— Ваше Святейшество, какие события этого десятилетия вам больше всего запомнились в жизни Русской православной церкви?
— Событий было очень много… Эти десять лет были наполнены очень значительными изменениями в жизни нашей Церкви. Но, когда я говорю о жизни Церкви, я имею в виду и жизнь нашего народа. В конце концов, хорошо Церковь трудится или нет, все это отображается в тех или иных сторонах общественной, личной жизни людей.
Мы не ведем никаких социологических замеров и, более того, когда нас снабжают светской статистикой, мы достаточно критически к ней относимся. Но я могу сказать из своего личного опыта, достаточное количество людей как-то связано со мной, и через переписку, через общение…
Совершенно очевидно, что эти изменения не могут не влиять на все течение нашей жизни. Цель, которую ставило перед собой атеистическое отношение к Церкви, заключалась в том, чтобы превратить Церковь в гетто, загнать ее в узкие рамки — культурные, политические. Иногда это делалось при помощи силы, а иногда при помощи соответствующих законов и соответствующей практики отношения к церкви. И ведь этому были посвящены десятилетия.
И что же? Ничего не получилось. Сегодня никакого гетто нет. Это, конечно, наполняет душу радостью и сознанием того, что Бога победить невозможно. Церковь есть не что иное, как то место, где люди соприкасаются с вечностью, и поэтому никакие внешние обстоятельства не могут разрушить Церковь. Я в это не просто верю, я это знаю, в этом числе и по опыту своей жизни. Все-таки семь десятилетий — это срок.
— А будущее Русской православной церкви и ее место в мире вы каким видите?
— Место церкви в мире невозможно оценить в социологических категориях. Нельзя сказать, что будет больше или меньше верующих, что будет больше или меньше влияния на политику, на культуру, на общественную жизнь.
Вообще, если говорить о ходе человеческой истории, которая должна ведь завершиться не видимой победой церкви, а апокалиптической картиной, церковь всегда ведь идет несколько против течения. Основным течением современной жизни сегодня является жизнь в соответствиях с желаниями. Если еще грубее сказать — в соответствии с инстинктами. Эти факторы невероятно направляют личную жизнь людей, в том числе общественную жизнь людей. Мы говорим о росте потребительской психологии и негативных сторонах общественной жизни, но все это проистекает от внутренней жизни человека. То, что происходит внутри человека, все как бы перекладывается на общественные отношения.
— Говоря о трудностях, то, что произошло в последнее время в мировом православии в связи с действиями Константинополя на Украине, — это раскол, и точка невозврата уже пройдена, или это некий кризис, и все еще можно исправить? Тогда как и в какие сроки?
— Точка невозврата — это небытие. У каждого из нас будет такая точка невозврата, когда закончится наша физическая жизнь. Пока мы живем, пока церковь живет, никакой точки невозврата не должно существовать, и я уверен, что и не будет существовать. А вот вы употребили слово «кризис», это правильное слово. Это греческое слово, и его значение в переводе на русский означает «суд». Мы забываем об этом значении слова «кризис». И в этом смысле происходит суд Божий над всеми нами. В первую очередь над теми, кто инициировал такого рода кризисы.
Со всеми этими жизненными обстоятельствами, как говорится, нельзя шутить. Нельзя создавать расколы, нельзя идти против воли Божией. Нельзя, проповедуя одно и призывая людей к одному, практически делать противоположное. Но если это происходит в силу личной греховности человека, даже лучше сказать, в силу слабости человека, что устремляется к одним идеалам, а на практике получается совсем другое, то это как бы личная проблема. Но если церковная организация декларирует одни идеалы и ценности, если священники обращаются к своей пастве и учат об одном, а организация начинает действовать совершенно в другой системе ценностей — то, что сейчас происходит с расколом на Украине, — то это означает, что нет благодати в такой церковной организации.
Может слово Божие и правда Божия распространяться при помощи насилия, обмана, при помощи опоры на политические силы? Может ли воля Божия распространяться при помощи той или иной политической партии? Да никогда. Не нужно быть никаким провидцем, нужно просто повнимательнее посмотреть на то, что с нами происходит. И сразу будет ясно, на чьей стороне правда и где Господь. Дай Бог, чтобы наша Церковь, хотя и Вселенская тоже, никогда бы не сошла с этого пути, который Господь указал. Чтобы никакие соблазны не подвигали нас к тому, чтобы мы делали ошибки, могущие пагубно отразиться на деле человеческого спасения.
— Вы ранее часто бывали на Украине, вас очень тепло принимали. Потом в силу политических обстоятельств такие поездки стали невозможны. Если бы у вас появилась возможность обратиться к жителям этой страны, к православным верующим в связи с последними событиями в церковной жизни Украины, то что бы вы сказали?
— Я надеюсь на то, что Господь сподобит меня еще на то, чтобы посетить Украину. Политическая и ситуация, и конъюнктура — это такие скоропреходящие явления. Сегодня — одни политические силы, потом другие… У меня сохраняется надежда, что я смогу помолиться в Киево-Печерской лавре, встретиться со своим верующим народом, с епископатом Украинской церкви, который сегодня героически отстаивает каноническое православие.
А что касается слов, то у апостола Павла в послании к Фессалоникийцам есть очень хорошие слова: «Стойте, братья, и держите предания. Им же научитесь словом и посланием нашим». Что такое «держать предания»? «Предания» — это символ кафолической веры, то есть той веры, которую исповедует Церковь. Вот твердо держитесь этой веры, не поддавайтесь никаким соблазнам.
Слова патриарха основываются в том числе на соборной позиции Церкви, на соборном волеизлиянии. Поэтому слушать голос Церкви сейчас самое важное верующему народу на Украине. И этот голос замечательно звучит из уст блаженнейшего митрополита Онуфрия, епископата нашей Церкви. Надо жить в соответствии с тем, к чему призывает Церковь, тогда никакие перипетии политические не будут сбивать людей с их жизненного курса.
— Русскую православную церковь нередко обвиняют в соглашательстве с властью, в нежелании поднимать в публичном пространстве важные темы, волнующие общество. Как, по-вашему, обходите острые углы?
— Я думаю, что эти обвинения проистекают от людей, которые желают видеть в Церкви так или иначе политически ориентированную организацию. Что значит критика власти? Критика власти — это не что иное, как действия, имеющие определенные политические цели. Когда оппозиция критикует власть — это ясно. Оппозиция хочет показать народу, что нынешняя власть — это плохо, а оппозиция, которая ее критикует, — это хорошо. И вывод простой: голосуйте, поддерживайте оппозицию.
Но Церковь не может занять такую жизненную линию, она не может таким образом взаимодействовать с властью. Но при всем этом Церковь ни в коем случае не должна молчать, когда в стране, в обществе, в народе происходит нечто, что с церковной точки зрения может нанести большой ущерб. И в этом смысле Церковь не молчит. И в плане продвижения такой точки зрения Церковь никогда себя не ограничивала.
Я приведу конкретные примеры. Наша позиция по абортам, она же всем хорошо известна. Я и в Государственной думе об этом говорил. Публично, всегда, если заходит речь на эту тему, я подчеркиваю важность преодоления этого, я бы сказал, духовного недуга в нашем обществе.
Говоря так, я же сознаю, что очень большое количество людей, может быть, даже принципиально со мной и согласны, а по жизни совсем не согласны. Ну и что? Это должно заставить меня замолчать? Значит, тогда я отступлюсь от самого главного — я перестану людям нести Божью правду. А может быть, кого-то и достигнут мои слова, и какие-то младенцы появятся на свет. Это уже будет великим для меня счастьем. Такого рода позиция патриарха — она ведь не соответствует государственной политике, даже, может быть, мнению социологического большинства, но это не означает, что патриарх и Церковь должны от этого отказаться.
От нас, конечно, не следует ждать отстаивания какой-то политической программы или поддержки каких-то политических сил, проправительственных или оппозиционных. Что такое партия? Это «часть». Собственно говоря, партийная система — это превращение общества в различные части, имеющие разную политическую ориентацию. Многие считают, что это хорошо, правильно, что это соответствует многообразию человеческого выбора. Я не буду давать свою собственную характеристику, но я не сторонник партийного деления народа. Хотя это данность. И коль уж существует эта данность, пусть она и существует, но она не должна разделять наш народ. И самое главное — в таких вопросах, единогласие по которым является жизненно важным для нас.
— 25 января 2009 года члены Архиерейского собора Русской православной церкви избрали трех кандидатов на вдовствующий Московский Патриарший престол. Вы, Ваше Святейшество, получили большинство голосов. Оглядываясь назад, можете ли сказать, что все, о чем были чаяния в те дни, удалось выполнить?
— Честно говоря, у меня тогда не было никаких чаяний. Я уже неоднократно говорил и сейчас хочу сказать, что, став местоблюстителем (временно исполняющий обязанности патриарха — прим. ТАСС), я прекрасно отдавал отчет в том, что есть большой шанс, что меня выберут, но стопроцентной уверенности быть не могло. Естественно, что я в то время молился, но никогда, обращаясь к Господу, не просил его сделать меня патриархом. Ни разу.
Я просил, чтобы была явлена воля Божия и чтобы был избран тот, кто, может быть, по воле Божьей сейчас должен стать патриархом. Я сознавал уже в то время, что избрание патриархом — это великий крест. Я мог наблюдать жизнь патриархов, которые мне предшествовали. И патриарха Алексия I, хотя я в то время был еще совсем молодым человеком. И патриарха Пимена, и патриарха Алексия II.
Конечно, я не в полной мере тогда мог видеть все стороны патриаршей жизни, но было ясно совершенно, что патриарх несет тяжелый крест. Став патриархом, я в этом убедился. И покуда явилась на мне воля Божья и я был призван к этому служению, считаю долгом своим нести этот крест настолько, насколько позволяют мне мои духовные и физические силы.
— Число епархий Русской церкви практически удвоилось за время вашего патриаршества. Как это сказалось на жизни Церкви и верующих?
— Хороший очень вопрос. Потому что можно удваивать и утраивать — а какой результат? Мысль о необходимости создания новых епархий возникла, когда я летел на самолете из Якутска в Иркутск. Летишь чуть ли не три часа, за это время можно долететь из Москвы до центра Европы, а может и дальше. И вот я сам себя спросил: а что же там внизу? Под нами лес, но ведь наверняка и люди есть. Конечно, есть люди. И в Якутии, и в Иркутской области. Конечно, там не так много дорог, как в Европе, не так много народонаселения, но что такое дороги и население? Сегодня их нет, а завтра они появятся. Что-нибудь там откопают в земле и начнется бурное развитие этих регионов.
А что там с религиозной точки зрения? Ничего. Один архиерей в Якутске, второй — в Иркутске.
В результате мы столкнулись с большими проблемами в религиозном плане после того, как был БАМ построен и Православная церковь там не оказалась доминирующей духовной силой. Там возникли различные сектантские группы. Поэтому нельзя, ссылаясь на то, что здесь живет мало людей или неразвитая инфраструктура, не думать о церковной жизни.
И вот тогда возникла мысль: надо просто увеличивать количество епархий. А почему? Потому что Церковь устроена таким образом, потому что все осуществляется через инициативу правящего архиерея. Так построена Вселенская церковь. Господу было угодно, чтобы в основе церковной жизни были поставлены апостолы. А апостолы рукоположили епископов, вручив им всю полноту ответственности за церковную жизнь. И поэтому православная церковь не может развиваться без инициативы епископа, ничего не получится. Простой вывод: чем больше у нас епархий, тем больше епископата и дальше, тем епископат будет ближе к реальной жизни и к народу.
— Удалось ли эти идеи реализовать?
— Совсем недавно мне рассказали такой случай. Где-то в провинции, на Урале, один человек в автобусе увидел, что с ним едет владыка местный. Конечно, к нему подходят люди, подсаживаются, он с ними беседует. И этот человек мне говорит: «Только увидев эту картину, я понял ваш тезис, что «епископ должен быть ближе к народу». Никакого средостения (преграда, препятствие — прим. ТАСС).
Мог ли в этом районном автобусе оказаться правящий митрополит огромной епархии? Никогда в жизни. Он до районных-то центров добраться не мог, не то что там на автобусе где-то ехать. Поэтому задача, которую мы поставили, — епископ должен быть ближе к народу — будет означать, что он будет оказывать большее влияние на народ, а народ будет больше оказывать влияние на архиерея и способствовать к формированию у него правильного подхода к развитию церковной жизни. Вот, собственно говоря, вся и задумка. Надеюсь, что она сейчас осуществляется. Получая информацию с мест, знаю, что это, в общем-то, так.
— Ваше Святейшество, видите ли вы вызовы для подрастающего поколения, которому уделяете в годы своего служения так много внимания? Каковы они и собирается ли Церковь на них реагировать?
— Молодежь — это то, от чего все будет зависеть в будущем.
А молодость — это время, когда эти инстинкты в человеке работают очень сильно. И молодому человеку требуются очень большие волевые и интеллектуальные усилия, чтобы достигать поставленных в жизни целей, не спотыкаясь об эти самые инстинкты. И мы знаем, что очень многие не преодолевают этого барьера, сходят с дистанции: перестают учиться, начинают раньше такую самостоятельную жизнь, которую, может быть, следовало немножко отложить, для того чтобы дать развиться всем своим умственным, и духовным, и физическим, и материальным силам
Совершенно очевидно, что такой вызов есть и молодежь очень уязвима. Задача заключается в том, чтобы таким образом оказывать воспитательное воздействие на молодежь, чтобы они могли этот очень важный этап своей жизни, когда плотское начало начинает превалировать над духовным и интеллектуальным началом, пройти, сохраняя свою целостность и способность создавать семью, достигать целей, поставленных в жизни.
Работа с молодежью всегда сложная, но очень и очень важная, потому что от того, что происходит с молодым человеком, зависит, условно скажем, будущее страны. Поэтому я считаю, что работа с молодежью в рамках нашей церкви является сейчас несомненным для нас всех приоритетом. Я радуюсь тому, что епископат разделяет со мной эти взгляды.
— Сколько часов в ваших рабочих сутках, остается ли у вас время на чтение и театры?
— С книгами и с театром напряженка, но иногда я все-таки посещаю театр, особенно тогда, когда идут какие-то интересные премьеры. Я поддерживаю отношения с театральным сообществом, с некоторыми режиссерами, которые меня информируют, что в программе театра может быть какая-то интересная премьера. Но это бывает достаточно редко.
У меня на тумбочке, перед кроватью, лежит вот такая кипа книг. Это все то, что я обязательно должен прочитать, то, что входит в мой, так сказать, жизненный план. Но должен вам сказать, что чтение продвигается не так быстро, как мне бы хотелось, хотя каждый раз, отходя ко сну, я беру в руки книгу и читаю. Сколько страниц удается — по-разному, но чтение присутствует каждый день в моей жизни. Все остальное время занято чтением совершенно другим — это огромное количество документов, которые через меня проходят. И с этим, конечно, тоже нужно что-то делать. Я озадачиваю своих коллег, что нельзя, чтобы у патриарха большая часть времени проходила за работой с документами. Но сегодня это так. Но считаю необходимым оставлять какое-то пространство для такого интеллектуального и даже художественного чтения. Хотя очень-очень сужено это пространство, к сожалению.
