Владыка, Курск, как и Дивеево, связан с именем прп. Серафима Саровского. Как батюшка Серафим продолжает свою жизнь в Курске в наши дни?
Можно сказать, что преподобный Серафим в Курске жил и живет до сих пор, потому, что это, конечно, самый почитаемый и любимый святой, и куряне гордятся своим знаменитым земляком. Каждый знает, что Сергиево-Казанский собор — это украшение Курска — построен родителями преподобного Серафима Саровского, и там было чудо, когда отрок Прохор, поднимаясь на строящийся собор вместе со своей матерью, упал и промыслом Божиим остался жив, цел и невредим. На месте его падения установлена сень. Известно, что дом Преподобного был недалеко от Казанского собора. Воскресенско-Ильинская церковь была приходским храмом семьи Мошниных. В ней крестили будущего преподобного Серафима, здесь он молился, его причащали. Несомненно молодой отрок Прохор ходил молиться в Троицкий монастырь. Современный Курск богат приметами того времени. Это был богомольный купеческий город, и та обстановка XVIII века, то благочестие, те святыни, которые окружали юного Прохора Мошнина, сформировали, конечно, его характер и побудили служить Единому Богу.
Куряне называют себя земляками преподобного Серафима Саровского. Но вопрос в том, как мы соответствуем такому великому святому и подвижнику, какова наша жизнь. Мне хочется, чтобы как можно больше людей, особенно в моей епархии, были знакомы с жизнью, наставлениями и деяниями великого подвижника Божия. Я помню, когда сам прочитал в первый раз «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», был просто потрясен и несколько дней ходил под воздействием этой книги. Мне захотелось поехать в Дивеево, пройти по этой земле, постоять там, где прошла Божия Матерь и подвизались матушка Александра и те святые сестры-подвижницы, которые зарождали эту святую великую обитель.
У Батюшки была пламенная вера. Вот сейчас 75 % россиян называют себя православными. В чем разница между верующими и верными?
Очень хорошо, что большинство наших соотечественников называют себя православными. Но спроси каждого второго: «Когда ты исповедался, регулярно ли причащаешься и посещаешь храм, читаешь ли ты утренние и вечерние молитвы, читаешь ли ты Евангелие и вообще когда-нибудь читал ли его?» И очень многие скажут: «Нет». Или еще скажут, что Бог у них в душе и им не нужно ходить в храм и читать Евангелие. Но ведь вера наша должна проявляться в нашей жизни в конкретных делах. От нас, священников, конечно, многое зависит: мы должны быть открыты людям и должны говорить и говорить людям о вере, тем более, что время сейчас такое благоприятное, нет никаких препятствий.
В Великую Субботу дворы наших тридцати храмов в городе Курске были переполнены. Десятки тысяч людей пришли освящать пасхальную снедь — яйца, куличи, пасху. А ведь многие не соблюдали пост. И некоторые из них не пришли потом на пасхальное богослужение. Или в Вербное воскресенье храмы тоже переполнены, многие приходят для того, чтобы освятить вербу. Это добрый обычай. Но ведь нужно приходить и в последующие дни — дни страданий Господних. А в Великий Четверг в храме немноголюдно. И в Великую Пятницу… А ведь идет Страстная седмица, в которой — самый смысл нашего спасения, нашего искупления. В дни, когда мы должны сострадать со Христом, где вы люди? Очнитесь, придите! Так что нам еще работать и работать и не утешать себя вот этими цифрами, потому что множество наших людей, считая себя православными, лишь исполняют обряды и очень редко ходят в храм. Духовной жизни нет, Евангелие не читают, в жизни своей поступают далеко не по-христиански.
Святитель Иоанн Златоуст говорит в своем пасхальном послании: постившиеся и не постившиеся, приходите праздновать Пасху…
Радость пасхальной ночи объемлет всех. Все призываются к этой радости, ведь Господь всех нас жалеет, всех милует, всех ждет, всех призывает к Себе. И на Пасху мы видим, что многие и не постившиеся приходят и стоят в храме. Хочется, конечно, чтобы эта Пасха стала для них началом новой жизни, чтобы они потом стали и поститься, и исповедоваться и постепенно воцерковлялись. Хочется, чтобы они узнали, какое это сокровище, какое это большое богатство — наша православная вера.
А что меняется в жизни человека, если он живет верой?
Меняется прежде всего отношение к самой жизни. Появляется высший смысл нашего существование, понимание того, что жить — это не только есть и пить, думая только о насущном. Верующий человек чувствует, что он не один на этом свете, что есть Господь, очи Которого призирают на все дела человеческие, и все наши мысли, все наши поступки открыты перед Богом. Для человека открывается прекрасный мир веры. Те, кто не познали этот мир, — это обедненные люди. Как глухой человек не слышит звуков или как слепой не видит света и красоты этого мира, так и человек, который не имеет веры, лишен очень многого.
Царь Давид говорит: «Оживи нас, и мы будем призывать имя Твое». Как оживить человека?
Господь всех призывает, Его всеблагой промысел действует относительно каждого человека. Но отклик человека зависит от чистоты его сердца, от того, насколько сознание его подготовлено. Ведь есть люди, которые живут рядом с храмом, а в храм не приходят. Вот у вас в Дивееве рядом с монастырем живут люди, слышат колокольный звон, а от веры далеки. Я спросил как-то одну бабушку, которая сидела на лавочке у своего дома: «А вы в монастыре были?» — «Заходила раза два. Да жарко очень там, в храме». И так многие люди… Как их оживить? Казалось бы, храм рядом — приходи. Но будто враг заложил им уши, повязку наложил на глаза и на ноги какие-то путы железные. Мы, верующие люди, должны говорить им ненавязчиво о вере, должны быть проповедниками. Доброе слово — это очень важно. Не слушают? Тогда должны о них молиться.
У меня всегда душа болит, когда вижу людей, далеких от веры. Вот еду на службу в Страстную Пятницу и вижу: люди идут кто куда… Хочется закричать: «Идите в храм Божий! Сейчас будет вынос Плащаницы. Сегодня великий день. Сегодня Господь за нас пострадал и умер. Остановитесь хотя бы на час-два. Прекратите свою суету. Задумайтесь!» Придешь в храм — сто-двести человек стоит. Печально…
Почему сейчас так много недовольных людей?
Свойство человека, наверное, такое, что нам хочется, чтобы было все сразу и было нам хорошо. Но так не бывает.
Восемьдесят лет мы были как в плену. Как говорила покойная матушка Маргарита: «Да мы же в плену были у советской власти». Целое поколение искалечено безбожием. Сформировался новый тип человека — человека бессовестного, который может запросто переступить через все нравственные запреты, для которого заповеди Божии ничего не значат, хотя он и считает себя православным, и раз в году приходит в храм, чтобы поставить свечку.
Люди недовольны властью, недовольны близкими и далекими. А что ты сам сделал для людей хорошего? Что сделал для того, чтобы жизнь в нашем обществе изменилась в лучшую сторону? Что ты сделал для России, для нашего государства, ведь не только власть должна, мы ведь тоже граждане России. Недавно у нас было пасхальное собрание — встреча с приемными семьями. Это замечательные люди, которые забирают детей из интернатов. И таких семей становится все больше и больше. Это хорошая тенденция. Если мы хотим, чтобы изменилась наша жизнь, каждый из нас должен сделать какие-то поступки по-Божьи, какое-то доброе дело. Вот взяли ребенка, воспитали его добрым, порядочным человеком, христианином к тому же, — изменится жизнь в нашем обществе? Несомненно, изменится. То есть добра должно быть больше. А не просто нытье. Необходимо начать с себя. Не ворчать и не роптать.
Вы ведь наш земляк, арзамасец, и знали тех дивеевских стариц, которые доживали век в этих местах? Расскажите о них.
Довольно многих знал. В Арзамасе доживали свой век матушки Дивеевского монастыря, арзамасских — Никольского и Алексеевского, и много было из Серафимо-Понетаевского во главе со схиигуменьей. Большинство прошли тюрьмы и ссылки. Помню время своего детства — идешь по улице: маленький домик, покосившийся, но чистенький — монашки, наверное, живут. Точно! И жили они по несколько человек. Ходили в храм в платках, поддерживая друг друга. Приятно было на них смотреть. Тогда в Воскресенском соборе они еще пели на клиросе, а клиросом управляла инокиня Алексеевского монастыря, ее называли «Дуня-бас». Она дожила до девяноста с лишним лет и видела, и слух был у нее идеальный, и голос сохранила до последних своих дней. Я посещал, конечно, матушек, которые жили в Дивееве, матушку Маргариту Лахтионову. Много-много раз у нее был. Матушку Серафиму Малыгину в селе Суворово знал. Она поступила в монастырь еще в 90-х годах XIX века. Ее родная тетка, тоже монахиня Серафима, была начальницей живописной мастерской, она удостоилась за свои работы, за прекрасную организацию живописного дела получить наперсный крест из Кабинета Его Величества. Но стеснялась эту награду носить, очень редко крест надевала. Матушка Серафима Малыгина еще девочкой поступила в монастырский приют, она застала еще тех матушек, которые помнили преподобного Серафима Саровского. Рассказывала: бежим веселые, радостные из храма, старенькая матушка идет: «Девчонки, идите сюда, где были?» — «За литургией в храме». — «А слезинку пролили?» — «Нет, о чем нам плакать?» — «Как о чем? О грехах…» Да, была такая обстановка замечательная в обители; дружная, большая была семья. Матушка говорила, что в монастыре они были, как в раю. Ее домой в Суворово к родителям чуть ни силком прогоняли: «Иди навести родителей». «Приду, — говорит, — они рады: посиди с нами. Посижу немного — и мне уже скучно и тошно, мне уже хочется в Дивеево». Она умерла в 88-м году, немножко не дожив до открытия монастыря. Ей было почти 94 года. Говорила: «Редко какое утро я просыпаюсь без слез. Снится Дивеево — и я в слезах просыпаюсь». Матушка вычитывала все правило, все богослужения, так и сидела в книгах. Все они были молитвенницы, все были смиренные, все были скромные. Я тогда служил во Владимирской епархии, отслужу у себя неделю и несколько дней выбирал, чтобы приехать сюда и их исповедовать, причастить, пособоровать. Они все были праведной жизни. Все были страдалицы, безропотно несли свой крест. Ни от одной я не слышал укоризны или обиды на кого-то, всегда мирное, радостное и спокойное настроение духа. И еще что мне казалось очень важным, у них внутренняя культура была. Матушка Серафима — простая крестьянка, а даже чай разливала, подавала деликатно, с особой культурой. В монастыре их так воспитывали. Обращали внимание на все, даже за походкой следили. Если идешь, размахивая руками, та же матушка старая подойдет, сделает замечание. Не заканчивая гимназий, они получали духовное образование. Они были благородными в высшей степени.
А как вы объясните такое обетование Матери Божией, данное Ею первоначальнице матушке Александре, что здесь будет обитель, равной которой не было, нет и не будет на земле?
Это великие слова. Я молодым человеком часто приезжал в Дивеево. Милиция тогда гонялась за богомольцами. Зайду в храмы, подойду к березке, тайно перекрещусь на месте, где были могилки. С оглядкой идешь к матушке Маргарите, потому что не хотелось, чтобы и у нее были какие-то неприятности. И приходилось слышать, матушки говорили, что обитель должна возродиться. Тогда в это не верилось. Ведь, казалось, был несокрушимый этот советский железобетонный строй. А когда увидел своими глазами, как монастырь возрождается, понял, что для Бога возможно все. Это настоящее чудо. Я был потрясен, когда обстроили приделами Казанский храм, вспомнил пророчество преподобного Серафима. Все сбывается! Конечно, это великий монастырь. По своим строениям. По числу насельниц — подвижниц и тружениц. И по своему духовному значению, которое мы еще не до конца можем понять. Но уже сейчас Дивеевский монастырь, как горящая свеча, горит на свещнице Церкви, молитвами и подвигами сколько людей просвещает. Сила, и слава Дивеева, наверное, в полной мере еще откроется в будущем.