Традиционное рождественское интервью патриарха Московского и всея Руси Кирилла вызвало в этом году широкий резонанс, не в последнюю очередь из-за затронутых в нем политических и общественных проблем. Высказать мнение по вопросу о роли Церкви в сегодняшних политических событиях портал «Интерфакс-Религия» попросил доктора политических наук, заведующую кафедрой сравнительной политологии МГИМО, президента Российской ассоциации политической науки Оксану Гаман-Голутвину.
— Оксана Викторовна, как бы Вы оценили рождественское интервью патриарха Кирилла и прозвучавшие в нем оценки политических и общественных проблем современной России?
-Это интервью было чрезвычайно значимым и символичным, поскольку ответило на целый ряд вопросов, и главный из них — о том, почему сегодня не складывается диалог власти и общества. Патриархом была диагностирована ключевая проблема, состоящая в отсутствии «слышимости». Не секрет, что у нас сложился своего рода негативный консенсус: общество имеет право все — даже предельно нелицеприятное для власти — говорить вслух, а у власти есть право общество не слышать. Патриарх обратился и к обществу, и к власти, призвав обе стороны слушать и слышать друг друга, превратить гласность в слышимость. Собственно, ключевая опасность для власти сегодня — перестать воспринимать сигналы общества. А главная опасность для общества — в который раз наступить на известные грабли, когда гражданские потрясения (лимит на которые очевидно исчерпан) не приводят к значимым позитивным переменам.
— Многие, тем не менее, восприняли это интервью как попытку занять одну из сторон…
— Это не так. Церковь занимает позицию Церкви. Церковь отделена от государства, она не может и не должна становиться на его позицию.
Думаю, что своим интервью предстоятель Русской церкви дал вполне внятный и объемный ответ на сегодняшние проблемы, причем ответ именно с позиций Церкви. Те, кто хотел слушать, услышали это послание, те же, кто ожидал от патриарха вовлечения в конфликт и выражения его позиции языком митинговых страстей, «шершавым языком плаката», остались не удовлетворены. Но им следовало бы обратиться в политический клуб, а не в Церковь, ведь Церковь — не политический, а социальный институт. И общество обращается в Церковь в том числе в поисках морального авторитета, не вовлеченного в политический конфликт, но способного служить посредником, способствуя примирению сторон.
Политические конфликты — важный, но далеко не единственный аспект социальных отношений, и сводить всю их обширную гамму исключительно к одному этому аспекту значило бы выхолащивать их многообразие. Хотя Аристотель и называл человека политическим животным, он ни в коем случае не подразумевал, что человек сводится исключительно к политической функции. Не стоит политизировать общество сверх меры, и уж тем более не стоит политизировать Церковь. В данном случае есть смысл следования исторической традиции, согласно которой Церковь выступала именно в качестве примирителя враждующих сторон. Я не думаю, что сегодня есть основания радикально эту позицию пересматривать.
Позиция патриарха вполне определенна: Церковь не должна стремиться быть вовлеченной в политические коллизии, это противоречит ее основному предназначению. Она призвана быть институтом, созидающим социальную ткань. Идея начала ХХ века по превращению церковного прихода в важный центр общественной жизни не удалась, но, может быть, ее удастся реализовать сегодня?
— Какова, на Ваш взгляд, роль Церкви в современной России?
— Согласно результатам социологических исследований, институт Церкви является одним из наиболее авторитетных — если не самым авторитетным — в современном российском обществе, поскольку, к большому сожалению, целый ряд иных, прежде всего политических институтов, вызывает общественное разочарование. И не случайно, что люди обращаются к Церкви в поисках ответов в том числе и на политические и злободневные социальные вопросы. Эти ответы они пытаются найти и в выступлениях патриарха.
Такая ситуация парадоксальна: несмотря на несколько десятилетий государственного атеизма и вопреки тому, что современные условия жизни мало способствуют возрождению религиозной веры, тем не менее, уровень религиозности в стране достаточно высок, хотя подчас эта религиозность носит формальный характер.
Не думаю, что можно говорить сегодня о клерикализации общества как о насаждении религии сверху. Общество само тянется к вере, и Церковь отвечает на этот запрос. Думаю, эта общественная потребность вызвана в том числе тем, что именно Церковь призвана предотвращать нарастание конфликтности в обществе, укреплять нравственные и, собственно, человеческие начала в человеке.
— Люди сегодня действительно пытаются обрести веру, но не секрет, что многие лишь именуют себя православными и в церковной жизни реально не участвуют.
— Действительно, СМИ обоснованно обращают внимание на то, что значительная часть верующих может быть названа таковыми скорее формально. Патриарх сожалеет, что в Церковь порой приходят, как в магазин. Однако я обратила бы внимание на феномен «оживших декораций», суть которого может быть передана с помощью метафоры Сомерсета Моэма, блестящего писателя и тонкого психолога: один из его героев, всеми силами стремившийся войти в высшее общество, буквально в каждом своем действии старался поступать «как джентльмен». В результате герой погибает, спасая кошку из горящего дома… Иначе говоря, усилия по обретению формального сходства изменили и внутренний мир. Нравственные усилия в любом случае меняют внутренний мир человека. Даже поверхностная и формальная вера — порой без знания церковных канонов — лучше, нежели безверие. Я бы предпочла иметь дело пусть даже с формально верующим человеком, нежели с неверующим по одной простой причине: верующий человек обладает определенными представлениями о границах добра и зла, которые не должно пересекать.
Слишком много стало людей, которым не ведомы границы дозволенного. Еще Достоевский обратил внимание на нерасторжимую связи веры и запрета: если все позволено, то нет Бога… В конце концов, в широком смысле культура есть не что иное, как система запретов. Поэтому человек, лишенный представления о запретах, — вне культуры.
Не стану утверждать, что система этического формирования человека связана исключительно со сферой религиозной веры. Вне всякого сомнения, существует и светская этика, но светскую этику сегодня выстраивать сложнее, поскольку наша жизнь, к сожалению, к тому мало располагает. Религиозный мир в большей степени открыт для тех, кто ищет систему нравственных ориентиров. Поэтому Церковь отвечает как на религиозную, так и на светскую потребность в этических ориентирах, и в этом мне видится еще одна грань миссии Церкви в нашем обществе.
— Каковой в системе отношений Церковь-общество Вам видится роль непосредственно патриарха?
— Патриарх Кирилл входит в тот крайне немногочисленный ряд людей, обладающих моральным авторитетом в обществе. Миссию духовного пастыря патриарх несет с большим достоинством. Думаю, что есть очень большой запрос в обществе на такого рода моральные авторитеты.
— Сегодня определенные изменения происходят и внутри Церкви: создаются новые епархии, организовано Межсоборное присутствие. Как Вы считаете, это действительно востребовано и необходимо?
— Мне представляется, что происходящие в Русской православной церкви процессы являются процессами тщательно выверенного и осмысленного развития — я бы сказала модернизации, если бы этот термин, к сожалению, не был бы захватан и избыточно перегружен смыслами.
Если Церковь видит свою миссию в том числе в изменении общества в соответствии с этическими идеалами, то и самой Церкви необходима внутренняя перенастройка — именно для того, чтобы эту миссию она могла осуществлять более эффективно. В этом я вижу смысл внутренней перенастройки Церкви.
