда, конъюнктив, сыпь на маленьком язычке, увеличение печени и селезёнки, сыпь на коже, бред, ночная бессонница, быстрое худение, увеличенное удаление мочи, временная потеря сознания, чрезмерная чувствительность кожи, сильное ослабление всех мышц, открытие рта, неполный паралич языка, серьёзное понижение давления крови. Всё это заставляет того, кто ухаживает за больным, обратиться за помощью, которую можно найти, прежде всего, в больнице. Похоже, дело выглядит в случае брюшного тифа, для которого характерны: повышенная температура, истощение, боли живота, розовая сыпь на коже, грудной клетке и эпигастральной области, увеличение печени, селезёнки, лимфатических узлов, спутанность, конъюнктив, относительная брадикардия. Итак, если бы Гаяна действительно болела, например, тифом, то, во-первых, факт эпидемии был бы, наверное, отмечен в истории эпидемии, какие имели место в Москве в 1936 году, во-вторых, из-за эпидемии люди умирали бы массово, что, следовательно, нашло бы формальный след в кладбищенских книгах, регистрирующих ведь причину смерти, в-третьих, факт госпитализации Гаяны в одной из московских больниц должен найти подтверждение в больничных книгах того периода, и в-четвёртых — смерть из-за тифа нельзя назвать внезапной.

Учитывая вышесказанное, перед филологом-следователем вырастают вновь очень трудные задачи, связанные с преодолением главным образом формальных ограничений и равнодушия людей, ибо государственные учреждения в России не всегда охотно идут на сотрудничество, не только с иностранцами, и относительно редко служат бескорыстной существенной помощью в пользу науки. Поэтому считаю, что установление основных фактов, как например тот, в которой из московских больниц и в какой период пребывала старшая дочь Матери Марии в связи с настоящим или мнимым тифом, не кажется делом лёгким. Нелегко будет также добраться до больничной документации за июль 1936 года, если она вообще сохранилась, но это возможно. Нелёгким может также оказаться очередная задача, заключающаяся в установлении соответствующего территориально учреждения гражданского состояния (ЗАГС), в котором выписали акт о смерти дочери Матери Марии и на основании которого муж (или сожитель) Гаяны мог оформить дела на Преображенском кладбище в Москве (ул. Преображенский вал, 17а). Ещё сложнее, наверно, будет добраться до книг того же учреждения за 1936 год, подтверждающих факт и дату смерти Гаяны, вместе с названием причины её смерти и личными данными гражданина, заявляющего о смерти жены (или сожительницы), т. е. Георгия Мелия.

О лице, представляющемся мужем Гаяны, и её замужестве мы также знаем очень мало. Из доступных материалов вытекает, что Гаяна вышла замуж в Москве в 1936 году за ревнивого советского студента, с которым она познакомилась ещё в Париже. Мы знаем его имя и фамилию: Георгий Мелия, называемый Гаяной — Жоржем. Здесь рождаются очередные проблемы для филолога-следователя, заключающиеся, например, в необхо-димости: 1. установления личных данных и происхождения Георгия Мелия (грузин?), даты его дня рождения и смерти, его профессии, 2. просмотра его биографии до момента мнимой или действительной женитьбы на Гаяне Кузьминой-Караваевой и после её смерти, 3. описания места и даты заключения брака и т. п. Я не в силах это ещё доказать, но мне кажется, что Георгий Мелия мог быть тайным сотрудником НКВД, подставленным сталинской полицией для наблюдения за русскими эмигрантами, прежде всего — за самой же Матерью Марией и её ближайшим окружением. Явные отношения с Гаяной — опирающиеся на настоящую или притворную любовь — могли создавать идеальную легенду для ведения спецопераций. Несомненно, факт принадлежности Георгия Мелия к НКВД решал бы много вопросов, в том случае и связанных с нехваткой данных о нём в то время, когда он вёл себя безопасно в характере промарксистского студента в Париже, и потом — после внезапной смерти своей жены (сожительницы) Гаяны, вплоть до, как кажется, необязательно естественной — смерти.

По доступным источникам мы знаем, что известие о смерти дочери Матери Марии пришло в Париж месяц спустя со смерти Гаяны и оно сильно поразило её (15). Известный эмиграционный критик, Константин Васильевич Мочульский (1892-1947), так излагает этот трагический момент словами самой матери: «Бессонными ночами я её видела и с ней говорила… всё было темно вокруг и только где-то вдали маленькая светлая точка. Теперь я знаю, что такое смерть» (16). Однако указание на месячный срок оказывается очередным примером небрежности источников, ибо достаточно взглянуть хотя бы на дату, поставленную под стихотворением номер 17 из Цикла о смерти Матери Марии, посвященном умершей Гаяне, чтобы убедиться, что о смерти дочери она должна была знать уже раньше, так как мучительное тематически произведение Не слепи меня, Боже, светом… датируется 23 августа 1936 года и находим в нём следующие строки, которые отчётливо указывают на адресата текста, т. е. мёртвую дочь:

[17]

Не слепи меня, Боже, светом,
Не терзай меня, Боже, страданьем.
Прикоснулась я этим летом
К тайникам Твоего мирозданья.
Средь зеленых, дождливых мест
Вдруг с небес уронил Ты крест.

Принимаю Твоей же силой
И кричу через силу: «Осанна!»
Есть бескрестная в мире могила,
Над могилою надпись: Гаяна.
Под землей моя милая дочь,
Над землей осиянная ночь.

Тяжелы Твои светлые длани,
Твою правду с трудом принимаю.
Крылья дай отошедшей Гаяне,
Чтоб лететь ей к небесному раю.
Мне же дай мое сердце смирять,
Чтоб Тебя и весь мир Твой принять. (17)

Не исключено, что именно знание сути тифов (брюшного, сыпного) и вызвало появление вскоре других версий, касающихся действительных обстоятельств и непосредственной причины смерти Гаяны. Достаточно спекулятивную мысль высказала, например, Анна Ахматова (1889-1966), которая с самого начала не верила в смерть Гаяны вследствие перенесённого якобы ею тифа (18). Мнение Ахматовой насчёт причины смерти старшей дочери Матери Марии имеет крепкое обоснование в автобиографии поэтессы, ибо Ахматова — сама переносившая неоднократно болезненные опыты из-за НКВД как мать непрерывно защищающая своего сына перед репрессиями советских властей — считала, что за внезапным уходом из мира сего Гаяны стоит политическая полиция, которая, как известно, с равнодушной жестокостью занималась уничтожением детей репрессированных большевистским государством лиц и ликвидацией потомков эмигрантов: Гаяна, как дочь Матери Марии-эмигрантки, целиком вписывалась в ликвидационный сценарий НКВД; достаточно упомянуть в этом месте о судьбе Ариадны, дочери Марины Цветаевой (1892-1941), преследуемой в сталинское время и реабилитированной только в 1955 г. после пятнадцати лет репрессии.

Есть ещё один важный и достоверный источник информации на тему смерти Гаяны, источник стыдливый, но полностью обосновывающий московскую мистификацию, какая, по всей вероятности, имела место, и целью которой было сохранить доброе имя Матери Марии, её семьи, мужа (сожителя) Гаяны и, спасая жизнь тому, кто был виноват в её смерти. Речь идёт о том, что Нина Берберова (1901-1993) в документально-биографическом романе о баронессе Марии Будберг, озаглавленной Железная женщина (1981) (19), указывает на неудачный аборт как непосредственную причину смерти старшей дочери Матери Марии. Берберова пишет:

Он [А.Н. Толстой — Г.О.] увозил крестницу с собой на теплоходе, из эмигрантского болота в счастливую страну Советов. В Париже девочка (ей было тогда лет восемнадцать) (20) погибает, она — коммунистка и хочет вернуться на родину, откуда ее вывезли ребенком. Ее мать теперь православная монахиня, а отец, давно разошедшийся с ее матерью, известный реакционер Кузьмин-Караваев, перешел в католичество и делает карьеру в Ватикане. «Давайте поможем Дочери монахини и кардинала, — сказал Толстой, смеясь. — В Париже она не знает, что с собой делать, и хочет домой». Локкарт, разумеется, тотчас обещал Толстому сделать все, что нужно. Это была Гаяна, дочь Е. Скобцовой (матери Марии) от первого брака. Через год она умерла от неудачного аборта (21).

Из слов Нины Берберовой не вытекает, однако, в каких условиях был сделан аборт. Возможно, что в больничных, а возможно, что в подпольных. Надо помнить, что 27 июня 1936 года вступило в силу подписанное Михаилом Калининым и Вячеславом Молотовым постановление Центрального Исполнительного комитета и Совета Народных комиссаров,
запрещающее проводить аборты (22), в связи с чем, Гаяна могла быть принуждена сделать операцию в условиях гинекологического подполья (23). Мы не в силах также выяснить сегодня однозначно вопрос о мотивировке такого решения, узнать о том, действовала ли она по собственной воле и в убеждении, что она поступает правильно, или она решилась на абортную процедуру под давлением со стороны мужа (а может, всё-таки — не мужа, а сожителя?). Не без значения в основу принятия Гаяной решения об искусственном прерывании беременности могли лечь соматические факторы будущей матери, реально угрожающие ее жизни и связанные с патологией беременности, о которых мы пока не знаем, а также трудная материальная ситуация, в какой могла найтись Гаяна в первые месяцы пребывания в Москве. Однако если мы бы имели дело с настоящей патологией беременности и реальной угрозой с её стороны для жизни женщины, а Гаяна в результате гинекологической помощи, предоставленной в больничных условиях, всё-таки, бы умерла, тогда, считаю, в акте о её смерти записали бы настоящую причину смерти, как, например, послеоперационные осложнения, а не брюшной тиф, ибо сомневаюсь в том, чтобы при сталинском терроре кто-нибудь из персонала больницы, ответственный за выставление актов о смерти, решил сфальсифицировать документ и подтвердить в нём неправду. Такой поступок мог ведь иметь очень печальные последствия.

Таким образом мы пришли к текстам и архивным документам, которые позволяют развеять важнейшие сомнения и пролить новый свет на это историческое уже дело. Начнём с приведения двух ссылок одного и того же произведения и того же автора. В ссылке 15 в книге отца Сергия Гаккеля (протоиерей Сергий Гаккель) Мать Мария мы находим следующие слова: «[…] Могила Гаяны находится на Преображенском кладбище в Москве. Муж Гаяны (советский гражданин) почти сразу поставил деревянный крест (с тех пор пропавший). Из Москвы он писал: «Вы, вероятно, знаете, что ставить крест разрешается, да если бы и не разрешалось, я бы все равно это сделал, если Вы бы об этом написали» (письмо к Матери Марии от 5.IX. 1936, архив)» (24). А в ссылке 22 в переводе этой книги, выполненном Генриком Папроцким, мы читаем: «[…] Grób Gajany znajduje się na cmentarzu Preobrażeńskim w Moskwie. Wbrew wszystkiemu mąż Gajany (obywatel radziecki) prawie zaraz postawił na grobie drewniany krzyż (póżniej zaginął). Z Moskwy pisał: «Pani na pewno wie, że wolno stawiać krzyże, ale gdyby nie pozwalano, to ja i tak bym postawił, gdyby Pani о to poprosiła» (list do Matki Marii z 5 września 1936 г., archiwum) (25).

Для филолога-следователя наибольшее значение имеет возможность ознакомления с упомянутым письмом Георгия Мелия от 5 сентября 1936 года, адресованного Матери Марии, прежде всего потому, чтобы узнать схему расположения могилы Гаяны на Преображенском кладбище в Москве в момент захоронения Гаяны в 1936 году. Следует знать, что в настоящее время в компьютерной базе Преображенского кладбища нет каких-либо данных на тему локализации могилы Гаяны, а это обозначает, что кроме записей в архивной кладбищенской книге за 1936 года мы не располагаем никакой достоверной информацией о первоначальном положении её могилы.

Итак, чем мы сегодня располагаем и что благодаря этому можно было выяснить в связи со смертью старшей дочери Матери Марии? Внимательный читатель успел, наверное, сориентироваться, что я многократно избегал того, чтобы привести фамилию Гаяны. Теперь я выясню, почему так делал. Если бы Гаяна была внебрачным ребёнком Елизаветы Кузьминой-Караваевй, могла ли бы она тогда носить фамилию отца Дмитрия Кузьмина-Караваева? Сомнительно, хотя абсолютно возможно, если надо было бы избежать громкого скандала и компрометации Дмитрия Кузьмина-Караваева, занимающего вместе с семьёй в обществе Петербурга достаточно высокую позицию, чтобы можно было позволить себе её потерять или ослабить.

Следующий вопрос: из записи в похоронной книге Преображенского кладбища, зафиксированной под номером 2750, вытекает, что дня 1 августа 1936 года захоронили не Гаяну Мелия, а Гаяну Кузьмину-Кораваеву (с ошибкой во второй части фамилии!). Это странно, ибо по отношению к вопросу о выборе фамилии при замужестве следовало бы, скорее всего, ожидать более традиционного решения, т. е. такого, согласно которому жена принимает фамилию мужа. Здесь случилось, однако, иначе, что можно объяснить двояко: или Гаяна, действительно, выходя замуж, осталась при своей девичьей фамилии, считая, что с ней она будет более распознаваемой среди бывшей московской аристократии, или это муж (сожитель?) постарался о том, чтобы его фамилия появлялась как можно реже рядом с Гаяной Кузьминой-Караваевой и он «позаботился» о соответствующих записях в книге похорон, что было бы рискованным шагом для обыкновенного гражданина, но необязательно рискованным для агента НКВД. Мелия не мог воспользоваться иной фамилией, чем своя только тогда, когда он в последней рубрике книги похорон должен был поставить подпись в соответствии с советским паспортом, то есть написать «Мелия». Но эта именно деталь указывала бы однозначно на тот факт, что они формально были супругами: в Москве ближайшую семью Гаяны, по крайней мере теоретически, создавал Георгий Мелия.

Как упоминает Ксения Кривошеина, «В декабре 2007 года, в Париж, приехала съёмочная группа программы «Культура»: В.Я. Эпштейн и М.М. Демуров. Их многосерийный фильм «Не будем проклинать изгнание» о русской эмиграции прошёл по всем телеканалам и завоевал приз «Тэффи». […] Виктор Яковлевич Эпштейн привёз мне найденный им редчайший документ — выписку из архива Преображенского кладбища г. Москвы, где нашла своё упокоение дочь матери Марии Гаяна. Из содержания выписки следует, что Гаяна Кузьмина-Караваева умерла 30 июля 1936 г., похоронена 1 августа 1936 г. […]» (26). Эта исследовательница даёт также ссылку к сайту с упомянутой выпиской из документации Преображенского кладбища в Москве (27). Данные, заключённые в этой выписке, абсолютно соответствуют моим соображениям на тему смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой.

Есть ещё несколько вопросов, которые не дают мне покоя, и они, как мне кажется, непосредственно связаны с Гаяной и её преждевременной смертью. Это, конечно, на сегодняшний день лишь гипотезы, которые стоило бы, пользуясь ближайшим случаем, проверить, если появится возможность доступа к архивам Матери Марии, а новые данные — опубликовать. То, на что я обратил особое внимание, относится к двум записям в Краткой летописи… Шустова, имеющим общий знаменатель — туберкулёз. В одной из таких записей, относящихся к осени 1935 года, мы читаем: «ММ вместе с о. М. Чертковым арендовала помещение Дома отдыха для выздоравливающих туберкулёзных больных в Нуази-ле-Гран. Торжественное открытие состоялось в мае 1936 г. […] В этом санатории в 1942 г. скончался поэт К. Бальмонт, а в 1962 г. — престарелая мать ММ С.Б. Пиленко» (28). Во второй же записи, от 19 марта 1936 года, мы находим следующие слова: «Этой датой помечено письмо Гаяны в Париж, в котором она сообщала о своей работе в архитектурной мастерской над проектом туберкулёзного санатория на Кавказе» (29).

Мне кажется, что выбор болезни, с которой решила бороться Мать Мария, не был случайным. Иных активных общественных болезней в то время нашлось бы в самом Париже и его окрестностях, наверное, ещё много, но внимание монахини было целенаправленным. Я предполагаю, что выбор «туберкулёзного опциона» предопределилось знанием Матерью Марией того факта, что её старшая дочь серьёзно болеет туберкулёзом, а состояние её здоровья вовсе из года в год не улучшалось. Я предполагаю также, что решающим аргументом в разговорах Матери Марии с Алексеем Толстым, аргументом, который решил о согласии на выезд Гаяны в Ленинград, была надежда русской монахини на то, что советские врачи спасут её первого ребёнка; не исключено, что и сам Толстой поддерживал у Матери Марии это обманчивое, на самом деле, предположение. Может быть, документация, касающаяся лечения Гаяны, находится ещё где-то в амбулаторных или больничных архивах Парижа. Может быть, эта информация записана где-то в эмиграционной мемуаристике, к которой мне ещё не удалось добраться. О своей болезни хорошо знала также, наверное, сама Гаяна, ибо продвинутая стадия туберкулёза сопровождается отхаркиванием кровью. Может быть, именно поэтому, будучи в Москве, она и интересовалась живо планами построения противотуберкулёзного санатория на Кавказе, в горах, и она питалась надеждой на пребывание в нём, т. е. в условиях, которые могли бы продлить её жизнь. А может быть, она выбрала Кавказ, учитывая грузинское происхождение своего мужа?

Очередной вопрос касается психического состояния Гаяны. Я предполагаю, что оно не было лучшим из-за войны миров, какая могла проходить в её уме по причине столкновения друг с другом крайне противоположных опционов: сильно духовного, христианского окружения, которым руководила Мать Мария, и коммунистических идей, очень в то время активных также среди промарксистской русской молодёжи, то есть среди дорастающих и совершеннолетних уже ребят эмигрантов первой волны. Нельзя устранить из поля наблюдений и психического состояния Гаяны, связанного с её первыми интимными опытами, удачными и неудачными союзами и их разными потенциально последствиями; нельзя также забыть о женском сознании, о том, что она была внебрачным ребёнком. Я сомневаюсь в том, чтобы Мать Мария не сказала Гаяне, кто является её биологическим отцом — это существенный вопрос искренности, без решения которого трудно было бы говорить о честных отношениях между матерью и дочерью. Из доступных материалов известно, что в Москве с самого начала Гаяну не ждало счастье: тяжёлая работа на заводе стахановкой, награждённая десятитомным собранием сочинений Сталина… Учитывая ту возможность, согласно которой с Гаяной всё время был рядом с ней заботливый муж, Георгий Мелия, поддерживающий жену в трудные для неё моменты — психическое состояние дочери Матери Марии могло бы улучшаться, но в ситуации — опять, напоминаю, это лишь гипотеза — только формального существования брака и того, что двое людей «разъехались» каждый в свою сторону почти сразу после расписки в ЗАГСе, оставленная сама себе Гаяна, страдающая притом прогрессирующим туберкулёзом, была вынуждена из-за жизненных трудностей регулярно терять здоровье; в крайнем случае — от отчаяния — она могла даже прямо сойти с ума.

Время подытожить наши наблюдения и привести основные выводы, к которым мы пришли благодаря проведённому «расследованию», и наметить ближайшую исследовательскую перспективу в связи с данным делом:

1. Гаяна Кузьмина-Караваева умерла в четверг 30 июля 1936 года, а не 30 августа 1936 года, и была захоронена на Преображенском кладбище в Москве в субботу 1 августа 1936 в аллее 10-20 (30).
2. В кладбищенской книге факт похорон Гаяны Кузьминой-Караваевой отмечен под номером 2750 от 1 августа 1936 г.
3. Причиной внезапной смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой был, судя по записи в кладбищенской книге, брюшной тиф. Не исключено, что так и было на самом деле, но можно, однако, обоснованно предполагать, что действительной причиной смерти молодой женщины не был брюшной тиф, а другая болезнь или определённые осложнения.
4. Выписку из Октябрьского ЗАГСа, номер 2937, в администрацию Преображенского кладбища доставил, по всей вероятности, некий Мелия, который считался мужем Гаяны Кузьминой-Караваевой.
5. Информация о том, что мужем Гаяны Кузьминой-Караваевой был Георгий Мелия, требует тщательной проверки в архивных документах. Надо выяснить, кем на самом деле был Георгий Мелия, в каких годах и чем он занимался, а также были ли у него явные или тайные контакты с НКВД (31).
6. Надо узнать, где находится письмо Георгия Мелия от 5 сентября 1936 г., направленное Матери Марии, чтобы ознакомиться со всеми подробностями, связанными со смертью и похоронами её старшей дочери.
7. Надо отыскать схему, приложенную Георгием Мелия, к письму от 5 сентября 1936 г. с целью проведения реконструкции локализации могилы и, может быть, очередной установки креста на Преображенском кладбище на том месте, где на самом деле была захоронена Гаяна Кузьмина-Караваева.
8. Надо установить, где находится архив Матери Марии и какие существуют возможности ознакомления с ним.
9. Надо проверить, правда ли, что архив Матери Марии сохранялся отцом Сергием Гаккелем и после его смерти он находится во владении его родственников.
10. Надо проверить, правда ли, что самые близкие родственники отца Сергия Гаккеля ограничивают в значительной степени исследователям жизни и творчества Матери Марии доступ к её архиву; если да, надо бы выяснить причины такого поведения наследников архива отца Сергия Гаккеля и Матери Марии.

Так примерно могла бы выглядеть работа филолога-следователя в ходе выяснения обстоятельств и причины смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой. Несомненно, по дороге будут появляться другие важные вопросы, которых решение, наверное, обогатит всё ещё скромную документацию о Матери Марии, о жизни её самых близких и о её творчестве, в котором нашла отражение трагическая судьба старшей её дочери. Ниже я помещаю фотографии, которые впервые показывают архивные записи в похоронной книге Преображенского кладбища. Они являются крепким доказательством в рассматриваемом деле и по некоторым вопросам ставят окончательную точку над «и».

Фот. 1. Общий вид на книгу захоронений Преображенского кладбища в Москве от 31 VII и 1 VIII 1936 г. Под номером 2750 данные о захоронении Гаяны Кузьминой-Караваевой. На этой странице только раз находится информация о брюшном тифе как причине смерти, в большинстве случаев причиной смерти была дизентерия. Автор: Гжегож Ойцевич. Источник: Книга захоронений Преображенского кладбища в Москве за 1936 г.

Фот. 2. Под номером 2750 записано первично: Кузьмина-Кораваева Галина. Потом имя Галина исправлено на очень редкое Гаяна. Видим возраст покойной (23 г.) и причину смерти в последней рубрике на этой странице: брюшной тиф. Автор: Гжегож Ойцевич. Источник: Книга захоронений Преображенского кладбища в Москве за 1936 г.

Фот. 3 а и 3 b. В последней рубрике на левой странице хорошо видна причина смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой: брюшной тиф. В первой рубрике на правой странице видим дату её смерти — 30 VII, после даты — номер выписки из ЗАГСа: 2937. Автор: Гжегож Ойцевич. Источник: Книга захоронений Преображенского кладбища в Москве за 1936 г.

Фот. 4. Название ЗАГСа, в котором выдали выписку о смерти Гаяны Кузьминой-Караваевой, после него — локализация могилы: 10-20 и подпись заявителя: Мелия. Автор: Гжегож Ойцевич. Источник: Книга захоронений Преображенского кладбища в Москве за 1936 г.

Фот. 5. Выписка из архивных документов ГУЛ «Ритуал» г. Москвы Видны ошибки в правильном написании фамилии: Короваева Источник: http://www.mere-marie.com/110.htm

* Д-р гум. н. Гжегож Ойцевич, проф. ВМУ Варминско-Мазурский университет в Ольштыне (Польша)

1. G. Ojcewicz, R. Włodarczyk, D. Zajdel, Zabójstwo Sergiusza Jesienina. Studium kryminalistyczno-historycznoliterackie, Szczytno 2009. См. также: G. Ojcewicz, R. Włodarczyk, Samobójstwo czy perfidne zabójstwo? Smierć Sergiusza Jesienina w świetle wspołczesnej wiedzy kryminalistycznej i historycznoliterackiej. Część 1, «Przegląd Policyjny» 2008, nr 4, s. 5-39; G. Ojcewicz, R. Włodarczyk, Samobójstwo czy perfidne zabójstwo? Śmierć Sergiusza Jesienina w świetle współczesnej wiedzy kryminalistycznej i historycznoliterackiej. Część 2, «Przegląd Policyjny» 2009, nr 1, s. 5-22.
2. См.: G. Ojcewicz, Wokół śmierci Sergiusza Jesienina, czyli Tekst poetycki jako żródlo wiedzy о przestępstwie, «Slavia Orientalis» 2008, nr 4, s. 463-483.
3. Мать Мария (Скобцова), Красота спасающая. Живопись. Графика. Вышивка, автор-составитель К. И. Кривошеина, Санкт-Петербург 2004, с. 94.
4. В то время Елизавета Кузьмина-Караваева проживала в Москве на Собачьей площадке, Дурновский переулок, д. 4, кв. 13. На современной карте города нет указанной площадки, нет также этого переулка, так как Собачья площадка была снесена в 1962 году при постройке улицы Новый Арбат. Эта площадка примыкала непосредственно на север от нынешнего дома № 17 на Новом Арбате между следующимии переулками: Серебряным, Большим Николопесковским, Малым Николопесковским, Борисоглебским, Кречетниковским и улицей Композиторской, бывшим Дурновским переулком.
5. Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, Равнина русская. Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма, составитель, автор вступительной статьи
   и примечаний А. Н. Шустов, Санкт-Петербург 2001, с. 636.
6. Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, Равнина русская…, с. 637.
7. См. коротенькое воспоминание о А. Н. Шустове, написанное Григорием Беневичем; http://benev. livejournal. com/483550.html [3 VIII 2012].
8. Мать Мария (Скобцова), Красота спасающая…, с. 36 и 94. Выделено мною — Г. О.
9. Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, Равнина русская…, с. 637. Выделено мною — Г. О.
10. Л. А. Можаева, Энциклопедический словарь. Мать Мария (1891-1945), http://www. antibr. ru/dictionary/ae_matmar_k. html [6 VIII 2012]. Выделено мною — Г. О.
11. См., нпр., Гаяна скончалась скоропостижно 30 августа 1936 г. Согласно укоренившейся версии, основанной, видимо, на слухах из Москвы, причиной смерти Гаяны считается тиф«. А.Н. Шустов, Е.Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты; http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy [2 VIII 2012]. Нет в этом месте добавочной информации, позволяющей установить, с какого типа тифом мы имеем дело: брюшным тифом, эпидемическим сыпным тифом, который вызывается вшами, или эндемическим сыпным тифом, источником которого являются крысы (блохи). Выделено мною — Г. О.
12. Мать Мария (Скобцова), Красота спасающая…, с. 105. Стоит заметить, что последнее предложение о неясной причине смерти Гаяны автор данной летописи пропустил в данной летописи, опубликованной на профессиональном сайте, посвященном Матери Марии. См.: А. Н. Шустов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты; http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy/ [2 VIII 2012]. Выделено мною — Г. О.
13. К. Кривошеина, Краткая биографическая справка; http://mere-marie. com/life/short-biographical-note [2 VIII 2012].
14. Каждая из этих болезней имеет свой код в Международной классификации болезней (ICD-10):[2 VIII2012]: брюшной тиф — А01, сыпной тиф — А75.0, дизентерия — АОЗ.
15. А. Н. Шустов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy/ [2 VIII 2012].
16. А. Н. Шустов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy/ [2 VIII 2012]. В Цикле о смерти Матери Марии мы найдём литературный документ данной трагедии. См. Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, Равнина русская…, с. 142-154. Я имею здесь в виду прежде всего стихотворение от 23 августа 1936 г. [17] Не слепи меня, Боже, светом… (с. 148-149) и [24] О, горлица моя, лети, лети же… (с. 151-152).
17. Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, [17] Не слепи меня, Боже, светом…, [в:] Е. Кузьмина-Караваева. Мать Мария, Равнина русская…, с. 148-149.
18. Анатолий Шустов добавляет в этом месте, что в 1936 г. в Москве не было эпидемии тифа. См. А. Н. Шустов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy/ [2 VIII 2012].
19. Н. Н. Берберова, Железная женщина. Биография, New York, 1981. Этот роман опубликовали в СССР впервые в 1989 г. в журнале «Дружба народов» (1989, № 8-12). См. также: Н. Н. Берберова, Железная женщина, Москва 1981, 1991.
20. Нина Берберова ошибается, ибо в 1935 г., т. е. при выезде из Парижа, Гаяне было 22 года,
    а не 18 лет. Примечание моё — Г. О.
21. Н. Н. Берберова, Железная женщина. Биография; http://royallib. ru/book/berberova_nina/geleznaya_genshchina. html [4 VIII 2012]. Выделено мною — Г. О.
22. См.: Постановление ЦИК СССР № 65 и СНК СССР № 1134 от 27 июня 1936 г. О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах, [в:] Постановления КПСС и Советского правительства об охране здоровья народа, Москва 1958, с. 264. См. также документ об отмене запрещения абортов: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 ноября 1955 г. Об отмене запрещения абортов, [в:] Постановления КПСС и Советского правительства об охране здоровья народа, Москва 1958, с. 333.
23. Алексей Варламов, который бездоказательно ссылается на Нину Берберову в том смысле, что приписывает ей то, чего в её книге нет — считает, что Гаяна умерла в результате неудачного подпольного аборта. Варламов пишет: «Она [Гаяна — Г. О] хотела жить, хотела быть счастливой, но в рассыпающемся доме Толстого едва ли это счастье ей светило. И уж конечно, никто не повез ее ни в Крым, ни на Кавказ. И тогда Гаяна помирилась со своим ревнивым Жоржем, вышла за него замуж, а меньше чем через год ее не стало. Но едва ли потому, что ее убило НКВД, как предполагала Ахматова. Нина Берберова написала в «Железной женщине», что Гаяна умерла от неудачного подпольного аборта, и в этом гораздо больше горькой правды. Аборты в Советском Союзе запретили делать в июне 1936 года. Гаяна умерла в августе. А во второй половине сентября мать Мария получила письмо от мужа Гаяны Георгия Мелия о кончине ее дочери и похоронах со схемой расположения могилы на Преображенском кладбище». А. Н. Варламов, Красный шут. Биографическое повествование об Алексее Толстом; http://lib. rus. ec/b/178463/read [3 VIII 2012]. Выделено мною — Г. О.
24. о. С. Гаккель, Мать Мария, 2-ое издание исправленное и дополненное, Paris 1992, с. 26. Стоит обратить внимание на факт получения этого письма Матерью Марией во второй половине сентября 1936 г., о чём пишет А. Н. Шустов в Краткой летописи… (с. 105).
25. S. Hackel, Matka Maria (1891-1945), przełożyl Henryk Paprocki, Białystok 2008, s. 25-26.
26. А. Н. Шустов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева (м. Мария) и Алексей Толстой: контакты http://mere-marie. com/life/kuzmina-karavaeva-i-aleksey-tolstoy/ [2 VIII 2012].
27. Вот эта ссылка: http://www. mere-marie. com/110.htm.
28. Мать Мария (Скобцова), Красота спасающая…, s. 105. Podkr. — G. O.
29. Tamże. Podkr. — G. O.
30. Надо помнить, что нумерация участков менялась и что современный 10 участок вовсе не обязательно должен являться 10 участком с 1936 г. Администрация Преображенского кладбища не была в состоянии на мою просьбу идентифицировать первичное расположение 10 участка и предполагала, что настоящий 23 участок и мог быть первично участком 10. Я исследовал в конце июля 2012 г. оба участка и обнаружил, что на нынешнем 10 участке находятся могилы с 1936 г. А это значит, что или номер этого участка не менялся, или в своё время вернулись к первичному обозначению участков. Этот вопрос требует дальнейшего исследования.
31. Доминик Десанти (1919-2011), авторша книги Встречи с матерью Марией. Неверующая о святой (перевод Т. Викторовой, Санкт-Петербург, 2011), вспоминает: «А с Гаяной мы подружились. Вместе бродили по городу, сидели в кондитерской, много говорили. Гаяна хотела вернуться в Россию, считала, что только там действительно сможет найти себя. Она познакомилась с молодым человеком, переводчиком при советском посольстве. Он предложил выйти за него замуж и уехать в Россию. В это же время группа советских писателей — среди них были Пастернак, Бабель, Алексей Толстой — приехали в Париж на антифашистский конгресс. Гаяна познакомилась с Алексеем Толстым, и он сказал: «Выходи замуж, а я тебя привезу как свою секретаршу». Он уговорил мать Марию отпустить Гаяну, и она уехала»; http://www. mitropolia-spb. ru/news/?id=19350 [16 VIII 2012]. Выделено мною — Г. О.). Не исключено, что этим переводчиком в советском посольстве и был Георгий Мелия.