Он горел!
В советские годы, в середине 1980-х, когда и в самой смелой фантазии невозможно было себе представить, что вскоре один за другим будут открываться старые, а тем более строиться новые храмы, в село Алексино приезжали на службу верующие люди, сами пели, читали. Здесь шла уставная служба, даже кафизмы читались полностью, как в монастыре. Добираться туда было нелегко — час сорок пять на электричке с Белорусского вокзала до Партизанской, потом два с половиной километра полем до храма Покрова Божией Матери. Отец Василий Владышевский, настоятель храма, смотрел через окно в подзорную трубу — кто показaлcя там, вдалеке, в поле. Привозили в рюкзачках еду, готовили обед, собирались за длинным столом и, главное, отводили душу в общей православной беседе с батюшкой.
В этот храм приезжал и молодой московский врач-микропедиатр — специалист по первым дням жизни младенца, Алексей Грачев, работавший в московском родильном доме, и многие другие молодые люди, почти все ныне священники.
Как это и допускается по правилам нашей Церкви, Алексей в роддоме сам крестил детей, когда ребенок мог умереть, не дождавшись священника: чтобы не думать, не терять времени, всех мальчиков — Иванами, всех девочек Мариями.
«У меня, — говорил он, — много крестников — детей, которых я крестил в разные годы моей практики. Некоторых буквально в последнюю секунду, перед самым последним вздохом. У меня была с собой святая вода. Я почти каждой маме потом сказал, что ее ребенок крещен, с таким-то именем, она имеет возможность церковно молиться за него, поминать его в храме. Конечно, для матери это утешение. А некоторые даже не знают, что ребенок у них крещеный. Главное, Господь знает. Это милость Божья, что Господь сподобил их окрестить. Я чувствую, что это мне помогает в жизни, по молитвам этих детей Господь меня хранит. В этом тоже есть некий перст Божий. Может быть, благодаря их молитвам Господь и призвал меня в сан священства».
Алексей был рукоположен одним из первых, в Благовещение, которое в 1990 году совпало с Лазаревой субботой, и стал служить в храме Рождества Богородицы в Крылатском, где перед этим отец Василий Владышевский служил на паперти полуразрушенного храма первый молебен.
В конце этого же года мне предложили редактировать православный журнал «Русская семью». Я стал готовить номера и решил, что из номера в номер в нем будут публиковаться беседы врача-священника Алексия Грачева «Когда болеют дети ». Сказал ему о журнале, об этой идее, а он: «Поезжай в Лавру, к отцу Кириллу за благословением».
Научил меня, как, когда, куда войти, и я поехал. Страшно было, конечно. Во время всенощного бдения под зимний праздник Святителя Николая вхожу в крошечный алтарь Серафимовского придела в Трапезном храме, где исповедует отец Кирилл, стою ни жив ни мертв и думаю: «Я в Лавре, в алтаре… Выше — только Небо!» Отец Кирилл благословил меня.
Для первой беседы мы встретились с отцом Алексием 2 июля 1991 года — его семья была на даче, и он смог уделить мне время. И вот из расшифровки этой диктофонной записи я стал составлять беседы врача-священника.
Журнал тогда не получился. Вскоре после этой встречи все и распалось. Но остались от того благословения, от того собирания журнала две книги: «Когда болеют дети» и
«Не придуманные рассказы» Л.С. 3апариной, рукопись ее мне передали тогда же (прежде эти замечательные рассказы ходили только в православном самиздате). В тот год стала выходить газета «Русский Вестник» (в самую точку! радовались мы). Теперь еще выходит журнал «Русский дом», во многом с той же идеей, что и «Русская семья». Так что, может быть, и в это вложилось благословение Божие, данное тогда, в праздник Святителя Николая, в Троице Сергиевой Лавре отцом Кириллом.
После того как была смонтирована очередная беседа, которую из нас прямо-таки вытягивала тогдашняя сотрудница «Русского Вестника» Татьяна Кислицына, отцу Алексию нужно еще было найти время, чтобы вместе со мной окончательно ее отредактировать. У батюшки, мягко говоря, времени никогда не было, мы работали и после его вечерней службы, иногда он подвозил меня, чтобы я успел на последний поезд метро, а иногда я шел пешком оставшуюся часть пути среди ночи. У него был очень живой, всегда очень радостный, студенческий тонус, он и жил одно время с семьей у метро «Студенческая». Мы работали как два редактора: вместе искали слова, отец Алексий тоже правил текст, дописывал. Однажды какую-то беседу (кажется, пятую) взялся переписывать заново. Потом, после работы, чтобы немного отдохнуть, он сел за руль, и мы поехали на Москву-реку купаться (каждый раз, проезжая мимо этого места в Успенском, вспоминаю тот наш чудный бросок из города в яркое лето, в воду, на траву).
А Великим постом 1992 года, 4 апреля, была первая служба в Рождествено, близ разраставшегося Митина, в холодном храме Рождества Христова, куда отца Алексия назначили настоятелем. В алтарь принесли кованый семи свечник без лампад, вставили семь свечей. Отец Роман (Тамберг) говорил первую проповедь после Литургии.
Дома у отца Алексия то и дело звонил телефон. Если было что-то серьезное, он тут же полностью уходил в этот вопрос и ронял свое отрывистое: «Так… Так…» думая только о том, что нужно делать и как (делать или не делать — об этом речи не было). Постоянно давал советы родителям малышей.
Как-то по дороге в Алексино я держал диктофон, а он вел машину и наговаривал беседу на очередную тему. А когда меня рукоположили и я уехал в свой приход, мы и вовсе перестали видеться. И все-таки решили продолжать работу.
Когда Андрей Сушков, работавший тогда в «Русском Вестнике», предложил издать опубликованные в газете пять бесед в виде брошюры, мы удивились: да ведь это же только начало книги! Думали даже: издавать, не издавать?. у отца Алексия была идея — сделать «православного Спока». Он хотел дать все темы по порядку: беременность, роды, кормление… Мыслей, тем для бесед было очень много. Например, о том, как воспитывать и растить так называемых «тяжелых» детей, против родов в воде. Была и тема:
«Смерть в семье ». Она осталась в расшифровке тоже не смонтированной — мы говорили об этом во время самой первой нашей встречи, думалось: это еще не скоро, где-то в конце книги будет. Но получилось иначе…
Я считал, что не нужно ждать окончания всей работы для нового издания книги, она и так постоянно переиздается, а будем добавлять новые беседы по мере их готовности. И тогда мы подготовили одну беседу на тему: «Ребенок и пост». (Рабочее название ее было «Не умрут ли дети от поста?», чтобы успокоить взрослых, особенно бабушек.)
И наконец наша самая последняя встреча для работы над этой, шестой, беседой осенью 1997 года. Мы говорили с ним тогда о многом.
Когда он показывал мне свой храм в Рождествено, отопление с подводной лодки, которое он в нем установил, когда мы лазили с ним на колокольню, с которой открывалось все его приходское хозяйство, я думал: «Горит! Он горит!..» Как свеча.
И вот он провожает меня на машине до станции метро
«Тушинская» из своего храма Рождества Христова в Рождествено, я держу диктофон — записываю его последние добавления, вошедшие в шестую беседу, которая вышла уже после 4 мая 1998 года…
Когда его не стало, задумался: как мне теперь все доводить до конца? Ведь он всегда вносил в текст даже на последнем этапе что-то еще. Однажды спросил совета у старца Николая Гурьянова, и он благословил меня заканчивать книгу одному. Бог даст, смогу сделать это.
Ведь книга нужна! Все время вспоминаю на крестинах, на проповедях слова отца Алексия, — дай Бог это записать, издать.
Столько дел — такое удивительное время даровал нам Господь! — кажется, на три, на пять жизней… А жизнь такая короткая.
В день его отпевания, 7 мая, я передал полностью готовую, самую точную, самую полную рукопись книги «Когда болеют дети» наместнику Данилова монастыря, возглавлявшему отпевание (отец Алексий хотел, чтобы книга была опубликована именно там), и она вышла до сорокового дня.
Однажды отец Алексий рассказал: «На последней встрече ко мне подошла одна раба Божия и сказала, что благодаря нашей книге она оставила ребенка, не стала делать аборт». — «Да, — говорю, — может, этот младенец, этот человек потом замолвит словечко за нас, грешных». А он, улыбаясь: «Да, может, он будет тем Лазарем, который, омочив перст в воде, коснется нашего языка и остудит его».
А я еще подивился: как легко он говорит об этом, смеясь, — о наших будущих адских муках.
Дай Бог, не напрасна была эта легкость… Дай Бог, он миновал их, минует навеки! Дай Бог, чтобы ему там было весело и легко, как весело было его поющей душе с Богом, с детьми здесь, на земле.
Когда уйду навеки… Протоиерей Алексий Грачев / Архидиакон Роман (Тамберг): Книга воспоминаний / сост. В.Ю. Малягин. –М.: Издательство Даниловский благовестник, 2007. – 384с. Ил.
